– Ты же только что мне тут рассказывал о том, как он в моих вещах сбегал, – недоверчиво заметил Соквон, замечая, что Фредди полез за второй сигаретой, и двигая к нему пепельницу.
– Да в том и дело, что эти засосы и все остальное… это, кажется, не главное. Если судить по тому, что у тебя очень ревнивый отец, да и старший брат умудряется заделывать жене по ребенку раз в год или даже в полгода, вы вообще такие ненормальные. То есть, я как-то раз видел госпожу Ю, пару раз видел жену твоего старшего брата – на новогодней вечеринке. В том и в этом году. Думал, что Цукаса будет примерно как они. Твоя мать и жена твоего брата чем-то похожи. Не знаю, может, так случилось, потому что они живут в пиздецкой семье или просто у вас общий идеальный тип, хрен знает. Я ожидал, что Цукаса будет чем-то их напоминать – это было бы понятно. Но знаешь… он что-то не выглядел деморализованным. Конечно, может, все это потому что ему все-таки удалось смыться, но скорее всего, он просто сам по себе такой. Может, он извращенец еще похуже тебя и ловит какой-то кайф с того, что ты его так прессуешь?
Соквон фыркнул и отвернулся.
– Ты до такого допер без расспросов, мне теперь легче скинуть тебя с балкона, чем уволить, – сказал он, с тоской отмечая про себя, что это было не совсем шуткой.
========== 31. Заключение ==========
Глупо было ожидать, что его оставят в покое. Соквон отлично понимал, что родители изначально не предусматривали второй вариант – он должен был просто сделать так, как ему говорили и не рыпаться. Так было всегда – даже когда он пытался что-то изменить, будучи еще ребенком или подростком, родители всегда находили средство, чтобы направить его в нужное им русло. Соквон всегда отступал.
Его уступчивость объяснялась каждый раз по-разному – когда он был еще мал и оставался очень сильно привязанным к матери, он просто не хотел ее расстраивать. Позже он думал о том, что мог навредить друзьям или тем, от чьего влияния его хотели оградить. В последние годы он подчинялся только лишь потому, что не хотел нагнетать напряженную обстановку в семье.
Чонвон действительно видел его насквозь – как-то раз он сказал, что Соквон был очень привязан к семье. Так оно и было – несмотря на отчуждение и недоверие он все равно желал всем им добра и не хотел усугублять их положение. Как и других детей, его часто обвиняли в эгоизме, но задумываясь обо всем всерьез, Соквон понимал, что почти ничего не делал для себя, поскольку всегда думал, как это отразится на других.
Единственное, в чем он не смог себе отказать – желание быть с Цукасой и владеть им безраздельно. Однако сейчас становилось ясно, что, не имея опыта в исполнении собственных прихотей, Соквон и с этим делом справился неграмотно и криво – не позаботился об охране, вел себя, можно сказать, безрассудно. Он был слишком легкомысленным, что и привело в итоге к этой самой точке, в которой он сейчас находился.
Ему довольно рано пришлось усвоить, что его непослушание действовало на мать удручающего, из-за чего она надолго приходила в подавленное состояние. Это злило и сбивало с толку отца, от которого зависели все остальные дети. Получалось, что каждое решение Соквона отражалось на всей семье в целом, и это было просто невероятно тяжело. Им очень умело манипулировали с самого детства, и он вырос человеком, привыкшим выполнять чужие указания, особо ни над чем не задумываясь.
Поняв, что в сопротивлении не было смысла, он начал подчиняться практически безоговорочно. Даже когда мать попросила пригласить Цукасу на выходные, он почти не возражал, а ведь уже тогда нужно было задуматься о последствиях.
Так повелось с самого детства – когда его забирали из Японии еще ребенком, он устроил настоящий скандал, потому что не хотел прощаться с няньками, но в итоге мать расплакалась, и Соквон потом долго просил у нее прощения. Когда его отправили учиться в специальную школу, он вообще ничего не понимал. Когда вынудили учиться в Америке, он не стал особо настаивать на собственном желании получить образование в Японии. На самом деле даже в настоящем, когда он управлял огромной частью семейного бизнеса, он делал лишь то, что от него хотели. Отец выдернул его из Америки и перевел в Корею, и Соквон, как вещь, отправился, куда его определили. Почему он не воспротивился тогда, хотя прекрасно понимал, как сложно будет стоять во главе компании, не дожив и до двадцати? Ответ был очевиден – потому что отец не принимал отказов, и возражения ничего не меняли.
Точнее, отец и мать воспринимали отказы – они относились к ним как к личным оскорблениям и поступали соответственно. Наказывали и давали понять, что оскорблять родителей не стоило ни при каких обстоятельствах.
Родители в каком-то роде просто привыкли к подчинению. Поэтому сейчас его поведение ставило их в тупик.
Соквон ожидал, что со временем дело дойдет до отца, и тогда стиль воздействия изменится – отец, который безжалостно наказывал даже жену, от которой болезненно зависел, в отношении других выбирал совсем уж варварские методы.
– Слышал, ты готовишь дела? – первым делом спросил отец, когда Соквон явился к нему с отчетами.
Время отчетов было в конце лета, но отец запросил их гораздо раньше, еще в июне, и было очевидно, что бумажки его сейчас не интересовали.
– Да. Прошу прощения, – опуская взгляд и тщательно соблюдая установленный порядок поведения, ответил Соквон.
– Значит, не собираешься работать дальше? – приподняв бровь, спросил Чунмин, откладывая папку с документами на край стола и поднимая взгляд.
– Прошу прощения, – повторил Соквон.
– Мне не нужны твои извинения, – прямо сказал отец. – Что ты хочешь сказать? Думаешь, так легко просто взять и выйти из бизнеса? Твое место готовилось для тебя годами, и ты не вправе сейчас бросать все на полпути. Я не могу тебе этого позволить. Ты должен подчиниться и сделать все так, как тебе передал Кансок.
– Я не могу, – ответил Соквон, сжимая кулаки. – Я не могу.
– Что это ты там делаешь? – переводя взгляд на его руки, почти издевательски спросил отец. – Кулаки сжимаешь? Считаешь, сейчас твой гнев может сравниться с моим? Или может, ты хочешь меня ударить?
– Никак нет, – все еще стараясь не смотреть на отца, ответил Соквон.
– Послушай меня, – укладывая на столешницу руки и сцепляя в замок пальцы, медленно произнес Чунмин, подаваясь вперед. – Слушай внимательно. Меня не интересует, чего ты хочешь, и в кого ты влюблен. Все это не относится к делу. Я и второй из твоих братьев вложили слишком много усилий в расширение бизнеса в Корее, и твои капризы сейчас неуместны. К тому же, ты ведь понимаешь, что никакие проблемы не возникли бы, не будь твой выбор мужчиной. Если бы ты выбрал женщину, как и Чонвон, я бы без промедления дал тебе на все разрешение, но сейчас это просто неприемлемо. Я не позволю, чтобы бизнес, который я выстраивал всю жизнь, оказался под угрозой только потому, что ты не можешь держать свой член в штанах. Если кто-то из конкурентов добудет информацию о твоих развлечениях, это станет концом всего. Знаю, Кансок полагает, что ты мог бы жить свободно в Японии, но сейчас я не стану тебя обманывать – тебе и там не доведется заводить себе мальчиков. Ты должен быть абсолютно чистым и безупречным. В противном случае ты мне не нужен.
– Я готов к этому.
– К чему?
– Оказаться ненужным.
Отец поднялся из-за стола и обошел его, вставая прямо перед Соквоном.
Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, к чему шло дело. Соквон лишь раз в жизни испытывал на себе тяжесть отцовской руки, но тот опыт запомнился ему надолго – наверное, потому что он был еще ребенком.
– Ты знаешь, какой ответ от тебя ожидается, – давая ему возможность передумать, сказал Чунмин.
Должно быть, Инсу была действительно сильной и смелой женщиной – даже будучи вполне взрослым молодым человеком, Соквон испытал непреодолимый страх, стоя прямо перед отцом и ожидая, когда он ударит. Внушительность Чунмина была не только результатом его влиятельности и манеры общения – это было естественным эффектом его физических параметров. Его сила ощущалась даже на расстоянии, он мог легко подавить практически любого.
