– Не дам.

Мягкая кожа Цукасы ощущалась под губами просто невероятно хорошо. Соквон целовал его шею то с одной, то с другой стороны, прижимался к ней лицом и носом, открытым ртом, губами.

– Я соскучился, – прошептал он, когда Цукаса все-таки закончил с документом и закрыл ноутбук. – Давай без душа? Ты мне и так нравишься.

– Блять такое женам говорят после долгой разлуки, – ответил Цукаса. – Я все равно в душ пойду. Не умрешь, ничего с тобой не сделается.

Соквон отпустил его и отступил, позволяя выйти из-за стола. Все равно Цукаса уже был в его номере, зачем было все усугублять.

– Иди быстрее, – слегка хрипло сказал Соквон. – Я после тебя. Как выйдешь, иди в спальню, полежи там.

Цукаса ушел в душ, оставив его посреди номера – голодным, с дрожащими руками и почти ознобом от перевозбуждения.

И почему его так вставил парень старше него? Почему именно тот, который живет так далеко? Почему тот, которого нельзя купить деньгами?

Как такое могло случиться – что из всех, с кем Соквон спал до этого, только Цукаса смог дать ему то, что он хотел больше всего? Держа его в руках, Соквон чувствовал это – странное сочетание силы и нежности. Тело Цукасы было крепким и здоровым, но в мелочах в нем присутствовала почти детская нежность – в его губах, коже, взгляде, лице, ладонях. Безусловно, приятное и даже красивое лицо выглядело девственно чистым даже после всего, через что Соквон протащил его той ночью. Белизна его тела, тонкая кожа его полных розовых губ, мягкость его слегка округлых щек – все это не выглядело неестественным в общей картине с хорошо развитыми мышцами, широкими плечами и довольно крупными костями.

Соквон продолжал думать об этом, пока раздевался, бросая вещи на диван и прислушиваясь к плеску, доносившемуся из ванной комнаты. Позже он прошел к двери и нырнул внутрь, сразу же пытаясь отыскать Цукасу взглядом – тот находился в прозрачной кабине и ничего не слышал. Однако почувствовал тяжесть взгляда Соквона, он развернулся уже через пару секунд, когда сам Соквон вошел в кабину и закрыл за собой дверцу.

– Не будешь ты один здесь мыться, – сказал он совершенно серьезно, подходя ближе и прижимая Цукасу к кафельной стене. – Иди сюда, не отстраняйся.

Цукаса отвернулся, уклоняясь от поцелуя и хмурясь:

– Я себя девкой чувствую, – сказал он, когда Соквон все-таки наклонился к нему, одновременно обнимая за талию и придерживая так, чтобы он больше никуда не уходил. – Если так хочешь доминировать, почему бы тебе не найти себе какого-нибудь согласного паренька? Даже трансгендера или вообще красивую виктимную девочку… я не люблю этого, я не хочу все время делать это.

– Так и не делай. Если будешь отвечать на мои ласки, я буду только рад. Мне не виктим нужен, а ты.

Соквон прошелся расправленными ладонями по скользкой от мыла коже на спине, провел по бокам, обвел живот и грудь, обхватил плечи и спустился к локтям. От близости и доступности этого тела перехватывало дыхание напрочь. Он потянулся одной рукой к мыльнице, вынимая мыло, а другой опустился по позвоночнику Цукасы, скользя ниже, к самому копчику. Цукаса встрепенулся и попытался выскользнуть, почувствовав его пальцы между своих ягодиц.

– Смотри на меня, – прошептал Соквон, наклоняясь к его лицу.

Он прошел указательным и средним пальцами к самому отверстию и немного покружил там, с удовольствием отмечая как расширились глаза Цукасы, как непроизвольно вырвался хриплый выдох, как белые и ровные зубы прикусили край губы.

– Ну, привет, – добавил Соквон, намыливая другую руку, откладывая мыло и добавляя уже скользкие и покрытые пеной пальцы к тем, что уже хозяйничали на теле Цукасы. – Привет, я так долго тебя ждал. Соскучился очень.

– Ты сейчас с задницей моей разговариваешь? – спросил Цукаса, видимо, пытаясь вернуть себе хоть какую-то долю трезвости и сбросить груз стыда.

– Нет, я с тобой настоящим разговариваю.

– Можно подумать, что весь я сосредоточен только в жопной дырке, – выдавил Цукаса, мгновенно теряя нить своих циничных размышлений, от того, что Соквон принялся тереть пальцами, тщательно обходя каждую складку.

Вода текла попусту, пар оседал тяжелой росой на стеклах кабины, а Соквон касался самого сокровенного места на теле Цукасы и целовал его в губы, постанывая от наслаждения. Это было и грязно и сладко одновременно, и Соквон прижимался к Цукасе всем телом, вдавливая свой стоявший колом член в его живот и с удовольствием отмечая ответную реакцию. Цукаса тоже возбудился, и это было самым прекрасным открытием за прошедший месяц.

Цукаса начал отвечать на поцелуй, и Соквон немного успокоился – почувствовав, что его человеческий наркотик сдался, он перестал так сильно на него давить и углубился в процесс и ощущения. Нежный и горячий язык Цукасы пружинил в ответ, его губы немного припухли и стали темнее, и сам он дышал так, словно был готов задохнуться в любой момент.

Соквон оторвался от него с большим трудом, прижался к его уху мокрыми губами и еще тише прошептал:

– Знаешь, зачем я это делаю? – он втиснул кончик указательного пальца внутрь, и Цукаса вздрогнул всем телом, хватаясь за его плечи. – Чтобы зацеловать тебя там. Ты сойдешь с ума от того, что я с тобой сделаю. Обещаю, ты не пожалеешь. Я хороший любовник и я добр к тем, с кем делю постель, я не насильник, каким ты меня увидел в первый раз. Я могу по-хорошему, и очень хочу все исправить.

– У тебя такой стояк, что ты вряд ли дотерпишь.

– Дотерплю. Терпел же весь месяц.

Он переставил Цукасу под душ, смыл с него пену и хорошенько поработал пальцами между его ягодиц и бедер, обводя каждый уголок и заставляя его краснеть и сдавленно дышать.

Притихший и слегка обмякший Цукаса тихонько матерился сквозь зубы, используя и корейские и японские слова. Соквон целовал его уши, виски и губы, все еще слабо веря, что все происходило по-настоящему. Он продолжал целовать его и после, когда они вышли из душа – он не отрывался от белой и уже порядком измученной шеи, держа его перед собой и передвигая к спальне.

– Я могу идти сам, – пытаясь отстраниться, сказал Цукаса. – Я могу идти сам.

– Можешь, но я не позволю тебе.

Он бросил Цукасу на постель лицом вниз, но сразу же перевернул на спину, заползая сверху. Открытое и мокрое после душа тело было совершенно чистым, кожа казалась чуть более розовой, чем обычно. Соквон еще раз поцеловал его – даже не в губы, а в рот.

– Слушай, может, ты не будешь целовать меня внизу? – шепотом спросил Цукаса. – Ты же это не всерьез, да?

Соквон облизнулся и покачал головой.

– Я хочу твою задницу. Всем собой и этим, – он толкнулся членом, прижимая его бедро, – и языком, и всем-всем-всем.

– Тогда даже не думай, что я после этого буду тебя в губы целовать.

Соквон поднялся на вытянутых руках и уставился на Цукасу, глядя в его узкие, но красивые глаза.

– Играешь со мной? – спросил он, стараясь вернуть хоть сколько-то самообладания. – Хочешь поиграть?

– Тебе лет-то сколько? Потом всю жизнь с этими воспоминаниями жить будешь – что чью-то задницу целовал, – прямо ответил Цукаса.

– Ой, да брось… твоя дырочка особенная. Я ее хозяин. Только я ее знал и только я буду знать.

Цукаса отвернулся, выдыхая через губы.

– Как романтично блять. Да, только ты брал меня сзади и только ты будешь это делать. Если кто-то другой попытается, я ему член оторву. Но это не потому, что я хочу быть тебе верен, ясно?

– Помолчи, – накрывая его губы пальцами, попросил Соквон. – Я слишком сильно хочу целовать тебя, поэтому ладно, сегодня уступлю. Но однажды я все равно это сделаю.

Он вытащил из-под подушки заранее припрятанную смазку, уложил ее рядом на постель, а потом уселся на колени и притянул Цукасу к себе, раздвигая его ноги и располагая их по обе стороны от себя. Тот отвернулся и закрыл глаза, видимо, все еще испытывая адский стыд.

Соквон провел рукой по его впалому животу, потом открыл тюбик и выдавил себе на руку побольше смазки.