– Как ты прямо доносишь свои мысли, – ухмыльнулся Цукаса, все-таки пропуская ладонь под его шеей и поднимая его со своих колен. – Сядь нормально, если все еще видишь этого парня в костюме. И не делай глупостей, понятно?

– Я не ребенок, – сказал Сону, поднимаясь и поправляя толстовку, которой до этого были накрыты его плечи.

– Ты почти ребенок, – ответил Цукаса. – Я не сплю по паре раз до расставания. Секс без обязательств или one night stand – это не для меня. А серьезно с тобой встречаться я не собираюсь. Но вообще, допуская мысль, что ты гей, я полагал, что ты будешь нижним. С другой стороны… никогда не угадаешь.

– Значит, у тебя с этим черным костюмом все серьезно? Ты любишь его, да?

– Я с ним уже очень долго. Так что больше не делай этого. Я ценю, что ты так честен со мной, но в твоем признании приятного мало.

Сону вздохнул.

– Тогда я пойду, умоюсь, – сказал он, сбрасывая толстовку. – Посторожишь мои вещи?

Цукаса улыбнулся:

– Конечно, о чем разговор.

Когда Сону скрылся из виду, Цукаса медленно повернулся.

Соквон сидел точно как и говорил Сону – через две аллеи на скамейке, точно позади него. Его холодный взгляд не дрогнул даже когда Цукаса прямо посмотрел в его глаза. Он посидел еще немного, а потом поднялся и зашагал по аллее, направляясь к внешней парковой зоне. Очевидно, он совсем покидал парк.

Цукаса дождался Сону, а потом тоже ушел домой.

Это был вечер пятницы, и он не ждал, что Соквон придет к нему в тот же день. Однако Соквон не явился ни в субботу, ни в воскресенье. Цукаса беспокоился, причем его мысли были направлены к последствиям – он не сомневался, что Соквона разозлила увиденная в парке картина, и оставалось только гадать, что такого он там себе надумал. Еще хуже было, когда Цукаса пытался представить, что его ожидало.

В напряженной тишине прошло все начало новой недели, и за это время Цукаса успел передумать столько, что почти расплющился под грузом собственных мыслей. Его злило это странное молчание, и он, ненавидя неопределенность, даже думал как-нибудь съездить в квартиру Соквона, чтобы поговорить. С другой стороны, они не были друг для друга партнерами или возлюбленными, с чего он должен был объясняться?

В среду вечером, когда Цукаса стоял в душе и думал о том, чем сейчас занимался Соквон, раздался нетерпеливый и громкий стук в дверь. Он успел смыть пену с живота и плеч, завернуть кран и сдернуть с вешалки полотенце, когда стук стал совершенно сумасшедшим – Соквон барабанил так, что в подъезде открылась соседняя дверь.

Только этого еще не хватало – чтобы соседи вмешивались в их дела и что-то разнюхивали. Зачем привлекать лишнее внимание? Глупость Соквона хлестала через край, и Цукаса даже забыл о своих опасениях, в которых прошли последние пять дней. Он выбежал к двери, едва не поскользнувшись по дороге, и открыл ее, впуская Соквона внутрь.

Тот как раз о чем-то говорил с соседкой, вышедшей на шум – его лицо было спокойным и доброжелательным, и было не похоже, чтобы это был тот же самый человек, который ломился в дверь полминуты назад.

– Вот видите? – по-доброму обратилась к Соквону женщина. – С ним все в порядке. Он всегда приходит домой и не доставляет нам никаких проблем. Хорошо, что у него есть друг, который о нем переживает, но в другой раз, если вы будете так взволнованы, лучше постучитесь к нам или попробуйте позвонить ему. Не нужно так колотить в дверь, на этом этаже есть маленькие дети.

Соквон извинился перед ней, не снимая с лица вежливую улыбку. Через секунду он вошел в квартиру и захлопнул дверь за собой. Цукаса отступил, придерживая полотенце, которое успел обернуть вокруг бедер. Было холодновато для того, чтобы разгуливать по квартире с мокрой кожей, прикрыв при этом только задницу.

– Ты…

Он не успел договорить – Соквон бросил портфель на пол и схватил его, почти бросая о стену и придавливая собой. От него пахло ветром и дождем, его серый плащ был усыпан темными каплями, и ткань неприятно прилипла к все еще влажному после душа телу Цукасы.

– Все изменится, прости, – выплюнул он, прижимаясь носом к его носу. – Я хотел по-хорошему. Не хотел ломать твою жизнь. Но ты сломал мою, и ты должен за это ответить.

Цукаса отвернулся, чувствуя, как свернутые углы полотенца, на которых оно держалось, расслабились. Сырая махровая ткань упала на пол, и Соквон, почувствовавший это, обхватил Цукасу за талию, отрывая от пола и перетаскивая к спальне. Мелькнула совершенно идиотская мысль – облегчение, что додумался закрыть кран еще до того, как все это началось.

Оказавшись на постели – Цукаса упал поперек – он сразу же подобрался, неосознанно стараясь закрыться. Обнаженное тело ощущалось совершенно незащищенным – если бы Соквон также был голым, все было бы иначе, но он был полностью одет, даже плащ и шарф все еще были на нем. Правда, шарф он сдернул уже через секунду – прежде чем схватить Цукасу за ноги и притянуть к себе, на самый край постели. Он опустился на колени перед кроватью и раздвинул колени Цукасы, и не думавшего сопротивляться.

– Ты заставляешь меня ненавидеть себя, – прошептал он за мгновение до того, как облизнуть указательный палец и надавить на вход, заставив Цукасу нервно вздрогнуть. – Не зажимайся. Я хочу…

Он наклонился ближе, обдавая дыханием кожу Цукасы, и вынуждая его приподняться на локтях, отползая вглубь кровати.

– Нет, сказал же, даже не думай, – прошипел Цукаса, пытаясь сдвинуть ноги.

Соквон встал с колен и заполз сверху, загоняя колено между его бедер.

– Я хочу этого, – прошептал он, припадая к его губам. Он укусил его несколько раз, от чего губы Цукасы засаднили, а во рту появился слабый привкус крови. – Почему ты не разрешаешь? Я хочу этого.

– А я не хочу. Это грязно.

– Ну и что? Думаешь, то, что мы делаем – это чисто? Ни черта подобного. Я имею тебя в задницу, и ты ничего не можешь с этим сделать. Я забираю тебя себе. А знаешь, почему я так часто тебя трахаю? Потому что только так ты мой. Ты мой, когда мой член в тебе. Ты мой не только потому, что я беру тебя физически и захватываю твое тело – ты отдаешься мне по-настоящему, я же чувствую. Тебе нравится то, что я делаю с тобой. Думаешь, он так сможет? Обладать тобой полностью, забирать тебя без остатка – делать то, что тебе так нравится со мной?

– Я вообще о нем не думаю, – процедил Цукаса, чувствуя, как палец Соквона вновь прижался к отверстию. – Перестань, я не хочу.

– Ты в первый раз говоришь эти слова, – прошептал Соквон. – Но я не остановлюсь. И не думай сопротивляться. Что у тебя за спиной? Хорошие тренировки и стандартный курс кэндо в университете? Я все знаю, не беспокойся. Это нельзя сравнить с тем, что умею я. Ты силен, но не агрессивен, тебе придется переламывать себя, чтобы причинить мне осознанную боль. Я другой. И я сломаю тебя одной рукой, Цукаса. Сломаю так, что ты еще очень долгое время будешь питаться через трубочку. Так что не дергайся.

– Может, проверим? – спросил Цукаса, приподнимаясь. – Проверим, кто сильнее? Давай посмотрим, а? Думаешь, меня так легко изнасиловать? Любой человек становится сильнее, если его хотят поиметь и искалечить.

– А как насчет этого? – Соквон вытащил из кармана телефон и бросил на кровать рядом с головой Цукасы. – Хочешь посмотреть, как она в подробностях описывает, что ты делал с ней?

– Нахуй пошел, – почти свистящим шепотом отозвался Цукаса. – Ты думаешь, я дам себя…

– Дашь. Я… этот Сону – он ведь от начала был в тебе заинтересован? Он фотографировал тебя. В его телефоне двадцать три твоих снимка – сделаны в четыре разных дня, начиная с середины августа. Некоторые из них обработаны фильтрами и отредактированы – он не просто снимает тебя на камеру, он еще и играет этими фото, подстраивает их под свой вкус. Он дрочит на тебя, Цукаса! Он мысленно имеет тебя, он… – Соквон сжал его одной рукой, и Цукасе стало действительно больно. – Он трахает тебя в мыслях и кончает, шепча твое имя!

– Сону… ты знаешь его имя? Ты просматривал его телефон? Он еще ребенок, мать твою, что с тобой не так?! – пытаясь высвободиться, крикнул Цукаса. – Что ты ему сделал?