- Геральт, - прошептала Ласточка, чувствуя, как непрошенные слезы подступают к горлу, как голос дрожит, а взгляд туманится.

- Верь мне, Цири, - его голос стал более вкрадчивым. Волк сел на кровать, в долгом объятии прижав к себе девушку, рядом с которой краски мира казались настоящими, а в ее отсутствие все кругом блекло и меркло. Ведьмачка прижалась к мужчине, утопая в бесконечной мысли о том, что она больше никогда не будет одна. – Верь мне.

Внизу царил творческий беспорядок, которым Лютик оправдывал утреннюю суматоху, нескончаемо влекущую за собой недовольные взгляды Присциллы и несусветную ругань Золтана. Поэт носился из одного угла в другой, спасаясь от рекомендаций и предложений, сыплющихся на него со всех сторон. Повар говорил о большом торте, который обязательно порадует всех посетителей роскошного «Хамелеона» после дня Цветения; знакомый винодел расхваливал новый сорт вина из Редании, Лютик никак не мог объяснить ему, что старое, доброе эст-эст из Туссента прекрасно удовлетворяет вкусы всех, кто бывает в его заведении… Было странно видеть, как кто-то может болтать больше, чем Лютик.

Ласточка, поправляя ремень на поясе и убирая за ухо непослушную пепельную прядь, спускалась по лестнице, повесив за спину меч. Геральт шел следом, держа в руке походную сумку, нагруженную самыми необходимыми вещами, среди которых его собственных было значительно меньше. Его поступь была тяжелой и размеренной, не в сравнение с легкой и элегантной походкой ведьмачки. Золтан, едва завидев эту сладкую парочку на ступенях, тут же поднял голос, призывая к вниманию Лютика, который, наконец-то, смог отделаться от всех навязчивых гостей.

- Вы куда это собрались, а? – пронесся по «Хамелеону» громогласный Хивай. – По-тихому слинять от нас решили?

- Я бы не уехала, не попрощавшись, - с легкой улыбкой ответила ведьмачка, перешагивая последнюю ступеньку и обнимая краснолюда.

- Я думал, вы останетесь еще на недельку, - с грустью протянул Лютик, поправляя элегантную шапочку на голову. – Все веселье пропустите.

- Хватит с нас Новиграда, - ответил Белый Волк, перекидывая через плечо походную сумку. – Ехать пора.

- Нет, ну ты только посмотри на них, - вспенился Хивай. – Чуть любовь свою завязали и тут же бегут в первом кусте ее распалять. Так и глядишь…

- Помолчи, Золтан, - великосветским тоном оборвал его поэт. – Вам, краснолюдам, вовек не понять, сколь трепетно и неповторимо высокое чувство на его первых этапах. Насколько сильно оно…

- Мы поняли, Лютик, - перебил барда Геральт. – Еще свидимся, - сказал он Золтану, по-дружески, крепко пожимая ему руку. От объятий рассетовавшегося Лютика уйти опять не удалось. – Цири, я пойду седлать коней.

- Я тебя догоню, - ответила ведьмачка вслед уходящему Волку. – Не хочется уезжать, - произнесла девушка, когда краснолюд и поэт в переизбытке чувств обняли ее. – Я буду скучать по вам.

- Мы уже скучаем, Цири, - со свойственным ему сентиментализмом отозвался Лютик, на мгновение прикрывая глаза.

- Береги себя, Ласточка, - добавил Золтан, - и за нашим ведьмаком присматривай.

- Не волнуйся, - усмехнулась девушка, - буду следить.

- И чтобы к зиме оба были тут, - грозно произнес краснолюд. – Геральту так и передай. Не приедете – сам из-под земли достану и в силках привезу в Новиград.

Их прощание длилось еще пару минут, наполненное странными, веселыми, но и порой грустными фразами, переходившими в явные угрозы, в основном, со стороны Золтана. Цири, выглянув в окно, увидела уже оседланных лошадей и ожидающего Белого Волка. Сердце ее вдруг забилось быстрее, предвещая дни и ночи, ожидающие двух ведьмаков на пути к цели; дыхание сбилось, когда промелькнувшие в голове воспоминания напомнили о страстных поцелуях и безудержных объятиях, о прошлой ночи.

- Если какой упырь, то ты сама ему пиздюлей дашь! – крикнул напоследок Хивай, выходя за дверь и провожая друзей. – Ну, а если рванье какое-нибудь или мужик особо наглый, выдерни ему там руки, Геральт, чтобы он Ласточку нашу не залапал.

- И не забудьте вернуться к зиме, - крикнул выбегающий следом Лютик. – Рубиновые покои я специально для вас приготовлю.

Дождь заливал тропки, пригибал кроны деревьев к земле, забирался в сапоги, стоило только ступить в траву. Путники съехали с большого тракта четверть часа назад, опасаясь реданской конной разведки, которая вдруг замельчишила на крупных разъездах возле городов. Радовиду что-то снова взбрело в голову, не иначе. Война закончилась несколько лет назад, а он все играется в солдатиков.

Геральт приподнялся в седле, стараясь увидеть через плотный слой дождя уходящую тропку. Воздух становился все более затхлым, а это означало, что ведьмаки приближаются к болотам. Кривоуховые Топи словно ждали их, звали к себе, манили в свое проклятое чрево, где обитала старая ведьма, не желавшая подыхать.

- Еще немного и выберемся к старому дому, где жила жена барона, - произнес негромко Белый Волк. Охрипший от проливного дождя, мужчина пожалел, что вообще открыл рот, в который тут же залетела надоедливая мошка. – Холера!

- Она здесь жила? Посреди болот? - произнесла Цири, поравнявшись с ведьмаком. – У тебя незапланированный пассажир, - тихо рассмеялась она. Следующая минута тишины помогла им добраться до дома и завести коней под навесную крышу. – Никому такого не пожелаешь, - тихо сказала девушка, когда Геральт отворил дверь, и они вошли в сухое помещение.

- Чего не пожелаешь? – спросил мимоходом мужчина, осматриваясь в старой халупе.

- Она была совсем одна, не считая ведьм, - задумчиво начала Цири, - а теперь вернулась к мужу, но не понимает, что происходит, не помнит собственную дочь, не помнит, кто она такая, - с грустью закончила Ласточка, снимая с себя промокшую курточку и расправляя пепельные волосы. – Конечно, здесь у нее были еще и дети, но это не то… Она забыла, кто такая. - Ведьмак разломал пару стульев и одну скамью, разводя огонь в стареньком камине. От слов девушки по телу пробежал неприятный ветерок, напомнивший все, что было прежде. Белый Волк, добившись искры и глядя, как разгорается пламя, замер, задумался. – Прости меня, Геральт.

- За что? – спокойно спросил ведьмак, не поворачивая головы.

- Ты потерял память, когда вернулся…

- Это была малая цена за то, чтобы жить, - Геральт медленно подошел к Ласточке, которая так и не сошла с места, и осторожно обнял, согревая продрогшую девушку теплом собственного тела. – Чтобы снова увидеть тебя.

- Я не о том, - утонув в объятиях ведьмака, ответила Цири.

- Я знаю, - коротко ответил ведьмак. – Авалак’х рассказал мне, как я вернулся. Как ты сражалась за меня с Дикой Охотой.

- Он рассказал? – ошарашенно спросила ведьмачка, подняв глаза на мужчину. Белый Волк ей не ответил. – Я не могла тебя бросить, - смиренно добавила Ласточка, кладя голову на грудь ведьмака.

- Тебе не следовало так рисковать, - тихо сказал Геральт, - но я благодарен.

- Замолчи, - вдруг грубо, но негромко оборвала его девушка. – Увидев тебя с Эредином, я испугалась, что он уже сделал тебя одним из своих, или, что еще хуже, ты мог быть уже мертв. Я так боялась потерять тебя. Снова. Не хочу вспоминать тот день.

- Цири, - он нежно приподнял ее лицо за подбородок и, заглянув в затягивающие омуты зеленых глаз, прикоснулся к губам, согрев их поцелуем, разбавленным горечью.

- Если что-то пойдет не так, - вдруг произнесла Ласточка на полном серьезе, насладившись жаркими устами Волка, - не смей менять свою жизнь на мою.

- Не говори…

- Я запрещаю! – повысила голос девушка, когда ведьмак попытался что-то сказать. – Я прошу, Геральт, - уже с больной нежностью добавила Цири. Белый Волк долго смотрел на нее, не в силах что-то вымолвить, словно горло сжали плотные раскаленные тиски. – Обещай мне, - попросила она. – Обещай, что не отдашь за меня жизнь, что не позволишь обменять одну на другую. Мне не выжить, зная, что я погубила тебя.