— Отец… — внезапно выдохнул парень благоговейным шепотом. Волшебника, казалось, слегка переклинило от манящей близости. Его рука — горячая до безумия — легла поверх чужой чуть колючей от щетины щеки, зрачки медленно, но верно заполонили и без того темную радужку, а улыбка превратилась в болезненно-нежный излом тонких губ. — Не отталкивай меня, — не просьба — глухой, но отчаянный приказ в стиле Поттеров.
Джеймс осторожно и крайне медленно огладил большим пальцем смуглую кожу, а затем осторожно, словно на пробу, мазнул сухими, чуть потрескавшимися от ветра губами, едва цепляя отцовские. Гарри под ним обомлел; первые мгновения он вообще не понимал, что только произошло. Казалось, будто в него запустили невербальным ступефаем. Чувства спутались, совесть вопила где-то глубоко внутри разъяренной гарпией, а уничтоженный крестраж, казалось, воскрес и ошарашенно присвистнул. Джеймс рвано выдохнул и снова притронулся к чужим губам, все также трепетно и боязненно, крепко зажмурившись, с мыслью, что его обязательно оттолкнут. В тоже мгновение к Гарри вернулись силы, руки нервно дрогнули на чужой пояснице, и он почувствовал, насколько сильно задрожал волшебник. Лишь в это мгновение он окончательно понял, как же сильно нервничало его дитя. С этим незамедлительно пришло осознание кое-чего другого… Господи, это же его сын! Его ребенок! Его кровь!.. Его. Целует. Джеймс! Самым логичным и правильным было бы сделать то, чего так умолял не совершать мальчишка, но в голове почему-то стоял какой-то неясный туман. Притяжение было слишком сильным. И бороться с ним, как оказалось, не могли оба. Его ладони скользили по Джеймсу мучительно медленно, неопределенно сжали бока, словно бы решая, как поступить, постепенно добрались до плеч и совсем мягко толкнули. Гарри видел с каким отчаянием в глазах отстранился юноша, как задрожали его губы…
— Ну, и кто тебя учил целоваться? — хрипло рассмеялся Гарри и одним резким движением подмял его под себя. Ситуация была критичной, нестабильной, пожалуй, даже опаснее, чем в военные годы, когда Гарри балансировал на краю лезвия, забавляясь играми с гаргульей-Лестрейндж. Он, Национальный герой, главный аврор с большим стажем, не знал, как поступить. Поступить правильно — неминуемо рухнуть в воображаемую, но вполне реальную пропасть, и потерять Джеймса. Поступить так, как требовали инстинкты, значит, перечеркнуть все моральное, что еще не сдохло в Гарри. Выбор был чертовски сложным. Вернее, его не было вообще…
Поттер впился в чужой рот собственническим поцелуем — горячий язык Гарри заискивающе провел между податливых губ, а затем скользнул внутрь, тут же уверенно переплетаясь с чужим языком. Он старался представить, что под ним сейчас Драко. И только он. Джеймс гортанно застонал, куда ниже, чем мог бы это сделать лорд Малфой, на автомате зарылся пальцами в любимые чернильно-черные волосы отца. Черт возьми! Он то мечтал об этом с самого первого раза, когда однажды увидел отца распластавшегося на простынях и сдавленно стонущего под колмедиком. Джеймс тогда пытался в очередной раз стащить у главы семьи палочку и, услышав шум в коридоре, судорожно спрятался в шкафу, потеснив местного боггарта, о чем, впрочем, позже успел десять раз пожалеть. (И дело явно было не в темной твари по соседству). Особенно когда с силой зажимал себе рот рукой от неуместных рыданий, смешанных с глухими стонами, и с остервенением толкался в сжатый на члене кулак. В тот ужасный день он мечтал проклясть крестного Альбуса «Авадой Кедаврой», но со временем постепенно привык глушить в себе мерзкую боль и глухую ревность, когда видел мистера Малфоя в обществе счастливого отца.
— И как давно? — шепотом, на грани парселтанга поинтересовался Гарри, ласково, почти по-отечески поглаживая Джеймса по щекам. Сердце у него билось, как сумасшедшее, дом на Гриммо едва ощутимо стенал от выбросов фамильной магии.
— Отпуск мистера Малфоя, — смущаясь, не ясно выдавил юноша и судорожно спрятал вспыхнувшее лицо в плече мужчины, нетвердыми руками прижимая его к себе еще ближе. Хотя, казалось бы, куда еще?.. Его эрекция тут же красноречиво уперлась в отцовское бедро, но он даже не подумал отпустить. Гарри в тайне мечтал получить еще одну «Аваду» в лоб. Кажется, в нем просыпалось блэковское безумие крестного и его родной бабки. — Отец… Я прошу тебя… Делай потом, что хочешь, хоть от рода отлучай, только не отпускай. Не сейчас, прошу…
— Не помню, чтобы баловался с амортенцией, — на полном серьезе сказал главный аврор, внимательно вглядываясь в затуманенные желанием глаза напротив. Это что, черт возьми, еще одно проклятье, как-то незаметно, само по себе свалившееся на весь род Поттеров? Сначала перерождение великого Темного Лорда и его верной сторонницы, надолго выбившее у него почву из-под ног, затем безумие Джинни, а теперь… инцест?! Серьезно?! И самое ужасное в этой ситуации — не реакция Джеймса. Нет… Его собственная. Она пугала, причем еще больше, чем перспектива быть убитым во сне «очнувшимся» Волдемортом. — Разве только ты?..
— Нет, я бы никогда, — честно признался волшебник; его руки все еще жили собственной жизнью, а голос, обычно задорный и громкий, неуверенно дрожал. — Наверное, это проклятие, да? — мягко озвучил его собственные опасения Джеймс с плохо скрываемой грустью. — Девочки не интересуются никем, кроме друг друга, а все мужчины-Поттеры поголовно влюблены в своего отца… Разве не безумие? — глухо рассмеялся молодой человек и позволил себе коротко черкануть губами по подбородку Гарри. Ведь больше такого случая, возможно, у него не будет. — Сначала мы с Альбусом наивно считали, что это извращенная форма нарциссизма такая. Селфцест в самом жутком его проявлении, так сказать. Мы… мы даже пробовали быть вместе, если можно так выразиться. Именно тогда до конца и поняли… — жестко ухмыльнулся юноша.
Гарри подозрительно молчал. Джеймс мог только догадываться, что в это время творилось в голове отца, ибо спросить напрямую он бы не решился никогда. Отказ мог обернуться для него полномасштабным коллапсом. Именно поэтому юноша какое-то время согревал своим теплым дыханием чужую шею, легко касался невесомыми, мягкими поцелуями, словно успокаивая дикого зверя. В какой-то момент он совершенно забылся, увлекся и осторожно прикусил грубоватую кожу, провел юрким языком влажную дорожку до самой ямочки под ухом, а потом легко подул — дразнить чувствительного мужчину всегда было до ужаса забавным. И плевать, что эта шалость обойдется ему в слишком высокую цену. Какое-то время Гарри действительно стойчески терпел все игривые нападки собственного сына, который явно сегодня не собирался отпускать свою жертву просто так, и пытался до конца осмыслить, что только что услышал. Все поцелуи и прикосновения Джеймса, казалось, отдавали физической болью; губы нещадно жгло после первого, пока еще робкого касания, на языке остался ощутимый привкус горечи.
— Отец, — почти жалобно выдохнул молодой человек и крепко зажмурился, — я люблю тебя, — дрожащая рука неуверенно легла поверх пылающей естественным жаром щеки во второй раз, огладила кончиками мозолистых пальцев и плавно скользнула к старому шраму, по памяти обводя его контуры. Джеймс снова потянулся за поцелуем и… резко распахнул глаза, бессмысленным взглядом упираясь в вычурный красный балдахин своей кровати. Как и ожидалось, одна проблема весьма красноречиво выделялась на общем фоне. Джеймс раздраженно заскрипел зубами и к своему стыду нырнул рукой в пижамные штаны. Он уже привык видеть этот чертов сон! Привык просыпаться вот так, с каменным стояком и очередным разочарованием на губах. Собственно, кончать в собственную ладонь с глухим: «Гарри» он тоже привык. И к мгновенно сбивающемуся дыханию… Боги, как бы он хотел в реальности называть его по имени, прижаться к сильному телу на правах собственника и… не быть сыном Гарри Поттера. Кем угодно, только не им…
И все, что он наговорил отцу во сне, — все, все, черт возьми, было правдой. Горькой истиной. Они действительно спали с Альбусом в Выручай-комнате, и как бы вульгарно это не звучало, всегда выстанывали имя из пяти букв. В унисон. Не заботясь о том, что это услышит партнер. Том и в правду тайком заглядывался на отца, еще толком не понимая, что именно гложет его; но братья то знали. Причем лучше, чем кто-либо. А девочки… Девочки позволяли друг другу только робкие касания и смущенные взгляды от семейных поцелуев в щечку. Джеймс справедливо полагал, что их прокляли. Всех разом. Как иначе было объяснить эту убийственную тягу друг к другу?.. А еще он научился ставить такие окклюментивные щиты, что даже покойный Дамблдор не смог бы их обойти.
