– Это которая?

– Да та самая! Только не прикидывайся, что ты её забыл!..

– Ну и как она? – сказал, театрально вздохнув, близнец.

Валерка мне… мне… старался внушить, что она ему была безразлична! Забывая, наверное, что я – это тоже он.

– Брось играться! Тебе, дурила, она до сих пор нравится!.. – я вздохнул. – А она всё такая же… Хочет, как в первый раз, легко прийти. И будет уговаривать тебя встретиться.

– И что я должен буду сказать?

– Это уж ты сам решай. Подсказывать я тебе не буду… Впрочем, тебе интересно будет оценить её артистические данные.

Мы помолчали. И оба вспомнили Ленку. Какая она была ещё до того. Милая. По утрам счастливо улыбающаяся. Не умеющая совершенно готовить и убираться в квартире. И ушедшая потом к какому-то белому и пушистому Славику…

– Ты… это… – очнулся от воспоминаний первым мой двойник. – Время-то ещё есть?

Я поглядел на машинку. Оставалось ещё тридцать четыре секунды. Целая вечность!

– Немножко есть.

Я вспомнил, что сейчас попрошу у себя.

– Ты… сними очки. – сказал он. Я тут же снял. – И повернись!

Я прокрутился на месте. Потом подсказал:

– Теперь – ты!

И Валерка-второй, будто на подиуме, широко улыбаясь, сделал несколько шагов к окну, там повернулся и возвратился обратно.

– Слушай! А мы с тобой так похожи!.. И роста, вроде, одинакового! Ты не находишь? – выдал он.

– Ты окончательный и бесповоротный дубина! – сказал я сквозь смех.

Мне это снова было забавно. И мы, крепко хлопая друг друга по плечам, хохотали долго, до самого моего отбытия. Я даже не успел вдохнуть. Свет померк, меня качнуло и Валеркина тень передо мной, набирая ход, кинулась прямо сквозь меня. Но я ничего даже не почувствовал.

Большой красный и тусклый фонарь за окном всё ускоряясь и склоняясь ниже поплыл к противоположному углу оконного проёма. Какое-то облако стало сгущаться в комнате прямо передо мной. Когда я разглядел в облаке знакомые черты, снова стало светло. На меня глядел Димка.

– Ну как? – спросили мы друг друга одновременно.

И тоже засмеялись. Но быстро прекратили.

– Как радиометр? – спросил, ещё улыбаясь, Дима.

И я только сейчас заметил, что радиометр на руке издавал какие-то звуки. Тихие, потому что кричалка радиометра, вероятно, была с обратной стороны и прижата к руке. И крупные цифры, которые были раньше зелёными, стали красными: «3,2». Я развернул радиометр к Димке.

– Ого! – сказал он. – Больше трёх микрозивертов в час!

– А допускается три десятые. – напомнил я.

– Фоновые три десятых уже не допускаются! Но не бойся, фоновое значение у нас в норме, меньше двух десятых…

– Как это, не бойся! У нас в десять раз превышена недопустимая доза! – и я постучал ногтем по стеклу радиометра.

– Это не фоновое значение. Это значение в те считанные доли секунды, когда тот реактор набирал мощность для прыжка! И очень, кстати, скромно. Рентгеновский аппарат, например, выдаёт что-то около миллизиверта, в сотни раз больше, но тоже недолго. А смертельной считается разовая доза в несколько зивертов. Так что безопасность у нас обеспечена! Излучение в миллион раз не дотягивает до смертельного уровня.

Миллион раз. Гм! Меня это почти успокоило. Я осторожно снял часы и начал отлеплять от руки Вовкин радиометр. Снова со скотчем выдрал из руки несколько волосков. Больно!

– Слушай, Димыч! А дядя Витя умер всё-таки от рака…

– А он с детства игрался с часами… И умер после сорока пяти лет таких игр. Ты вполне можешь уже озаботиться своей безопасностью на пенсии и выкинуть машину времени в мусорный бак… Тогда здоровеньким доживёшь.

Это Профессор вовремя ввернул про машину времени. Таким ценным обладанием станет разбрасываться только недоумок! Какой смысл ждать спокойной старости, если отнять у себя такую фантастически интересную игрушку, с таким невероятным потенциалом!

И мне вдруг пришла в голову любопытная мысль:

– А, интересно, в каком году можно было использовать изотопные источники в бытовых целях?

И мы посмотрели друг на друга удивлённо. Навряд ли это могло случиться в ближайшие годы, если не десятилетия. Или столетия… Потому что радиоактивные источники в наше время слишком опасны. Жизнь рядом с такой штукой, если не невозможна, то по крайней мере, весьма рискованна. В будущем вряд ли что-то кардинально изменится в этом вопросе. Так что маленький Витя сумел получить доступ отнюдь не к бытовому прибору. Возможно, это был какой-то плохо охранявшийся экспериментальный образец…

Было около восьми, когда Димка, наконец решил вернуть Вовке его радиометр. А я оставил свою личную машину перемещений во времени на видном месте на столе. Теперь её можно было не бояться. Почти безопасная! Главное, теперь не потерять от неё свой индивидуальный ключ!

Ночью сегодня мне снилось что-то приятное. Даже волоски на коже топорщились от удовольствия. Но что именно я видел во сне, вспомнить не мог. Что-то необычное и очень милое одновременно. Вспомнилось, уже после пробуждения, как накануне я разговаривал с собой. Это было самым запоминающимся за последнее время. Будто я вернулся в детство и встретил там старого, но почему-то забытого, друга…

И когда я в хорошем настроении готовил себе завтрак, раздался звонок в передней. Я, думая в такой ранний час о соседях, сразу открыл дверь. Там стояла Лика. Очень странное явление. Просто невозможное.

– Заходи! – спокойно разрешил я, и пошёл опять на кухню, следить за яичницей.

Лика за мной в кухню зашла через минуту. Мне надо было заполнить тишину, и я спросил:

– Ты чего не в школе?

Лика молчала. Это не страшно! Найду какую-нибудь интересную тему и, как миленькая, заговорит.

– Есть хочешь? – я подумал, что вполне могу поделиться своей яичницей с гостьей.

– Я завтракала. Спасибо.

– Чай?

Но Лика покачала головой. Я пожал плечами. Нет, так нет! Мой завтрак не занял много времени. И мы наконец могли позволить себе, не торопясь, поговорить. Лика начала первой:

– Ты же ещё увидишь папку?

Это было почти утверждение. Потому что в прошлый раз я на этот вопрос ответил уклончиво.

– Конечно! – оставалось только ответить мне сейчас.

– Скоро?

– Да. – на самом деле правильный ответ должен был быть чуть менее утвердительным.

Ведь это могло случиться и завтра, и послезавтра, вплоть до ближайших выходных. Которые, впрочем, тоже подходили под это понятие: «скоро». Но могло произойти и сегодня. Я с Профессором эту свою идею ещё не обсуждал. В конце концов, мы с ним решили, что демократичным будет все вопросы решать только коллегиально. И он сейчас считал, что мы должны просчитывать мои возможности и очень постепенно увеличивать дистанцию до тех пор, пока не сможем уверенно рассчитывать на безопасный длинный прыжок. Я же готов был отправиться прямо сейчас. Мне в этом вопросе не хватало только союзника, чтобы изменить соотношение сил. А решимости у меня было, хоть отбавляй! Но про эти наши полемики Лике знать было необязательно.

– А ты мог бы у него… нет!.. ему передать, что…

Ну, началось!

– Лика! Я что, телефонный аппарат, что ли? Ты ему сама напиши, а я, как смогу, передам. Бумагу дать?

Девчонка смотрела на меня остолбенело. У меня сложилось впечатление, что идея письма ей и очень нравится, и совершенно неприемлема. Одновременно. Я вздохнул и пошёл в свою комнату за бумагой. Потом положил лист перед Анжеликой и сел напротив. Но она долго ещё не решалась начинать. Сидела над листом в напряжённой позе и молчала. Потом всё-таки достала из сумки ручку и посмотрела на меня.

– Только пообещай, читать это ты не будешь!

Ну, вот, новые капризы.

– Я не стал бы читать, даже если бы ты разрешила. – в этом я был честен. Никогда я не заглядывал в чужие записки. Считал это подлым и недостойным. Как воровство.

– Хорошо. – спокойно ответила Лика и начала всё-таки писать. Вероятно, удовлетворившись этим моим объяснением.