– Пошли, – позвала я.

– Не, спасибо, – Алиса указала рукой куда-то в сторону, – я посижу.

– Ну, сиди, – сказала я.

Во сне все было яркое, веселое.

– Привет, – прозвучал совсем рядом мужской голос.

Я открыла глаза и уставилась на Георгия Александровича. Он сильно постарел за три с половиной года. Во сне я видела его молодым, будто студентом, хотя ему было уже сорок. Теперь же передо мной стоял взрослый мужчина с тяжелым взглядом. Он снова был одет не по возрасту: черная водолазка и джинсы – спасибо что не рваные. Алиса, которая еще мгновение назад осторожно гладила мою руку, будто зависла. Я чувствовала ее дыхание у себя на затылке, но ее грудь застыла, пальцы больше не сжимали мое плечо. Я посмотрела на Георгия Александровича пристальнее и сразу почувствовала все несданные домашние задания, списанные контрольные и прогулянные уроки. Он глядел на меня насмешливо и немного удивленно.

– Что, Ана, дома спать не дают? – спросил он.

– Я просто не выспалась, – сказала я.

Алиса молчала.

– Бывает, – сказал Георгий Александрович, – Алиса, можно с тобой поговорить?

– Я сейчас занята, – сказала Алиса.

– Хорошо, – сказал Георгий Александрович, – тогда в другой раз.

Он шутливо кивнул мне и пошел к учительской.

Алиса осторожно отодвинула меня и встала со ступенек. Она пошла к туалетам, а я придвинулась к стене и закрыла глаза. Спать хотелось невыносимо.

Я надеялась, что сон вернется, но в голове будто выключили свет, и до самого звонка я так и не смогла задремать.

Пятница, 15 сентября, вечер

Она будто пряталась от меня – стояла за колонной.

– Таня? – Я взбежала по ступенькам.

Я знала, что она стоит там, знала, потому что видела руку – запястье с несколькими кожаными браслетами, тонкие пальцы с синими ногтями – стряхивающие на серые ступеньки пепел.

– Ана, – она сделала шаг ко мне, потом вдруг полезла в карман куртки. – Смотри, я уже купила нам билеты.

– Сколько я тебе должна? – спросила я, доставая кошелек.

– Нисколько, мне мама дала на двоих, – сказала Таня.

– Спасибо ей, – сказала я.

– Я видела тебя сегодня с Алисой, – сказала Таня.

Мы вышли из-под навеса, опирающегося на колонну, и спустились по широкой лестнице к гранитному треугольнику. Я уже знала, что сейчас достану из кармана сигареты, потому что мне очень сильно хотелось курить.

– Я хотела ее поддержать, – сказала я – это была чистая правда.

– Молодец, – сказала Таня. – Я ей вчера написала ВКонтакте, но она не ответила.

– Она редко отвечает, – сказала я.

– Я так и подумала. Как она? – спросила Таня.

Она облизнула губы и посмотрела в сторону, будто заметив движение у меня за спиной. Я обернулась и увидела полуголые кроны деревьев. Неподвижные скелеты. Я снова посмотрела на Таню и улыбнулась – у нее за спиной, на гранитной стене кинотеатра, висел плакат фильма «Сиреневый дождь», на котором очень похоже облизывала губы Сирэн Де Валó.

– Как Алиса? – спросила Таня – она осторожно провела рукой у меня перед глазами.

– Нормально, – сказала я. Я не знала, как Алиса себя чувствует, и вряд ли смогла бы точно описать ее состояние.

Мы покурили молча, глядя на людей, перебегающих улицу в неположенном месте, потом так же молча затушили сигареты о парапет. Еще десять минут назад я больше всего на свете хотела закурить, и вот я уже хотела только того, чтобы эта сигарета оказалась последней. Я провела фильтром по каменной кладке, оставляя на ней черный след.

– Нам пора, – сказала Таня.

Мы прошли сквозь два ряда стеклянных дверей, заклеенных черным полиэтиленом, и оказались в шумном вестибюле.

Я внезапно испугалась, что мы встретим кого-нибудь из школы. Не то чтобы мне было стыдно появляться где-то с Таней. Наоборот, я подумала, что ей может быть неудобно объяснять, почему она проводит время с такой девушкой, как я. А ответ простой – потому что мы были знакомы уже девять лет, и никакие изменения социальных структур класса уже не могли повлиять на нашу дружбу. В первом классе мы сидели за соседними партами – во втором уже за одной. Когда наш класс стал медленно, но верно превращаться в социальную паутину, я опасалась, что Таня, которая стала больше общаться с «популярными» девушками – Лизой и Мирой, – отдалится от меня. Не то чтобы я могла сформулировать этот страх, но, уже когда я снова стала чувствовать, что наша дружба в безопасности, я заметила, что в течение нескольких лет тяжело переживала каждое Танино «Я иду гулять с Лизой», «Я иду в кино».

Таня на мгновение обернулась:

– Девятый зал.

Мы пробрались сквозь толпу и вскоре очутились в конце недлинной очереди. Старушка, напомнившая мне Екатерину Викторовну, взяла у Тани билеты и отточенным движением, удивительным при том, как дрожали ее пальцы, надорвала их. Мы вошли в темный зал, и Таня указала на пятый ряд:

– Сюда.

Во время рекламы она молчала. На экране промелькнули Том Хэнкс и Мерил Стрип, Майкл Фассбендер. Несколько незнакомых лиц. Я в который раз пообещала себе больше смотреть кино – столько всего интересного произошло на экране за десять минут рекламы. Я редко смотрела фильмы одна, потому что никогда не могла придумать, что посмотреть, – все казалось слишком длинным. Я перелистывала страницы подборок «ста лучших фильмов всех времен», а в конце концов смотрела очередной документальный фильм Хьюи Каретки про сексуальное рабство в ИГИЛ.

Это на самом деле не совсем правда. Я довольно часто смотрела что-то фоном к жизни. Но это не считается, потому что, если мою жизнь определяют фильмы, которые играют на заднем плане, окажется, что я – существо необычайно простое. «Клуб „Завтрак“», «Кирпич» и «Впусти меня». «Кирпич» у меня даже был скачан на телефон, чтобы можно было в любой момент включить финальную сцену: футбольное поле, тяжелое небо – красота.

Но я старалась смотреть и серьезное кино. Только это бывает очень скучно, потому что, когда кино серьезное, это значит, что там нельзя показывать все как есть, а нужно обязательно показать как хочется. Конечно, бывают и исключения, но чаще всего картинка, как в той же «Нимфоманке», например, прилизанная и неинтересная. Или вот классика подросткового кино – «Кен Парк», – который мне посоветовала Таня, когда мы учились в седьмом классе. Я ожидала чего-то серьезного, а получила красивую, но скучную сказку о том, что любовь и ненависть в несчастных семьях – это одно и то же. Какая неожиданность!

Я осторожно коснулась Таниного плеча, и она вздрогнула, отвела взгляд от экрана:

– Чего?

– Ты в порядке? – спросила я.

Она еще ни разу не отвечала мне «нет», и это довольно странно. Таня почти никогда не жаловалась мне на жизнь. Я вернулась в детство, вспомнила поездку в Суздаль, которая последнее время стала все чаще возникать у меня в голове. В то время она не показалась мне чем-то необычным, но вот прошло три с половиной года, и я все чаще возвращаюсь туда, в солнечную гостиницу без названия. Именно там Таня рассказала мне про своего папу, который умер, когда ей было четыре года.

Я уже засыпала, вслушиваясь в скрип половиц в коридоре, когда Таня тихо позвала меня через проход.

В комнате стояло восемь кроватей. Слева от меня тихо сопела Лиза. Я знала, что она притворяется спящей, потому что спала она бесшумно. Остальные девочки уже заснули, потому что весь день мы провели на ногах и порядком устали. Мои глаза слипались, а ноги болели в коленях. Мама говорила, что это от того, что я расту.

– Иди сюда, – позвала Таня.

Я вздохнула, бросила взгляд на приоткрытую дверь, за которой должна была прохаживаться по коридору Екатерина Викторовна, и выбралась из-под одеяла. Пробежала по холодному полу, забралась на Танину кровать.

– Чего? – спросила я.

Света от двери хватало лишь на то, чтобы я не раздавила Таню. Ее лицо было скрыто в тени.

– Просто лежу, – сказала Таня.