— Это никогда не кончится…

Преисполнившись сочувствия и беспокойства, Джильди отправился на поиски, попутно уверяя Хуана, что на суше ничего стрястись не могло. Марсель успел засечь мрачную ухмылочку Хуана, означавшую строго противоположное.

Пусть ищут, Алва никуда не провалится. Главное, не говорить ему этого лично — обязательно возьмёт и провалится чисто из принципа. Вытянув ноги и откровенно бездельничая, Валме любовался морем. Сапфировые волны, прозрачные брызги — красота! И бороздить ему это красоту, пока не придёт ответ из дома, а ответ из дома не застанет его ни в Лиссабоне, ни тем более в Кадисе.

Безумно хотелось что-то написать, но, как назло, многострадальная тетрадка, пережившая столь многое, осталась в комнате — ну, он на это надеялся. Комната — в трактире, трактир — в городе, а Марсель — в порту, и пусть весь мир подождёт. Мир ждать не стал, ему снова помешали.

— Тебя потеряли, — сообщил Марсель, не двигаясь с места.

— Какая прелесть, — довольно отозвался Рокэ. Что ж, было опрометчиво полагать, что он не найдёт места на широкой скамье, если он находит его на мачте. — Я всего лишь задержался.

— На полтора часа! Очень по-капитански. Кстати, мы же теперь знаем, на чём плывём?

— Это я мог сказать ещё вчера — «Сан-Матео». Седьмой галеон герцога Медина-Сидония, он же Алонсо…

— Я в вас не разбираюсь, — отшатнулся Марсель. — Герцог так герцог… То есть погоди, мы тебя не от короля ждали?!

— Не от короля, — туманно ответил Алва, ловя взгляд какой-то проходящей мимо испаночки, — так от королевы… какой-нибудь…

Испаночка хихикнула и помахала рукой, получив такой же умилительный жест в ответ.

— Я посмотрю, доны капитаны времени зря не теряют, — присвистнул виконт. Девушка была хороша и уже счастлива, ему определённо придётся поискать в другом квартале.

— В отличие от месье виконтов. Ты ничего не терял сегодня, кроме моей персоны?

— Есть такое, — пришлось признать, что тетрадку он не просто забыл, но и не видел. В последний раз она попадалась на глаза во время их стоянки в Аликанте — вполне возможно, многострадальная вещица исполнила тайное желание своего хозяина и осталась там жить. На веки вечные. Марсель не успел честно доложить о пропаже, так как забыто-потерянную тетрадочку вручили ему лично в руки. — Вот оно что! Спасибо… Ты её украл или нашёл? Впрочем, чего я спрашиваю, скорее нашёл.

— А может, и украл, — не согласился Рокэ и придвинулся, понизив голос до заговорщицкого шёпота: — Я же такой грешник.

Капитанские грехи стали последней каплей, а, просмеявшись, Марсель уже никого рядом не нашёл. С прибрежной полосы слышались знакомые голоса — командный состав корабля таки воссоединился, несмотря на страдания, тщетные поиски и прекрасных дам, как назло попадающихся по пути в порт. С нежностью погладив тетрадку по разбухшему корешку и поправляя выпадающие страницы, Валме подумал, сколько же всего она пережила! Они и тонули вместе, и горели… Здесь хранился заветный лист и старые письма, а ещё — треклятый недописанный сонет.

Что с ним делать — непонятно. Вдохновение приходило в самые неподходящие моменты, и каждый раз, открываю нужную страничку, Марсель обнаруживал нечто изящно недописанное, грациозно оборванное или интригующе брошенное. Остальные стихи так и пёрли, а этот всё как неродной.

Как страшно враз отринуть всё былое

И оказаться неизвестно где,

Отдать всю душу ветру и воде,

Забыть о постоянстве и покое.

Как радостно отринуть всё былое

И, потеряв, ещё раз обрести,

Шагать вперёд по новому пути

И знать, что старый ничего не стоил.

И воды бороздить на корабле,

И в шторм, и в штиль, и в бурю — не тонуть…

И наконец придумать что-нибудь. На этом месте видавшее виды стихотворение и кончалось, но в этот раз Марсель с удивлением обнаружил, что оно закончено. Чужим, однако очень знакомым почерком.

Держась друг друга в радости и в горе,

Почти что не скучая по земле.

Ведь стоит лишь отчалить в дальний путь —

И ничего не надо, кроме моря.

Усмехнувшись, виконт закрыл тетрадь и как можно надёжнее пихнул её за пазуху. Нам с тобой, родная, ещё плыть и плыть, ходить и ходить… Бороздить моря, дышать солёным ветром, рассекать сапфировые волны — и идти вперёд. Хорошо, когда есть, за кем.

***

— В течение двадцати лет Англия провоцировала нас на открытую борьбу. Папа Сикст Пятый неоднократно призывал нас, мои братья и сёстры, к спасению английских католиков, и верной рукой направлял нас на этот неравный, но справедливый бой. Мы терпели грабежи и погромы, терпели религиозную экспансию и непримиримую всепроникающую ересь, она заползала в чужие страны, души и сердца. Последней каплей терпения нашего стала казнь королевы-католички, Марии Стюарт, и нападения Фрэнсиса Дрейка, столь вероломные и нахальные, что для них не подобрать соответствующих слов. Испания — великая держава, так хватит терпеть, как нас дурачат и водят за нос, хватит озираться на давно забытый мир, когда на пороге война! Сто тридцать судов, две с половиной тысячи орудий, тридцать с половиной тысяч человек. Шесть самостоятельных эскадр образуют седьмую, сильнейшую, непобедимую. Наше войско разнообразно и сильно, наши корабли связаны не только сигналами и условными знаками, они не просто идут под одними парусами — они связаны верой и мощью, мощью и верой, — Филипп обвёл своих капитанов долгим, тяжёлым взглядом, и зычно произнёс: — Вперёд, Испанская Армада! За победой!