– Клан Мориномия, – через пару минут тяжелого молчания ответил Соквон. – Я не имел дел с оябуном клана, но через пару дней приезжает нидаймэ. Будет жить на этом этаже, здесь специально для них все освободили. И они не партнеры, я не имею от них никакой выгоды кроме прямой оплаты услуг.

Цукаса медленно кивнул, ощущая, как утяжелившееся сердце забилось, причиняя физическую боль. Якудза – это совсем другой мир, в который лучше даже не заглядывать.

– Мориномия… не слышал о них, – сказал он, кое-как справившись с собой. – Большой клан?

– Не очень. Две тысячи человек. Может, чуть меньше. Если начнешь искать о них в интернете, найдешь сведения о некоторых судебных делах, там все правда. Их поймали три года назад на перевозке контрафактной продукции – какую-то партию изъяли. Кое-какие люди сейчас сидят в тюрьме. Они… это долго рассказывать, но после этого они захотели иметь дело с человеком, родившимся в Японии. Из нашей семьи только я такой человек. Отец решил передать мне дела досрочно, так что с университетом пришлось заканчивать побыстрее. Мне там кое-что обставили нужным образом, и я вернулся домой, чтобы вести дела. Якудза… это же очень консервативная структура.

– Ты поэтому так быстро принял дела? Ради того, чтобы не терять таких клиентов.

– Да. Не потому что я такой замечательный и одаренный, а потому что я больше подхожу для этой работы. Отец раньше занимался японским вопросом, но после моего появления нидаймэ сказал, что полностью передает мне все контакты.

– Потому что мальчиком легче манипулировать?

– Потому что мальчик почти японец, – ответил Соквон. – Я все три года ждал подвоха и стал настоящим параноиком. Я не шучу, у меня даже псориаз развился.

– Охуительно, – поднимаясь с постели и отходя к стене, вздохнул Цукаса. – Охуительные дела.

– Но за три года они так ничего подозрительного и не предприняли. Я предоставляю им склад и безопасную гостиницу на время, пока они бывают здесь. В Сеуле работает, по меньшей мере, шесть складов, используемых кланами. Здесь легче хранить товары, которые потом переправляются в Японию. Оружие, конечно, тоже. В Корее я обеспечиваю защиту от органов контроля, что уже немало. Выплачиваю разные взятки и беру на себя дела – пока я принадлежу к концерну «JKS», я могу с этим справляться. Конечно, нидаймэ возвращает эти средства с вознаграждением, но работа все равно очень опасная. Не могу сказать, что она мне нравится, но и отказаться тоже нет возможности. Отец отошел от дел, он занимается только самыми верхними деталями, когда нужно объединять данные, поступающие от каждого из его сыновей. Моих братьев Мориномия не воспринимают всерьез. Пока все их дела проворачиваются в Корее, для моей семьи это безопасно. Но если кто-то – Чонвон-хён или Кансок-хён – захочет похозяйничать в Японии, им сразу дадут понять, где их место.

Цукаса прислонился спиной к уже изученному ранее рисунку.

Его не очень интересовали дела семьи Ю, если они не касались его напрямую, но слушать было интересно. Параллельно с этим он вдруг понял, что на самом деле Соквон еще пожалел его, когда вылепил эти долбанные видео для шантажа – он мог договориться с кланом, и они выкрали бы Наоко, после чего Цукаса подписал бы даже договор о собственной продаже в безграничное пользование целой армией, лишь бы вытащить ее. Мориномия, пусть даже и компенсируя все финансовые потери Соквона и оплачивая услуги с лихвой, все равно оставались его должниками, потому что он решал их проблемы в другой стране и делал это чисто и своевременно. Что для них какой-то рядовой житель Хоккайдо и его семья?

– А когда ты искал информацию обо мне, ты пользовался их услугами? – не скрывая волнения, спросил Цукаса.

– Ты думаешь, я совсем безмозглый? – приподняв брови, улыбнулся Соквон. – Нет, конечно. В Японии есть и другие связи – те, которыми пользуется наша семья в целом, правда, тоже через меня. Если вдруг к нам обращаются подозрительные или проблемные японские клиенты или на территории гостиниц совершаются преступления, мы связываемся с правоохранительными органами в Японии, чтобы решить вопросы без лишнего шума. Такое случается часто. Горничную облапают, сопрут что-нибудь. Устроят пьяный дебош, приведут проституток. Мало ли. Японцы слегка… не обижайся, но они слегка долбоебы. Не все и даже не большинство, но очень многие.

– И ты через свои каналы проверял меня?

– Не проверял. Искал информацию. И вместе с твоим запросом я подал еще шестьдесят восемь других, так что не беспокойся. Я подаю запросы ежемесячно, твое имя уже затерялось. Думаешь, они хранят такие данные? Да нихуя подобного, им они не всрались ни на грош, им даже удобнее все удалять, чтобы потом проблем не возникло. Все-таки большинство дел мы регулируем в обход закона.

– Поэтому ты влез так глубоко. До моего прошлого. До имен тех, с кем я трахался в университете. До моих корейских дедушки и бабушки.

– Да, поэтому. Полиция дала мне основные данные, а дальше я уже сам по базам прошел. Иногда мне дают доступ.

– И вся эта возня только ради того, чтобы в конце концов снять какие-то видео по пять минут, и вообще никогда не воспользоваться добытой информацией?

– Я много чего так делаю. Всегда лучше перестраховаться. Да и потом, ненужной информации вообще не существует. Чем больше знаешь, тем сильнее твоя власть.

– Чем больше знаешь, тем больше риск попасть в какое-нибудь дерьмо.

– Это смотря как. Если о твоей осведомленности никому ничего не известно, ты в безопасности. Нужно знать, как получать информацию.

– Боже, с кем я трахаюсь, – опускаясь на пол и усаживаясь, почти простонал Цукаса. – Лучше бы я ни о чем не спрашивал.

– Ну, со временем ты бы все равно все узнал.

– Спасибо, мне стало легче. Вот блять…

Соквон улыбнулся.

– Давно не слышал от тебя твое любимое «блять».

– Теперь еще долго не услышишь, раз я уезжаю. И как ты собирался… как ты собирался вообще продолжать все это трахание со мной, если у тебя связи в мафии? От них же ничего нельзя спрятать.

– Иди сюда, сядь рядом.

– Нахуй иди. Отвечай. Это уже не только нас касается.

– Цукаса, это касается только меня. Я не делаю ничего в Японии, я привез тебя в Корею и со стороны все выглядит так, будто добровольно. Я живу в Корее, где они ничего не могут сделать – даже свои проблемы они решают через меня. Поэтому ты и твоя семья в безопасности. Им плевать на мою жизнь, пока я делаю то, что им нужно.

– Все, что на первый взгляд кажется таким простым, на деле потом становится еще более дерьмовым, чем то, что видится сложным изначально, – ответил Цукаса.

– Я бы на твоем месте больше боялся не мафию, а моих братьев. Они еще хуже.

– Да ну? А про Фурута Дзюнко ты не слышал? Нет?

– О ней все знают, – поднимаясь с постели и подходя к нему, ответил Соквон. – С Наоко такого не случится.

Соквон уселся на ковер напротив Цукасы так близко, что их колени соприкоснулись.

– Я ничего не могу, – шепотом сказал Цукаса. – Я не только ее не защитил, я еще и приволок ей другие проблемы. Если с ней что-нибудь случится… я ничем ей не помогу. У меня нет ни денег, ни связей, ничего.

– Все это есть у меня, – сказал Соквон. – Наоко – твое сокровище, я знаю. Разве я могу сделать что-то, что подвергнет ее опасности?

– Какие красивые слова, – с горечью заметил Цукаса.

– Это только слова. Внутри у меня гораздо больше. Я просто не могу выразить все это. Для этого нет слов.

Ответить было нечего, и Цукаса почти обрадовался, когда на телефон Соквона пришло сообщение. Он прочел текст, поднялся и прошел к ноутбуку, лежавшему возле подушки. Через пару минут он повернулся к Цукасе и кивнул:

– Не хочешь посмотреть кино? Ты в главной роли, соглашайся, посмотришь на себя.

Цукаса шумно выдохнул и тоже поднялся со своего места. Он знал, что там будет – запись с камер наблюдения, снявших его беседу с Даён.

На экране было подозрительно четкое изображение, не походившее на обычные синюшные и зернистые кадры, которые получаются при работе простых камер. Обзор был с его стороны, так что себя Цукаса видел только со спины, а вот Даён можно было разглядеть во всех подробностях. Звука не было.