– Я приехал, чтобы увидеть тебя. Узнал о том, что твоя мама…
– Как узнал?
– Человек, с которым ты познакомил меня, чтобы я поработал для него – он сказал мне. Точнее, написал. А потом я узнал о твоем отце. Мне хотелось просто посмотреть на тебя, так что я приехал для себя, а не для тебя.
– Твой эгоизм дорого обойдется, знаешь?
– Знаю.
– И все равно ты здесь.
– Да. Я приехал потому что… когда между людьми что-то есть, они находятся вместе чтобы делать друг друга счастливыми. А когда это невозможно – просто чтобы жизнь не была невыносимой.
Соквон надолго замолчал, видимо, усваивая услышанное. Цукаса не шевелился, стараясь не мешать ему. Помогать он, в общем-то, тоже не собирался. Соквону следовало разобраться со смыслом этих слов самому, потому что повторять или объяснять их Цукаса не хотел. Он и не смог бы, даже если бы испытывал такое желание.
– Мне вернули телефон только два часа назад, – отмолчавшись, заговорил Соквон. – Теперь, когда отца нет, я больше не под арестом. Консьерж дозвонился через полчаса, и я, как услышал, что ты здесь, сразу приехал. Не поверил даже. Потом увидел, как ты спишь здесь, и… и подумал, что свихнулся.
– Нет, я здесь по-настоящему.
– Тогда сделай для меня кое-что. Сделаешь?
– Конечно, – стараясь не выдать подступившего волнения, кивнул Цукаса.
– Уколи мне палец, – попросил Соквон. – Ты сказал, что умеешь.
Цукаса помнил, когда он сказал это – он тогда был в гостях у семьи Соквона, и заговаривал боль для Рин. Он уже знал, что у Соквона была хорошая память, но все равно удивился.
– Болит живот?
– Нет. Просто уколи.
– Есть катушка с нитками или какой-то шнурок? Или зубная нить хотя бы?
– Катушка есть. И игла есть. Швейная подойдет или от шприца лучше?
Цукаса поднялся и отошел к стене, чтобы включить свет – укалывать пальцы в темноте было опасно.
– От шприца безопаснее, но больнее.
– Тогда давай швейной, – предложил Соквон, тоже вставая и направляясь к кухне.
Швейные принадлежности в этой квартире хранились рядом с аптечкой. Соквон вытащил катушку с черными нитками и воткнутой внутрь иглой, передал ее Цукасе и уселся на диван. Цукаса хотел погреть иглу над плитой, но Соквон сжал его запястье.
– Не надо. От одного укола ничего не случится.
– Ладно. Закатай рукав.
– Может, тогда лучше снять?
Цукаса кивнул – сними. Соквон был одет в рубашку, и Цукаса подумал, что еще не видел, чтобы Соквон надевал какую-то неформальную одежду вроде маек или футболок. Самое большее, на что можно было рассчитывать – увидеть его в толстовке или простой нижней рубашке без воротника.
Соквон снял рубашку, оставаясь в одной обычной майке. Цукаса взял его за руку, потянул на себя и принялся водить ладонями от плеча к кисти, не слишком сильно, но ощутимо надавливая на кожу. Он не думал, что это особо помогало согнать кровь к ладони, но когда отец собирался укалывать ему пальцы, он всегда начинал с этого ритуала. В последний раз Цукасе кололи палец, когда он еще учился в младшей школе. Потом он стал слишком взрослым для этого и начал пить таблетки.
Потрогав кончики пальцев Соквона, он слегка нажал на подушечку большого и почувствовал натяжение кожи – должно быть, с подготовкой он справился.
– Я давно этого не делал, – признался он, начиная обматывать большой палец нитью. – Наоко теперь тоже не верит, что это помогает.
– А кому еще ты делал это? Камитани?
– Нет. Акира японец, он в такие вещи изначально не верит.
– А в заклинание от боли?
– Тоже нет. В детстве, наверное, верил.
Соквон, внимательно наблюдавший за тем, как Цукаса обматывал палец, равномерно распределяя витки нити, спросил:
– Он тебе не рассказывал?
– Нет. Я и не спрашивал никогда. Как-то разговор не заходил.
– А я верил, – наклоняясь к нему и целуя в самый край уха, прошептал Соквон.
Цукаса неосознанно отстранился, чувствуя, как по коже побежала легкая дрожь.
– Не делай так, пока я не закончу, иначе пропорю тебе кожу, и будет охренеть как неприятно.
– Понял.
Он затянул нить наверху, под самым ногтем и там же, у основания пластины, почти сразу над кутикулой, наметил место для укола. Почему-то было страшно. Даже не страшно, а волнительно. Будто он собирался сделать какую-то операцию, хотя на деле ему нужно было всего лишь один раз двинуть иглой.
Цукаса надавил, пронзая кожу и чувствуя, как игла вошла чуть глубже. Соквон даже не вздрогнул, хотя по старой памяти Цукаса знал, что это было довольно-таки больно. Он отложил иглу на стол, одновременно зажимая палец Соквона второй рукой и выдавливая из отверстия кровь – показалась небольшая алая капля.
– Вот, смотри, – поднимая уколотый палец и показывая кровь Соквону, с улыбкой сказал Цукаса. – Это плохая кровь, которая мучила тебя. Теперь она вышла, и тебе должно полегчать.
Соквон перевел взгляд на него и облизнулся.
– Так это и делается?
Цукаса расслабил верхний виток и начал снимать обмотку.
– Да, именно так.
– И помогает?
– Это ты мне скажи, – поворачиваясь к нему и отрывая использованный кусок нити, улыбнулся Цукаса.
Соквон поднес палец к губам и слизнул кровь, продолжая смотреть на него. Под этим взглядом становилось жутко неудобно – наверное, Цукаса просто отвык.
– Не знаю, что именно мне помогает, но чувствую я себя значительно лучше, – сказал Соквон. – Ты подумаешь, что я совсем псих, но меня очень волнует один вопрос. Ты был с кем-то? У тебя кто-то был?
Цукаса потянулся за телефоном, лежавшим на столе.
– У меня был только ты.
– Я хочу сказать, пока меня не было. Пока ты жил в своем доме.
– Я уже сказал – у меня был только ты. Сюда можно заказать еду с доставкой?
– Что? – перехватывая его руку и перетягивая к себе, спросил Соквон.
– Сюда можно заказать еду с доставкой? Ночью кто-то привезет заказ, если сделать это?
– Я о другом.
– Я не хочу об этом больше говорить, – твердо сказал Цукаса. – И не вынуждай меня.
– Но я… я же еще ничего не понял.
– Твои проблемы. Я сказал два раза, и больше не смогу. Нет, я даже больше сказал. Так как насчет еды?
Соквон сжал его так, что заболело запястье.
– В справочнике есть номер. Я иногда заказывал там еду, номер отмечен.
– Что ты будешь?
– Если скажу «тебя», ты попытаешься меня ударить, и я завалю тебя на диван. Мы будем трахаться до утра, и ты останешься голодным. Так что закажи просто то же, что и сам будешь. Хорошо?
– Понял. Тогда будем стандартный набор – чжачжанмён и тансуюк.
– Мне без разницы.
Цукаса отсел в кресло, чтобы сделать заказ и косился на Соквона все время, пока называл адрес и обговаривал детали – попросил две упаковки соуса и одноразовые палочки, отказался от сладкого и поинтересовался, нужно ли будет возвращать пластиковую посуду. Соквон смотрел на него так, словно пытался загипнотизировать.
– Мне все еще сложно поверить, что ты действительно здесь, – сказал он, когда Цукаса вернул телефон на стол, но так и остался сидеть в кресле. – Я даже не знаю, что с этим делать.
– Ничего не нужно делать, – ответил Цукаса.
– Если не сделаю, ты опять уедешь.
– Я удалил тот договор. Тот, с твоей электронной подписью. У тебя больше нет видео, у меня больше нет договора. Делать ничего не нужно.
– Нет, я тебе не верю. Ты опять попытаешься сбежать, а я не могу этого допустить. Я устал без тебя, и посмотри, во что я превратился за это время. Я не могу запереть тебя, потому что именно это тебя и выбесило тогда, но я не знаю, что еще можно сделать. Глядя на родителей… глядя на них, я чувствую страх. Кажется, что ни делай, итог все равно один.
Понять, о чем он говорил, было почти невозможно. Цукаса подумал, что со временем все должно было проясниться.
– Ни о чем не говори, давай просто подождем заказ, – предложил Цукаса, поворачиваясь в кресле и перекидывая ноги через подлокотник. – Помолчим.