Соквон хотел знать, какие именно дела творились в агентстве «Plane 1st», и не приходилось ли Наоко отрабатывать возможность показаться на ТВ, хотя бы и на заднем плане – в некоторых небольших компаниях стажер мог попасть на телевидение или большой концерт только через ублажение клиентов. Он насчитал три случая, когда Наоко принимала участие в праздничных концертах, однажды она сопровождала в числе прочих группу из своего агентства на телешоу, и всего один раз была показана вместе с остальными трейни в общем плане. Выбрали ли ее специалисты за действительно красивую внешность или ей пришлось унижаться?
Только теперь, сопоставляя даты и обстоятельства, Соквон понял, что Цукаса пришел работать в ночной клуб только после того, как Наоко перестала посещать занятия в агентстве. Это означало, что все ключевые события, изменившие жизнь Цукасы и Наоко, произошли примерно в одно время – в апреле текущего года.
Ему хотелось уточнить временные рамки, но получалось слабо – у него не было своих личных и проверенных источников в этой области. Поэтому Соквон решил, что лучшим вариантом было сделать так, чтобы в агентстве появился шпион. Уделяя этому интересу ничтожно мало времени, Соквон смог прийти к подходящему решению только на второй неделе декабря, когда все кастинги прекратились. Так что с поиском шпиона нужно было подождать до следующего года.
На этой стадии обходиться без помощи Фредии было уже невозможно. Соквон выложил ему все свои планы и подозрения, после чего Фредди, разумеется, пришел в полный ужас.
– Ты идиот? Ты хочешь влезть в дерьмо, только потому, что сестру твоего мальчика кто-то обидел?
Они были на все том же балконе, где привыкли пить кофе или болтать в перерывах. Иногда Фредди курил. Например, сейчас.
– Я хочу выяснить, что там произошло.
– И что ты сделаешь? Накажешь виновных? – не унимался Фредди, которому эта идея явно не казалась замечательной.
– Сам решу, что делать. Я многое могу, и тебе это известно.
– Известно, – кивнул Фредди. Он провел рукой по черным волосам и вздохнул с почти старческой тяжестью. – Ты уже использовал личные ресурсы, чтобы поставить на место ребенка-баскетболиста, посягнувшего на твою прелесть. Это уже было нездорово. Если ты его трахаешь, это не значит…
– Перестань, я не буду с тобой это обсуждать.
– Да иди ты в задницу! – почти крикнул Фредди. – Ты понимаешь, что переходишь все границы? Ты понимаешь, что лезешь в совершенно незнакомый мир? Сколько ты занимался этим вопросом – три недели? Это просто смешно. Айдол-индустрия работает десятилетиями, Соквон.
– Я не собираюсь подрывать основы всей кей-поп машины, мне нужно только одно сопливое агентство с номинальной стоимостью в десять миллионов долларов. Я могу купить его сегодня вечером, а завтра утром пустить по миру.
– Так и купи, чего мучиться.
Настала очередь Соквона вздыхать.
– Фредди, у меня есть семья и старшие братья. Мой доход прозрачен, и все дела на территории Кореи тщательно проверяются, я не свободен в крупных финансовых решениях. Если куплю агентство, которое не связано с туристическим бизнесом, да к тому же еще, и убыточное – будет… подозрительно, если можно так выразиться.
– А если ты запустишь в это агентство засланца, ничего подозрительного не случится?
Соквон подвинул ему стеклянную пепельницу и отвернулся к уже начавшим зажигаться вечерним городским огням.
– Найди мне парня от шестнадцати до восемнадцати. Красивого и талантливого. Можно из школы искусств. Такого, чтобы умел держать язык на месте.
– Ты думаешь, ты полиция нравов? Хочешь осудить их за то, что домогаются несовершеннолетних? – фыркнул Фредди.
– Это решения стажеров – оставаться в агентствах или нет. Большинство остаются даже после алко-вечеринок. Сами, никто их не заставляет. Так что я не буду отправляться в крестовый поход против индустрии. Я хочу узнать, что случилось с Мидзуки Наоко. Это что – так много?
Фредди затушил сигарету и выпустил дым носом.
– Нет, это ничтожно мало. Как и все, чего ты хочешь.
*
Цукаса работал без перерывов. Поначалу первый заказчик, которого интересовал новый дизайн меню, попросил еще поработать над крупной рекламной полиграфией и виртуальными пригласительными. Позже появились и другие – причем довольно быстро. Цукаса не возражал – ему нравилось работать с визуальными материалами, и хотя это было далеко не тем, о чем он мечтал еще будучи студентом, за эту работу платили в разы больше, чем за полную смену в магазине. Он стал отправлять домой больше денег, и мать сразу же это заметила – она не задавала вопросов, но дала понять, что ее такое положение вещей озадачивало. Не собираясь лгать ей там, где это было не нужно, Цукаса объяснил, что нашел больше заказчиков.
Соквон, приходивший теперь два раза в неделю, был каким-то задумчивым и серьезным. У него появились новые привычки – подолгу лежать на полу в гостиной, прижав к себе Цукасу и просто разглядывая потолок. Они стали больше говорить – теперь Соквон мог сообщать какие-то незначительные новости, касавшиеся его бизнеса, делиться какими-то пространными мыслями насчет родных. Цукаса был знаком со всеми членами его семьи лично, и теперь они не были для него безликими созданиями, связанными с этой землей только своим родством с Соквоном.
В первых числах декабря Цукаса задумался о том, что должен был поговорить с Соквоном насчет поездки в Японию – он слишком долго не был дома и не виделся с семьей. Даже в те времена, когда он жил в Сеуле ради Наоко, он находил возможность выехать домой хотя бы раз в три месяца, не считая крупных праздников. Теперь прошло больше полугода, и он истосковался по матери и сестре, с которыми мог только говорить по телефону и видеосвязи. Ему очень хотелось встретиться с ними, побыть в доме и вообще отдохнуть от всего корейского.
К тому же, в начале января, с разницей в неделю были дни рождения Наоко и его матери, так что Цукаса рассчитывал уехать хотя бы на десять дней. Зная подозрительность Соквона, он решил начать говорить о своей поездке заранее, чтобы потом не возникало сложностей.
Поэтому в очередной день, когда они лежали в гостиной, Цукаса осторожно сообщил, что хотел бы улететь в Японию на новогодние праздники.
– Разумеется, – на удивление быстро согласился Соквон. – Не хочу, чтобы ты был здесь один. Моя семья заберет меня на все праздники, но я не могу допустить, чтобы ты слишком часто появлялся в том доме. Так что поезжай к себе. Я могу оплатить дорогу.
Цукаса покачал головой:
– Нет, у меня достаточно денег. Я мог сам покупать билеты даже в те годы, что жил здесь с Наоко.
– Хорошо, настаивать не буду.
Предстояло перейти к другой части разговора, и Цукаса вздохнул, давая себе немного времени.
– Я, наверное, вернусь только одиннадцатого или двенадцатого января, – добавил он, поворачиваясь набок и глядя на Соквона. – У Наоко день рождения третьего января, а у мамы десятого. Еще очень повезло, что все эти события с таким небольшим перерывом.
– Я знаю. Если ты уедешь примерно двадцать девятого, чтобы тебе не толкаться в полном аэропорту среди опаздывающих на праздники… тогда ты проведешь там что-то около двух недель. Не захочешь вернуться ко мне. Тебе там будет хорошо – ты будешь с теми, кого любишь, отоспишься, отдохнешь. Будешь говорить по-японски, есть японскую еду и возиться с сестрой. Ты не захочешь вернуться.
– Я все равно вернусь, даже если не захочу, – просто сказал Цукаса. – Это же очевидно.
– Не задерживайся, – попросил Соквон. – Возвратись одиннадцатого.
– Тебя порой не бывает по две недели, и все в порядке, – напомнил Цукаса. – Ты же не умираешь в это время.
Соквон также повернулся к нему, обнимая за талию одной рукой и притягивая ближе.
– Просто вернись одиннадцатого.
Цукаса помолчал, обдумывая свои дальнейшие слова. С Соквоном всегда следовало быть осторожным – не потому, что любые намеки могли быть истолкованы неправильно, а потому что он слишком сильно реагировал на некоторые вещи.