Я сдалась, закурила и стала прислушиваться к разговору.

– Все будет хорошо, – сказала Алиса. – Я уже на следующей неделе пойду в школу.

– Тебя же можно навестить? – спросила Таня.

Я оглянулась на хлопнувшую дверь бара и не расслышала Алисин ответ.

Таня сказала:

– Хорошо, ты только пиши, пожалуйста, как все пройдет.

Я захотела что-то добавить от себя:

– Тань, можно я?

Таня сказала:

– Алис, тут с тобой Ана хочет поговорить.

Я забрала у нее телефон, поднесла к уху и тут же услышала Алисин голос:

– Привет, Ана.

– Привет, Алиса. Ты как себя чувствуешь? – Я совсем не знала, что говорить.

– Ху-е-во…

Несколько секунд мы молчали.

– Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо, – сказала я наконец.

– Спасибо, Ана. Мне пора, – я услышала приглушенные голоса на другом конце.

– Пиши, пожалуйста!

Я вернула Тане телефон.

– У нее сейчас операция будет, – сказала Таня, убрав телефон в карман.

– Какая? – Я почему-то была уверена, что все уже позади.

– Я не очень поняла. Что-то с перекрытием вены, кажется, – Таня все еще прижималась ко мне, но теперь вывернулась и смотрела мне в лицо.

– Все будет хорошо, – сказала я – повторила за мамой: все будет хорошо.

– Ты очень красивая, – сказала Таня и улыбнулась.

Она провела пальцем по моей челке, потом, видимо, заметила, что я нервничаю, и осторожно выпрямилась, села рядом.

– Хочешь? – Она протянула мне свой стакан пива, который каким-то чудом пережил наши перемещения.

– Спасибо, – я сделала несколько глотков и даже зажмурилась – все-таки мы правильно сделали, что пошли именно сюда.

Не то чтобы я очень люблю выпить, даже наоборот. Вкус алкоголя мне не нравится. Но я не из тех людей, которые пьют просто за компанию. В некоторые моменты очень хочется почувствовать себя взрослой, а алкоголь – это самый простой способ. Ты пьешь, и пружины в голове медленно разжимаются – и начинаешь чувствовать себя свободнее, сильнее. Пиво в этом смысле гораздо лучше сигарет. От сигарет я уже совсем не расслаблялась.

– Ты думала про Алисин квадрат? – спросила Таня.

Я кивнула.

– Я тоже, – Таня достала телефон, открыла галерею. – Весь день подбирала, но ничего не вышло…

На экране телефона возникли уже знакомые буквы.

– Может быть, там просто случайные знаки? – спросила я.

– Может быть. Но только вот стала бы она просто так?..

Таня сосредоточенно водила пальцем по экрану. Я почувствовала, что она снова хочет провалиться. В ее лице появилась суровая уверенность – глаза зигзагом метались по фотографии.

– Сигарета? – спросила я, кладя руку ей на плечо. Я знала, что это прикосновение будет для нее гораздо важнее сигареты, и все равно договорила: – Покури, успокойся. – Щелкнула зажигалкой.

– Я не понимаю, почему она решила покончить с собой, – сказала Таня после паузы.

– Я тоже не понимаю, – сказала я.

– Перебираю в голове все, что произошло, и пытаюсь разобраться, но ничего не выходит, – сказала Таня.

– О чем ты? Что произошло? – спросила я.

Таня задумчиво мяла сигаретный фильтр.

– Не важно, – сказала она наконец, – я просто перенервничала. Скажи, ты пытаешься бросить курить?

Я вздрогнула:

– Почему ты так думаешь?

– У тебя очень виноватый вид, когда ты куришь, – сказала Таня. – Если ты правда хочешь бросить, давай бросать вместе.

– У меня не получается, – сказала я.

– И у меня не получается, – сказала Таня. – Значит, надо попробовать вместе.

Я согласилась, потому что была уверена: если кто-то и сможет заставить меня бросить курить, то это будет Таня. Ведь именно она уговорила меня закурить в конце седьмого класса. До этого я была против курения, против запаха, против сигарет, но один получасовой разговор – и вот мы уже сидели у Тани на балконе и выпускали в небо серые клубы дыма.

– Все надо хоть раз попробовать, – говорила Таня.

У меня слезились глаза, и колени были засыпаны пеплом, но я сразу поняла, что теперь буду курить. Сидя на скамейке возле Бирмаркета, я пыталась вспомнить, почему это было так просто. Что за чувство так переменило мое отношение к никотину? Я не курила, а потом курила, а теперь снова не буду. Все просто.

– Начнем завтра, – сказала Таня, доставая новую сигарету.

Суббота, 16 сентября, вечер

– Может быть, что-нибудь с цифрами? – спросила Таня.

Мы все так же сидели возле Бирмаркета, но я уже убрала руку с ее плеча, и теперь между нами было несколько сантиметров прохладного воздуха.

– Это как? – Я держала перед собой телефон с открытой фотографией – растянутым на весь экран Алисиным квадратом.

– Ну, например, русские буквы привязаны к цифрам, а те, в свою очередь, к английским буквам, – Таня замолчала и задумчиво прикусила губу.

Я представила себе, как ее губы пережимают фильтр сигареты, оставляя на нем красный отпечаток.

– Ты думаешь, она долго это готовила? – спросила я.

– Не знаю, – сказала Таня.

Я увидела, что она задумчиво погасила собственный телефон, и поскорее спросила:

– Думаешь, она стала бы придумывать какой-то сложный шифр?

– В зависимости от того, хотела она, чтобы его кто-то разобрал, или нет, – сказала Таня.

Квадрат снова вспыхнул у нее в руке.

– В смысле? – спросила я.

– Ну, если это просто случайные буквы, тогда это заняло бы очень мало времени, – сказала Таня.

– Странно, что он так похож на квадраты из «СТАККАТО», – сказала я.

– Наверняка она его недавно посмотрела, – сказала Таня.

Мне показалось, что она хочет сказать что-то еще, но не решается. Это было необычно, во-первых, потому, что я редко замечала такие вещи, а во-вторых, потому, что Таня никогда меня не стеснялась.

– Я понимаю. Как ты думаешь, она что-то нам расскажет? – спросила я.

Таня пожала плечами, покрутила телефон туда-сюда. Буквы замелькали у меня перед глазами, и я перевела взгляд на собственную руку, собственное окошко в Алисину жизнь.

– Тебе у нас в классе кто-нибудь нравится? – спросила Таня.

Я чуть не рассмеялась – в прошлый раз она спрашивала меня об этом в шестом классе, в автобусе, который вез наш класс в Суздаль.

– Аня, тебе кто нравится? – спросила Таня, качая ногой.

На ней была теплая куртка, зимние штаны и варежки – сразу чувствовалась материнская забота. Я смотрела в окно и не сразу услышала ее вопрос. Вряд ли она имела в виду наших мальчиков, которые все как один внезапно превратились в безумных и хулиганистых подростков. Из девочек, кроме Тани, я общалась только с Лизой, которая тоже вдруг начала меняться. Она все чаще приходила в школу накрашенной и иногда начинала говорить о вещах, которые меня до этого никогда не интересовали. За пару дней до поездки, например, она спросила, считаю ли я красивым нашего математика, который казался мне скорее частью школьной обстановки, чем полноценным человеком.

– Аня? – Таня попыталась заглянуть мне в лицо.

– Никто, – сказала я, ткнув ее в плечо.

Голова раскалывалась. Мне всегда сонно и плохо в автобусах.

– Не знаю, – сказала я, убрав телефон в карман и поворачиваясь к Тане, чтобы видеть ее лицо. За прошедшие с шестого класса три года она здорово изменилась. Ее лицо стало острее, под одеждой легко читалась грудь.

– И мне никто, – сказала Таня в автобусе.

Она не обиделась на мой тычок и тоже уставилась в окно через мое плечо. Иногда, когда автобус наезжал на кочку, Таня тыкалась носом мне в затылок. Это было щекотно, но не обидно.

– И я не знаю, – сказала Таня.

Она встретилась со мной взглядом и улыбнулась.

Я полезла за сигаретами, чтобы развеять воспоминания душного автобуса. Таня вздохнула – у нее в руке вспыхнул телефон.

– Хочешь, послушаем музыку? – спросила она.

– Хочешь, послушаем музыку? – спросила Таня, доставая из своего розового рюкзака спутанные белые наушники-вкладыши и iPod.