Он заметил это уже давно – если он отдавался охотно и осознанно, Соквон по каким-то непонятным причинам, почти не двигался внутри, но достигал оргазма довольно быстро. Этот момент делал секс не безликим средством достижения оргазма, а чем-то большим, о чем было страшно даже думать.
Держа его одной рукой, Соквон использовал вторую для опоры, и Цукаса сам приподнялся на локтях, стараясь прижаться к нему теснее. Его член терся о живот Соквона, что вкупе с легкой стимуляцией внутри приносило дразнящее и щекочущее удовольствие, захватывавшее не только тело, но и его всего целиком. Соквон двигался внутри неглубоко и медленно, почти не выходя из него и не тревожа сжатые мышцы отверстия, но оставаясь внутри настолько, насколько это было возможно. Опираясь теперь только на один локоть, Цукаса обнял свободной рукой Соквона, положив ее на его спину и не слыша собственного стона. Все казалось эфемерным и ненастоящим, и последовавшая через секунду вспышка захлестнула мягким теплом его тело, заставляя откинуть голову назад и застонать еще раз – теперь уже громче.
Немного протрезвев, Цукаса понял, что Соквон уже покинул его тело – теперь он растекся сверху, разгоряченный и тяжелый. Между бедер ощущалась скользкая влажность – Соквон тоже кончил.
– Полежи еще чуть-чуть, – не глядя на Цукасу, но чувствуя, что он уже оправился, попросил Соквон. – Ни о чем не думай.
Его тело было расслабленным – в его тяжести, поначалу показавшейся удушающей, сквозило умиротворение, которое даже Цукасе показалось восхитительным. Куда лучше, чем дрожь и лихорадка, терзавшие его еще полчаса назад.
Через минуту Соквон слегка сполз, нашаривая на полу свое пальто, из кармана которого вытащил узкую упаковку влажных салфеток. Цукаса, лениво отметивший эту возню, уперся обеими ладонями в сидение, поднимаясь и собираясь усесться, но остановился, когда холодное и тонкое нетканое полотно, пропитанное антибактериальным лосьоном, прижалось между его ягодиц. Соквон, смотревший в его лицо, как-то странно улыбнулся, стирая оставшиеся следы спермы и откладывая салфетку.
– Обычно ты сразу срываешься в душ, как будто боишься, что я сделаю тебе ребенка, – сказал он, теперь вынимая салфетку для себя. – Но сейчас тебе придется обойтись такими походными условиями. Это была твоя идея.
Они потратили почти десять минут на одевание, после чего Цукаса также остался на заднем сидении, а Соквон пересел за руль. Он отвез его к дому, а потом вернулся в офис. И когда он постучался в его дверь вечером, Цукаса не нашел в этом ничего удивительного – он почему-то ждал визита.
Соквон обнял его с порога, прижимая к стене и целуя в губы настойчиво и глубоко.
– У тебя же еще один сеанс до того, как ты уедешь? – спросил он, отрываясь.
– Да. Последний в этом году, а там видно будет.
– Я буду верить тебе и больше не стану ловиться на то, что делает Чонвон-хён. Это он прислал те фотографии – снял тебя и ее во дворе центра. Сфотографировал и сразу отправил в групповой чат. У меня с братьями отдельная беседа… туда и отправил. Я думал весь остаток дня. Он никогда так не поступал… ему что-то не нравится, так что будь с ним осторожен. Лучше, если этот сеанс будет последним вообще. Постарайся как-нибудь объяснить девочкам, что еще очень долго с ними не увидишься, и поезжай в Японию. Так безопаснее. Оставайся в Японии до пятнадцатого числа. Если я стану умирать от тоски, приеду к тебе сам.
Это было поразительно – Соквон никому не верил. То есть, он не только не мог положиться на кого-то – он еще и ждал подвоха от родного брата.
– Кому я нужен с моим доходом и отсутствием гражданства? – попытался успокоить его Цукаса.
– Не знаю. Я до последнего не хотел верить, что Чонвон нарочно все это сделал, но других вариантов нет. Он же знает, каково это – быть зависимым и уязвимым. Все равно, что выстрелить в меня. Не знаю, чего он хочет, но пока выясню, тебе лучше побыть в Японии. Там тебя не тронут.
Цукаса увел его к ванной комнате, оставив умываться, а сам ушел в кухню. Они пили чай, когда на телефон Цукасы, лежавший на прикроватном столике в спальне, пришло сообщение.
«Мидзуки-сан, не удаляйте это сообщение. Это Ю Даён. Мне очень нужно с вами встретиться, я приеду завтра. Пожалуйста, впустите меня, когда консьерж позвонит вам. Не говорите, что никого не ждете. Пожалуйста, мне действительно нужно с вами поговорить».
========== 18. Братья ==========
Сообщение от Даён Цукаса увидел только утром, когда Соквон уже ушел. Обычно Соквон старался не прикасаться к своему телефону, когда находился в этой квартире, и он также начинал нервничать, если замечал, что Цукаса отвлекался на свой. Еще с первого вечера, когда ему едва не досталось за звонок Наоко, Цукаса понял, что лучше ничего пока что с этим не делать. Соквон явно еще не был готов разбираться с реальностью и впускать их уединенный мирок кого-то еще.
Поскольку чаще всего Цукаса вообще не ждал никаких весточек, его это условие не очень тяготило, однако утром, пробежав глазами по электронным строчкам, он ощутил нечто вроде разочарования. Нужно было прочесть, пока Соквон еще был рядом. Это было трусливо, но Цукаса не хотел встречаться с Даён и наживать себе лишние неприятности. С другой стороны, если бы он дал знать о ее сообщении Соквону, то проблемы начались бы уже у нее. Хотя… у нее, скорее всего, и без этого были не самые радужные перспективы. Цукаса не представлял, что такого она могла придумать, чтобы сбежать на пару часов без присмотра.
Он полагал, что Даён могла обойтись и без такого жесткого контроля, если бы вела себя немного иначе. Поначалу его отношения с Соквоном были почти настолько же плохи – ему нужно было постоянно находиться в доме, он объяснялся за каждый свой просчет и еще дополнительно отвечал в постели, после занятий сексом. Соквон был так устроен – он не мог ничего спустить на тормозах, ему нужны были ответы на все возникавшие в мозгу вопросы, иначе он чувствовал себя очень и очень плохо. Однако, убедившись в том, что Цукаса не лелеял планов куда-нибудь сбежать, он стал оставлять ему больше свободы. Цукаса отлично понимал, что эта свобода была не совсем настоящей, но хотя бы для относительно комфортной жизни ее было достаточно.
Неужели в нем, в мужчине, было больше уступчивости, чем в Даён – хрупкой молодой женщине?
Цукаса думал об этом, пока приводил себя в порядок и сомневался над несколькими вариантами решений. Ему не хотелось обижать Даён, но и прыгать в тигриную пасть он тоже не собирался – тем более сейчас, когда до отъезда в Японию оставались считанные дни. Он не виделся с матерью и Наоко очень долго, и меньше всего ему сейчас нужны были лишние неприятности и всплески ревности со стороны Соквона. Да, он научился называть вещи своими именами и признал, что все скандалы вызывались именно ревностью и неистребимым собственничеством Соквона, не желавшего делиться им ни с кем остальным.
Поэтому, когда в половине десятого раздался звонок по интеркому, Цукаса был почти готов.
– Господин Мидзуки, вы ожидаете гостей? – тактично поинтересовался консьерж.
– Я сейчас спущусь, – ответил Цукаса. – Спасибо за звонок.
Он как раз обувался, когда зазвонил его мобильный – этого он тоже ожидал.
– Этот разговор не для посторонних ушей, – торопливо заговорила Даён, – не могли бы вы впустить меня?
– Ваш муж будет очень недоволен, не хочу доставлять вам проблем.
– Скорее, не хотите, чтобы кто-то доставил их вам, – с нескрываемой досадой ответила она. – Но я уверяю, говорить за пределами дома еще опаснее.
– Мне действительно очень неприятно говорить вам такое, но я не могу впустить вас в квартиру. Нас неправильно поймут даже мои соседи, не говоря уже о вашем муже. Зачем создавать лишние неприятности? – разумно предположил Цукаса, открывая дверь изнутри и выходя наружу. – В парадной есть отделенная секция с креслами, консьерж может видеть нас оттуда, да и другие жильцы дома тоже, однако акустика помещений так устроена, что посторонним почти ничего не слышно.
