Должно быть, когда-то семья Поттеров все же была счастлива. Беллатриса с горечью подумала о том, как война перекроила их жизнь, достала из кармана документы и снова погрузилась в чтение. Вернее, честно пыталась. Информация ускользала от нее, осыпалась песком сквозь пальцы, а в голову настойчиво лезли воспоминания прошедшей недели, которая кардинально изменила все представление Трис об укладе магической Британии.
Семь дней назад
…Беллатриса тайком бежала из кухни в свою комнату, когда совершенно случайно застала в гостиной мило воркующих, как влюбленные голубки, Лили и Тедда. Девушка жеманно поджимала губы на каждое слово потенциального возлюбленного, наивно (совершенно по-дурацки, как казалось Трис) хлопала глазами и тесно жалась к его боку. Эдвард Люпин робко пристроил руку на талии ее старшей сестры и что-то заговорчески ей нашептывал на чуть покрасневшее от смущения ухо, сверкая своими лукавыми желтыми глазами. Трис глядела на все это без особо восторга, рука, которая столь по-собственнически лежала на чужом теле, казалась там не только не уместной, но и лишней. Беллатриса слышала, как что-то противно заскрипело в ушах, и только лишь через какое-то время поняла, — она сцепила зубы так сильно, что те едва ли не начали крошиться от убийственной ненависти, что окутала ее в свои смертельные объятия. Какое-то время Поттер в глухой злобе сжимала кулаки с такой силой, что длинные ногти больно впивались в ладони, оставляя темнеть ряд ровных полумесяцев, а затем просто прикрыла глаза и принялась считать до тысячи. «Эта девушка, — не моя сестра. Кто угодно, но не Лили, по крайней мере, не та Лили, которую я знаю. Давай же, Поттер, драккл тебя задери, возьми себя в руки!» — как мантру повторяла Беллатриса. Помогало, откровенно говоря, слабо. Сейчас ей как никогда нужен был Том с его извечной холодной усмешкой на губах и подчеркнутым равнодушием в карих глазах. Да, он бы наверняка смог в одно мгновение довести ее до точки кипения, а затем, терпеливо дождавшись, когда она в очередной раз разгромит комнату, небрежно сунул в руки любимый горький шоколад.
Сегодня Гриммо пустовал. Все заполошно готовились к предстоящему знаменательному событию, и лишь одна Беллатриса не разделяла радости предсвадебного безумия. Особенно теперь, незаметно ускользая из холла, как тень, печальный призрак, стертое воспоминание. Джинни отпросилась с работы пораньше, чтобы уладить все вопросы касаемо банкета, и упорхнула в вихре аппарации почти сразу после обеда. Северус и Джей тактично улизнули в маггловский Лондон под предлогом того, что обычные костюмы смотрятся куда более органично, чем серебряные мантии, которые им настойчиво предлагала мадам Малкин в Косом переулке, но Трис слишком хорошо знала этот прожигающий взгляд, которым женихи награждали друг друга еще с самого утра. Том пропадал где-то в семейной библиотеке в поисках зелья исчезновения, как минимум, судя по его резко побелевшему лицу, когда мать попыталась неловко привлечь сына к процессу.
— Трис! Долго будешь стоять в дверях? Давай, присоединяйся к нам, — высокий голос Лили внезапно разрезал напряженную тишину, словно нож — масло. Беллатриса медленно моргнула, неловко отступила на шаг назад, а затем и вовсе растерянно посмотрела на улыбающуюся сестру и чуть смущенного Тедда. Казалось, она напрочь забыла о существовании этой парочки и полностью погрузилась в свои мысли, не готовая возвращаться в реальный мир. Улыбка вышла кривой и нервной, Беллатриса и сама это чувствовала. Глаза судорожно вращались в орбитах в поисках предмета, за который можно было зацепиться, чтобы придумать себе хоть какое-то оправдание, — все, что угодно, — лишь бы не находиться в обществе этих двоих.
— Мне нужен камин, — наконец хрипло выдохнула волшебница и приобрела гордый и независимый, почти надменный вид. Судя по тому, как неуверенно переглянулись Лили и Тедд, они точно не поняли ее. — Мне нужен камин, — уже более твердо повторила Трис и мысленно возликовала: гениальная идея! — Хочу навестить Альбуса перед началом всего этого белого ужаса, — Поттер весьма натурально изобразила брезгливость, тем более, что притворяться особо и не пришлось. Хватило одного лишь взгляда на всю ту же парочку. — Боюсь, потом у меня просто не будет такой возможности.
— Ты забыла мантию, — насмешливо подсказал Люпин и чуть подался вперед. Его глаза оценивающе пробежались по фигуре Беллатрисы, облаченной в короткое платье, вязанное из черной шерсти, задержались на теплых гольфах до середины бедра и лишь только потом вернулись к окаменевшему лицу девушки. — В таком виде никто тебя не пустит в госпиталь, Триша, — с елейной улыбочкой пропел Тедд, а Трис неизменно почувствовала, как ледяная ярость застилает ей глаза.
«Как ты мерзок», — едва не выплюнула она прямо в лицо зажравшемуся полуоборотню, но вовремя прикусила себе язык. В своем мире она так бы и сделала, наплевав на собственную репутацию и мнение окружающих, она — реинкарнация Беллатрисы Лестрейндж, такая же безумная, а безумие порой приписывает некоторые… причуды. Девушка впилась изучающим взглядом в чужое лицо, скривила темные губы в кривой усмешке, а затем чуть сдвинула прямоугольную оправу очков себе на нос. Поймать чужой нахальный взгляд было несложно, а уж проехаться по абсолютно незащищенным мозгам оппонента легким, почти невесомым воздействием, тем более. Вот только никто не говорил, что это самое воздействие будет совсем уж безобидным. Трис с немым торжеством заметила, как нервно дернулся Эдвард, словно обжегшись, и крепко сжал чуть отросшие зубы.
— Спасибо, очень мило с твоей стороны, Тедди. Сейчас вернусь, — буквально прошипела Беллатриса и громко победоносно расхохоталась, когда пронзительно взвизгнула Лилз и отшатнулся в сторону Тедд, едва не свалившись с дивана. В свою комнату она летела, подгоняемая мрачным весельем и тихой песенкой на парселтанге, которую они сочинили когда-то давно вместе с отцом.
На душе стало на удивление легко и спокойно. Впервые за этот проклятый прошедший месяц Беллатрисе было плевать на чувства других людей, она наконец была самой собой, была той, кем является без всяких глупых навесок в виде тормозов. Дома бы ее никогда не осудили, а на весь остальной мир Поттерам всегда было плевать с Астрономической башни. Трис маленьким ураганчиком ворвалась в свой хаус, который по чистой случайности назвали комнатой, схватила первую попавшуюся под руки мантию и снова выскочила в коридор. Когда она показалась в холле во второй раз, он пустовал. Лишь мрачные портреты с семейного гобелена смотрели на нее с легкой укоризной во взгляде, все одинаково отстраненные и далекие от реальности. Даже ее собственный портрет с тяжелыми верхними веками имел вид официально подчеркнутой надменности. Беллатриса злорадно фыркнула в лицо собственной ветви, словно шальной ураган, схватила из небольшого чугунного горшка летучий порох и, пророкотав конечную точку маршрута, исчезла в всполохах малахитового огня.
Оказавшись в приемном покое Святого Мунго, девушка неловко вывалилась из приемного камина, от неожиданности не устояв на ногах, — слишком стремительным было перемещение. Нос и руки Трис были уже готовы торжественно поприветствовать паркетный пол, когда ее довольно-таки ловко, но весьма бесцеремонно схватили за капюшон мантии и поставили на ноги. Проходящий мимо санитар, тот самый, который помог волшебнице, слегка недовольно пробормотал Поттер что-то об аккуратности при использовании летучего пороха и почти мгновенно слился с общим потоком прибывших магов. Белла отряхнула одежду от осевшего на ней пороха, поправила растрепанный ворох волос на затылке, собранный в неаккуратную шишку, и весьма уверенно пошагала в сторону регистрации. Госпиталь совершенно не изменился с тех пор, когда девушка была здесь в предыдущий раз. Все такой же угрюмый и тяжелый для восприятия, с грязными стенами и отслоившейся в некоторых местах краской, Мунго нагонял на нее весьма понятное уныние. Она столько раз бывала здесь с отцом и мистером Малфоем, но так и не смогла привыкнуть к странной безысходности. Она была повсюду: обнимала сектора и палаты своими невидимыми руками, как мать свое любимое дитя, простирала длинные рукава платья в коридоры и незримо, но ощутимо наблюдала за каждым посетителем. Однако даже это не убавило уверенности Беллатрисы, — она должна поговорить с Альбусом! Обязана!
