Я поняла, что совсем выпала из школьной жизни. То есть на самом деле никогда в нее и не погружалась. Просто из-за общения с Таней у меня всегда складывалось впечатление, что я примерно представляю себе, что происходит. На самом деле я бы не смогла даже сказать, сколько у нас в классе человек – двадцать девять или двадцать восемь.

– В общем, посмотрим, – сказала Таня и, толкнув меня плечом, добавила: – Зато я теперь точно знаю, что ты в него не влюблена.

Я еле подавила желание спросить почему. Явный признак того, что мне пора или еще выпить, или поехать домой и лечь спать.

– Еще пива? – спросила Таня.

– Я схожу, – сказала я и поднялась со скамейки.

Толпа расступилась передо мной, распалась на маленькие группки людей – и никому не было до меня дела. Я оглянулась и увидела, что Таня сидит, уткнувшись в телефон: один наушник свисал почти до самой земли, другой же исчезал в ее ухе. Ее глаза уже совсем высохли, но на щеках остались красивые розовые разводы.

Я смотрела на нее всего несколько секунд, но мысли успели пролететь по бесконечному и головокружительному коридору. Что-то я увидела в будущем странное и пугающее. Как мы будем дружить завтра? Как мы будем дружить через месяц и через год?

В баре было шумно, душно и жарко – у стойки выстроилась очередь. Я обогнула столик, за которым на высоких стульях сидела немолодая пара, и пробралась к кассе.

– Два Морт Субита, – сразу же протянула деньги.

Да, обходить очередь нехорошо, но с другой стороны – молодость на то и молодость. Угрюмый бородатый бармен протянул мне два бордовых стакана. Паспорта не попросил, на очередь только покосился. Рядом со мной стоял мужчина в костюме – когда я протолкнулась к кассе, он лишь развел руками и, улыбаясь, отступил в сторону. Все-таки какое-то впечатление я произвожу.

На улице у меня закружилась голова – подворотня показалась бесконечной подзорной трубой, в конце которой должны были загореться звезды. Я подняла взгляд и увидела черноту и мигающие огни одинокого самолета. Курить не хотелось, и я застыла, чтобы запомнить это мгновение. Мне было очень хорошо.

Таня сидела там же и улыбалась чему-то в телефоне. Я села рядом с ней, заглянула через плечо – на экране телефона проползла зелено-белая кайма Пикабу.

– Что читаешь? – Я протянула Тане стакан.

– Херню какую-то, – она убрала телефон и повернулась ко мне. Сказала: – Ты сейчас очень красивая.

– Спасибо, – я сделала глоток и закашлялась, чуть не расплескав пиво, – ты тоже.

Понедельник, 18 сентября, утро

Мне снова снилась стрельба в Ричмонде.

С тех пор как мы сходили с Таней в кино, я каждую ночь видела или Сару Саркони, или редакцию «Лондон Трибьюн», или мертвых полицейских. Сны были не обычные, сумбурные, а явные и яркие, будто у меня в голове включался прожектор, перед которым прокручивали пленку с кадрами из чужой жизни.

«Человек 1» приехал в Ричмонд за три дня до стрельбы. Его запомнила женщина, работавшая на станции. Он исчез из города несколько дней спустя, возможно, вернулся в Лондон на автомобиле. На следующий день после возвращения его перевели в миссию на Ближнем Востоке, он уехал из Англии и вернулся лишь в начале двухтысячных годов. Саркони так и не удалось установить его личность или хотя бы внешность, но она была уверена, что «Человек 1» жил под множеством разных имен и фамилий. Без поддержки спецслужб это было бы невозможно.

Я видела человека в костюме, отдаленно напоминавшего персонажа одного известного фильма про суперагентов. Человек сидел в маленькой комнате, заставленной шкафчиками для бумаг. За окном бушевала песчаная буря. Человек что-то писал в блокноте, иногда сверяясь с пожелтевшим листком, который был приколот к стене у него перед глазами. Я попыталась разглядеть листок получше и проснулась.

– Ты смотрела «СТАККАТО»? – спросила Алиса.

Мы сидели на парапете Патриаршего моста – до первого урока оставалось сорок минут.

– Да, в пятницу ходила, – сказала я.

В этот раз ранний подъем дался мне с легкостью – я легла спать около девяти вечера.

Алиса написала мне вечером воскресенья. Она сказала, что хочет встретиться со мной в понедельник. Я не могла ей отказать.

– И как? – спросила Алиса.

Я видела, что наушники свисают у нее с шеи, но все никак не могла отделаться от мысли, что она что-то слушает: ее нога качалась туда-сюда, словно в такт с неслышимым ритмом. Перевязанная левая рука лежала неподвижно, только иногда Алиса осторожно касалась ее пальцами правой, будто ожидая, что рука вдруг исчезнет.

– Мне понравилось, – сказала я осторожно.

Вечером воскресенья я посмотрела «СТАККАТО» еще раз, теперь уже на компьютере, в отвратительном качестве, и так и не смогла отделаться от привязанной к нему картинки – Лиза стоит перед входом в кинотеатр и, улыбаясь, спрашивает: «Стоит оно того?» Не знаю.

– Я его на прошлой неделе посмотрела, – сказала Алиса, – в воскресенье утром.

– Меня Таня позвала, – сказала я.

Мы говорили о самом важном – о том, почему Алиса оставила вместо предсмертной записки квадрат, так похожий на королевские квадраты из фильма, но наш разговор все никак не добирался до самой Алисы. Мне не хотелось пугать ее тем, что дома у меня весь стол, которым я раньше почти не пользовалась, теперь завален тетрадными листками, на которых в разном порядке были выписаны буквы и цифры, квадраты и треугольники. Ничего не сходилось – Алисина записка никак не хотела расшифровываться.

– Сперва я даже думала, что это просто случайный набор знаков, – сказала Алиса.

Я напряглась. Не выдержала, спросила:

– Что?

– При помощи частотности мне, кажется, удалось разобрать некоторые буквы, но там слишком мало текста, – Алиса покачала головой.

– О чем ты? – спросила я.

– О квадратах из фильма, – сказала Алиса.

– А, и что ты разобрала? – спросила я.

– Не важно. Если у меня что-то получится – я сразу тебе расскажу, – сказала Алиса.

Я пожала плечами: не хочешь – не говори. Мы все так же обходили стороной Алисину собственную записку.

– Да там ничего точного, – Алиса перекинула ноги через каменный край – теперь перед ней, далеко внизу, плескалась вода.

– Я хотела умереть, – сказала она вдруг.

Я замерла. Алисины ноги скрестились, потом снова разошлись.

– Когда только услышала, что папа погиб, – Алиса чуть качнулась вперед, – но и раньше.

– Слезь, пожалуйста, – сказала я, мне совсем не понравился ее тон.

– Не беспокойся, – Алиса обернулась, перекинула обратно ноги, спрыгнула на землю.

– Не делай так больше.

– Не буду, прости, – она резко мотнула головой, улыбнулась. – Все в порядке.

– Это неправда, – сказала я.

Ее забинтованная рука качнулась.

– Тебе откуда знать? – Алиса прищурилась: – Ты не шпион часом?

Я сделала шаг к парапету, стараясь отделить Алису от воды. Ее веселье показалось мне истеричным.

– Не шпионь за мной, шпион! – сказала Алиса и рассмеялась.

Я уперлась руками в гранит, судорожно хрустнула пальцами. Не больно. И курить не хотелось. Я вдруг поняла, что уже больше двадцати четырех часов не брала в руки сигареты.

– Ну, не бойся, Аня, – Алиса подошла ко мне, осторожно обняла, отведя левую руку в сторону.

В нос ударил запах ванильного шампуня. Я поняла, что она не хотела меня напугать. Не хотела, чтобы я боялась.

– Ну, прости, Ань, – Алиса провела рукой по моим волосам, и на мгновение я почувствовала себя совсем маленькой девочкой.

– Дура, – я чуть оттолкнула ее, все еще помня о воде у себя за спиной.

– Не обижайся, шпион, – Алиса отошла от парапета.

– Ты пойдешь в школу? – спросила я, чтобы переменить тему.

– Не знаю, – протянула она и запрокинула голову. Ну что с ней поделаешь?

Мне хотелось спросить Алису: «У тебя есть друзья?»

Мне хотелось спросить ее: «Что ты делаешь по вечерам?»