– Вы боитесь за себя? Напрасно. Соквон все для вас сделает. Вы все еще живы после вчерашнего, а значит, он действительно вами дорожит.

Конечно, его заинтересовали эти слова, но Цукаса постарался не подавать виду, хотя и не знал, как у него на самом деле это получалось.

– Я боюсь за себя, вы правы. Жизнь всего одна, и я не могу сказать, что в моей нет ничего, чем бы я дорожил. Мне есть что терять, и я хочу быть уверен, что не сделаю ничего такого, что как-то отразится на тех, кого я люблю. А если со мной что-то случится, это обязательно повлияет на их жизнь. Предположим, ваш муж не сможет вас достать в Японии, но он будет знать, куда вы сбежали. Как много времени ему понадобится, чтобы понять, кто вам помог? Одно мое имя уже кричит о Японии, да и то, что вы сбежите практически сразу после моего появления в вашем кругу – тоже явно не совпадение.

– Могу сказать еще раз – Соквон все сделает для вас.

– Может быть, вы правы. Но когда дойдет до наказания лично от него, я сомневаюсь, что он простит меня за доставленные проблемы. А отвечать за ваши решения я не хочу, простите. Кроме того… Соквон – младший сын семьи. Не думаю, что ваш муж настолько бессилен против него.

– Вы не даете мне никакой надежды, – заключила Даён. – Напрасно я пошла на этот риск.

Даже зная прекрасно, что она не имела права его осуждать, Цукаса все равно почувствовал вину.

– Мой отказ полезен не только мне, – пытаясь не выдать себя, твердо сказал он. – Вас он также защитит.

Он помнил, что Сону остался живым и относительно невредимым – насколько можно было верить Соквону – только потому, что между ним и Цукасой в действительности ничего не произошло. Этот же принцип должен был в какой-то мере сработать для этой ситуации – тот факт, что замысел Даён остался нереализованным, должен был прикрыть их обоих, если бы дошло до серьезного.

– Вы вспомните о том, что сделали сегодня, когда вам станет невыносимо тяжело рядом с Соквоном. Этот момент наступит очень быстро. Тогда вы поймете мое желание сбежать.

Она поднялась, собираясь уходить, и Цукаса последовал за ней. На душе оставалось тяжелое и неприятное чувство.

*

После обеда зашел Фредди – вид у него был какой-то таинственно-задумчивый, и Соквон сразу понял, о чем пойдет речь. О мальчике для агентства «Plane 1st». Вероятно, он уже нашел подходящего кандидата.

– Выйдем? – спросил Фредди, забирая с полки пепельницу, хранившуюся в кабинете Соквона специально для него.

– Замерзнешь, – заметил Соквон, набрасывая на плечи пальто.

– Ничего, это на пять минут.

Выйдя на балкон, Фредди со стуком поставил пепельницу на плоский верхний профиль простых перил и встал рядом, упершись в него же локтями. Вид у него был явно недовольным.

– Мальчик нашелся. Не очень красивый, но талантливый. Без особенностей – не мечта педофила, не женоподобный. Кожа матовая – не смуглая и не белая. Исключительный слух, который почти полностью компенсируется ленью. Кое-как учится на отделении искусств. Я с ним уже поговорил, но дальше ты сам. Можно было бы поискать еще, но в конце января у «Plane 1st» стартует набор новых трейни, нужно бы успеть подготовить его к этому времени.

– Как зовут?

– Ким Тео.

– Тео?

– Теодор. По понятным причинам «Тедди» его здесь никто не называет.

– Ну, да, кому захочется отзываться на имя, которое звучит на корейском как «свинья», – понимающе кивнул Соквон. – Но меня удивляет другое. Европейское имя?

– Полукровка. Таких не любят, знаю, но он… в общем, по внешности никак не определить. Весь в отца пошел, видимо. Глаза узкие, монолидное веко, скуластый. Ноги короткие. Все дела, короче. Но зато у него нет особых предрассудков насчет этой вашей азиатской конфиденциальности, и он согласен работать. Очень хорошо получается.

– А как нашли?

Фредди выдохнул облачко белесого пара и потянулся в карман за сигаретами.

– А тебе зачем? Нашли и нашли.

– Просто хочу знать.

– Я прошелся по базам школ искусств. Просмотрел парней, учащихся одновременно в двух классах – танцевальном и вокальном. Сольфеджио или как там… в общем, насколько я понял, айдолы больше танцуют, чем поют.

Соквон фыркнул:

– Да ну? А альбомы они разве не продают?

– Да похер мне, честно. Короче, нашлось где-то шестьдесят более или менее подходящих, которые учатся где надо. Из них Тео только один, который из небогатой семьи, да еще и на занятия ходит спустя рукава.

– А его примут в агентство?

– Примут, – кивнул Фредди. – Мы сделаем его семью богатой. По документам. Таких охотнее берут – они могут платить без проблем. Им не нужны деньги на проживание, агентство на них не тратится. И вообще, таких обычно разбирают агентства покрупнее, а трейни, из которого можно еще и вытягивать деньги – очень выгодно. Потом можно просто не выпустить его на сцену – найти какой-то предлог вроде отсутствия прилежности или чего-то еще, и оставить его ни с чем.

– Но совсем уж бездарь никто брать все равно не будет. Я вкратце ознакомился с их стандартами. Это очень тяжело – нужно уметь петь и танцевать, не сбивая дыхания. По меньшей мере. Еще нужно быть смешным или милым, а парням это непросто.

– Он как раз такой. Не красавчик, но смешной. К тому же, он не бездарь – он просто не любит учиться. Природный дар у него есть, я собрал кое-какие отчеты его учителей.

– Ты перехватывал учительскую почту? – удивился Соквон.

– Ты выделил достаточно средств на поиски, так что да, – впервые за все время улыбнулся Фредди.

– Ну и отлично. Если он подходит, то почему бы и нет. Нам просто нужно выяснить, что случилось с Мидзуки Наоко, это будет не очень сложно. Если он сумеет собрать по разговорам приблизительный состав преступления или что-то в этом роде, этого достаточно. Значит, отмучается пару месяцев, а потом мы его вытащим.

Фредди глубоко и с удовольствием затянулся, подержал дым внутри, а потом выпустил долгой тонкой струйкой, прикрывая глаза.

– Нет, серьезно, если бы не Цукаса, я бы втюрился в тебя, только за то, как ты куришь, – пошутил Соквон, внимательно следивший за ним.

– Иди в задницу. Начерта ты мне нужен, маньяк хренов. Это агентство уже покойное? Ему пиздец, да? Всем этим типа крутым шишкам из мира шоу-бизнеса, основавшим это дерьмо.

– Ну, не совсем пиздец. Если бы так, я бы уже сейчас нашел способ как-нибудь их подкосить. Я хочу разобраться. В зависимости от того, что я найду…

– Ага от тяжести преступления напрямую зависит размер надвигающегося на них пиздеца, я понял. Они обидели его сестру и косвенно задели его. А себя ты тогда наказать не хочешь? Если у него и есть какие-то серьезные проблемы, то это ты.

– Я и так наказан, куда еще больше, – не совсем в шутку и не совсем всерьез ответил Соквон.

– Ладно, сам знаешь. Тогда я сведу тебя с этим Ким Тео? Ты должен понимать, что как только переговоришь с ним, обратного пути уже не будет. Ты втянешь в дело постороннего.

– Да, свяжи меня с ним. Нужно встретиться до праздников, чтобы в январе он готовился к набору.

Фредди докурил и отошел от перил, закладывая руки в карманы брюк.

– Этот Цукаса тебя за яйца держит.

– Он говорит, что это я его держу.

– Да ничерта он не понимает. Ты ради него на все готов? А что, если вдруг случится, что родители узнают? Что тогда делать будешь?

– Не знаю. Это уже не будет от меня зависеть.

– Ты его уже показал. Он так глубоко влез в тебя, до самого перекрестия, ты уже даже делаешь то, о чем он тебя никогда не просил. Сам, для себя. Принимая во внимание, что он об этом может никогда и не узнать и даже не проникнуться к тебе благодарностью. Ты ничего с этого не поимеешь – с того, что надерешь зад тем, кто что-то там сделал с его сестрой. Не понимаю, как ты до этого дошел.

Соквон пожал плечами:

– Может, дошел. А может, все с самого начала так и было.

Опасения Фредди были разумными, и как друг он был во всем прав, но Соквон не мог ничего ему объяснить. Он не мог даже сам во все разобраться, и не вполне четко осознавал границы своего безумия. Стараясь не думать о том, чего может никогда и не быть, он оставался довольно-таки спокойным, боясь лишь одного – что Цукаса узнает об уничтожении тех проклятых видео, которыми его до сих пор держали в Корее.