Соквон ничего не ответил, но все-таки притих и принялся терпеливо ждать, все еще сидя на диване и наблюдая за ним – Цукаса чувствовал этот тяжелый пристальный взгляд.

Телефон зазвонил буквально через пять минут – курьер уже ждал у дома. На ночь консьерж уходил, и оставалась только охрана, которая, кажется, не впускала посетителей, если только это не обговаривалось заранее.

– Я пойду, заберу, – предупредил Цукаса, спрыгивая с кресла на пол и направляясь к двери.

– Нет, я сам, – соскакивая с дивана и преграждая ему дорогу, сказал Соквон.

– Я только до двери и обратно, – делая шаг в сторону, чтобы обойти его, недовольно прошипел Цукаса. – Не будь идиотом.

Соквон заступил ему путь еще раз.

– Я сам. Никуда не выходи.

– Тогда давай быстрее, человек ждет.

Как был, в нижней майке и брюках от костюма, Соквон вышел за дверь и закрыл ее на ключ.

Оставшись на некоторое время в одиночестве, Цукаса ушел в ванную и умылся холодной водой – лицо горело, и чувствовал он себя не очень хорошо. Этого и стоило ожидать – что присутствие Соквона взволнует его и заставит ощутить все то, что до этого спало почти полгода.

Все-таки они оба были ненормальными.

Он постоял в ванной, глядя в зеркало. Показалось, что ничего не изменилось, и не было тех месяцев, проведенных порознь. Все было таким же, как и зимой, когда Цукаса изучил в этой квартире каждую мелочь. Он и сам не особенно изменился – выглядел почти так же. Правда, теперь он был одет.

Услышав щелчки замка во входной двери, Цукаса вышел из ванной, сразу же подходя к Соквону и забирая коробки с едой.

– Будем есть за журнальным столиком, – сразу сказал Соквон. – Не люблю есть за высоким столом.

– Как ты ешь тансуюк? – спросил Цукаса, разворачивая коробку и вынимая два контейнера. – Как ты решаешь эту вашу вечную корейскую дилемму?

– Что за дилемма? – не понял Соквон, усаживаясь рядом.

– Заливать свинину соусом или обмакивать ее, – пояснил Цукаса, удивляясь тому, что Соквон этого не знал.

– Мне все равно я буду так же, как и ты.

Цукаса с разочарованием отвел взгляд.

– Ну и зачем я заказал два соуса?

– Не знаю, ты же сам так захотел, – пожал плечами Соквон. – И как ты это делаешь?

– Я обмакиваю.

– Тогда и я так буду.

– А смешивать чжачжанмён ты умеешь или ты вообще никогда такую простую еду не ел?

Соквон вытащил большую чашку с лапшой и с сомнением уставился под пленку, которой она была обернута.

– Разве это нужно смешивать?

Цукаса забрал у него чашку и начал встряхивать ее, не снимая пленку, чтобы лапша не вытряхнулась наружу.

– И кто вообще кореец, ты или я? – ворчливо заметил он, украдкой бросая взгляд на наблюдавшего за ним Соквона.

– Ты тоже кореец, нечего делать вид, что ты чистый японец. От меня можешь ничего не скрывать.

– Да от тебя и нельзя что-то скрыть. Дай вторую чашку. – Соквон передал что нужно и вновь принялся смотреть, как Цукаса перемешивал чжачжанмён, не открывая чашку. – У нас есть такой день, когда некоторые люди едят черную лапшу. Ты, наверное, не знаешь. Мало кто знает. В основном все слышали о Валентинове дне, когда девочки дарят шоколад мальчикам. Это четырнадцатое февраля, так? – Соквон молча кивнул, и Цукаса продолжил: – Есть еще Белый день. Четырнадцатое марта. Мальчики дарят девочкам сладкое. Об этом тоже много пишут. Вот про четырнадцатое апреля никто не пишет, а это тоже важный день. Черный день. Одинокие мужчины и женщины собираются компашками и едят черную лапшу. Это не совсем точно такое же, но очень похожее на чжачжанмён блюдо. Хорошая традиция.

– Сейчас не апрель, – мрачно вставил Соквон, забирая у него чашку и начиная отклеивать пленку с краев.

– Да и мы, вроде, не одинокие, – не глядя на него и стараясь оставаться спокойным, добавил Цукаса.

– Тогда ты же… ты же не надеешься спать на диване?

– Я и на кровати спать не буду. Как там вообще лежать можно – там дышать нечем. Диван, кстати, не раскладывается, так что нам придется постелить на пол, чтобы спать вдвоем.

Соквон посмотрел на него, не моргая и не шевелясь еще примерно с минуту, а потом зачем-то полез в карман за телефоном.

– Пёнхи, ты еще не спишь? Прости, разбудил. Прости, я не нарочно. Слушай, тебе когда-нибудь пальцы укалывали? Но ты же помнишь, как это? Расскажи, как это происходит. Да просто нужно, не спрашивай! – Соквон говорил, глядя в пол и теребя нераспакованные палочки, лежавшие рядом с ним на столе. – О, вот как. А ниткой весь палец заматывают? И что потом говорят? Нет, мне просто нужно, Пёнхи-я… спасибо, хорошо. Понял. Нет, сам я не собираюсь этого делать. Нет, у меня есть таблетки. Хорошо. Спи дальше, ничего. Спасибо.

Он отложил телефон на пол и вернулся к Цукасе.

– Думаешь, я тебе палец испортил? – насмешливо поинтересовался Цукаса, ощущая жуткое желание запустить в него чем-нибудь.

– Ты все-таки настоящий. Я уж думал, совсем двинулся.

Цукаса все-таки бросил в него крышкой от контейнера с соусом, и Соквон поймал ее слету.

– Да постелить придется на пол, если ты на кровати не хочешь. Правда… ты действительно спать собрался? Какой ты все-таки наивный.

Цукаса разорвал упаковку с палочками и постучал ими по краю стола, отсоединяя друг от друга.

– Трахаться на твоей кровати летом – чистое самоубийство. Так что да, лежать будем на полу.

Комментарий к 33. Квартира

**hearts burner, спасибо вам за вдохновение))**

(шепотом) в следующей главе будет одно сплошное порно, Соквон-и заслужил))

========== 34. Совпадение ==========

– Твои губы очень болели после нашего знакомства? – спросил Соквон, расстегивая ремень и наблюдая за тем, как Цукаса стягивал майку через голову.

– Не помню… может, и болели, но задница пострадала больше. И еще… не сами губы, а просто ощущение такое было. Я же тебе говорил, что ты целуешься очень… сильно. Именно сильно.

Соквон сложил брюки на стиральную машину, ожидая, пока Цукаса справится со своей одеждой. Тот почему-то медлил – просто стоял и смотрел в зеркало за его спиной.

– Ну, для чего-то же должны сгодиться мои большие губы, – улыбнулся Соквон, протягивая руку и касаясь его плеча. – Ты белый и нежный. Тебе не повезло. Постоянно в засосах ходишь. С Камитани так же было?

– Хватит припоминать его, – вздохнул Цукаса, убирая от себя его руку и снимая джинсы. – От воспоминаний легче не станет.

– Я хочу знать. Хочу, чтобы ничего не осталось – все заменить и перебить, чтобы ты больше о нем не вспоминал.

Цукаса ответил, не отрывая взгляд от зеркала и хмурясь.

– Ты о нем вспоминаешь чаще, чем я сам. Что это? – он ткнул пальцем в зеркало, и Соквон сразу же повернулся, желая увидеть, что ему там не понравилось. – Нет, не в зеркале. У тебя на спине.

– Это псориаз.

– Откуда?

– Ниоткуда. Это аутоиммунное, ты разве не знаешь? – возвращаясь к нему и подтягивая к себе за резинку боксеров, спросил Соквон. – Мой иммунитет пожирает клетки кожи. Это бывает редко, потом пройдет.

Цукаса сделал шаг навстречу, оставаясь при этом каким-то твердым и неуступчивым. Его взгляд был серьезным и внимательным, темные глаза смотрели так, что Соквону становилось не по себе.

– Потом это вернется? – довольно тихо спросил Цукаса, не делая попыток подставить шею, к которой Соквон немедленно наклонился, когда он оказался рядом. – Сколько длится ремиссия?

– Боишься, что я весь покроюсь псориазными язвами и стану противным на ощупь? – оставляя горячий и влажный поцелуй на мягкой коже, поинтересовался Соквон. – Я еще не знаю среднюю длительность ремиссии, у меня все это началось не так давно.

Цукаса подступил ближе, проводя ладонями по его спине – слегка дотрагиваясь, почти невесомо.

– Нет, не боюсь. Это началось из-за Мориномия, верно? Ты как-то говорил… но я думал, что…

– Ну, да, – Соквон потянул на себя дверцу кабины и втолкнул в нее Цукасу, заходя следом. – Я очень нервничал, когда только начинал с ними работать. Хотя, если подумать, оно давно начиналось. Еще лет в десять, помню, под коленом было – страшно чесалось, а потом начало высыхать и отслаиваться… ну, в общем, кожа слезает такими чешуйками, и образуется… то, что ты на спине видел. Мерзко?