– Ты доктору показывался?
– Нет блять, сказал же! – неожиданно выходя из себя, рявкнул Соквон. Рявкнул, насколько это было возможно в его состоянии.
– Сдохнуть хочешь? Я плакать не буду, но раз уж я здесь, то мне теперь нельзя уходить просто так. Ты хоть матери показывался?
– Нет. Я работал всю неделю и каждый вечер мысленно трахал тебя, потому что физически не мог до тебя доехать.
– Тупой, – выплюнул Цукаса. – Ты совсем блять тупой. Работал еще. Перерыв взять нельзя?
– Не сейчас. Сейчас мы все закрываем… летний сезон закончился, нужно подвести итоги. Это большая работа. Я должен быть в офисе. Три больших агентства уже справились, но есть куча маленьких, с ними сложнее. Директоры там – пиздец какие медлительные. Выздоровею – всех уволю нахуй. Нахуй таких директоров. Даже поболеть не дадут.
– И ты всю неделю таскался в офис больным, а в воскресенье слег пластом, чтобы в понедельник опять пойти? – уточнил Цукаса. – Прямо японский подход. Ты еще умри прямо за письменным столом, будет очень в духе моей страны.
– Цукаса, – позвал его Соквон, прерывая его рассуждения.
– Что?
– Побудь со мной до вечера. Не уходи. Ничего не нужно, просто побудь здесь.
Что он должен был сделать? Выходной пропадал, но Цукаса сожалел не о потерянном времени, а о том, что ввязывался в еще одно дерьмо, из которого потом – он уже сейчас это видел – вряд ли смог бы выбраться без потерь. Однако оставлять больного Соквона было совсем уж не по-людски, так что он улегся на кровать и уставился в полутемный потолок.
Над кроватью, прямо над изголовьем висела полка. Цукаса подумал, что даже при легком землетрясении с этой полки что-нибудь могло свалиться прямо на голову Соквону и зашибить его насмерть. С полки свешивался какой-то знакомый рукав.
– Похоже на твою толстовку, да? – проследив за его взглядом, засмеялся Соквон. – Это она.
Та самая толстовка, в которой Цукаса однажды видел его на балконе – кажется, тогда Соквон еще говорил по телефону.
– Зачем тебе она? – спросил он, протягивая руку и касаясь кончиком пальца мягкого рукава.
– Дрочить.
– Смешно, прямо до усрачки.
– А мне нет.
Цукаса повернулся к нему, сталкиваясь с вполне серьезным взглядом Соквона.
– Ты ее обкончал? – не веря собственному голосу, спросил он, уже собираясь взорваться.
– Нет. Это делается так.
Соквон стянул толстовку на кровать, скомкал ее, уложил на подушку, перевернулся набок и уткнулся в нее лицом, слегка сгибая колени и укладывая руку на пах.
– Извращенство. – Цукаса сдернул несчастную толстовку с подушки, сложил ее и убрал на другую сторону.
– Ну, я мог бы и не рассказывать, зато ты потом до конца жизни вспоминал бы этот рукав, который видел в моей спальне, и думал бы, какого хрена твоя толстовка здесь лежала. Теперь ты все знаешь и успокоишься.
Цукаса только покачал головой и перевернулся на спину.
– Как ты здесь спишь? Как здесь можно находиться? Тесно и душно…
– А у меня была мечта, – сказал Соквон. – Привезти тебя сюда как-нибудь и провести ночь на этой постели. Закрыться от всех. Спрятать тебя и любиться до смерти.
– Ну, я и сам приехал, – ответил Цукаса. – А о бульоне ты не мечтал? Или еще о чем-нибудь?
– Нет.
– Ты вообще ел?
– Кофе.
– Пиздец дела. В холодильнике что-то есть?
– Не знаю.
– Тогда я пойду в магазин, куплю чего-нибудь.
– Нет! – Соквон схватил его за запястье. – Не уходи, просил же.
– Да в магазин только, не паникуй, – высвобождая руку, довольно-таки мягко объяснил Цукаса. – Охлаждающий пластырь есть? Надо наклеить.
– Да, пластырь вот здесь, на полке. В коробке возьми.
Цукаса поднялся, встал на колени и стал осматривать полку. Среди книг, проводов от зарядных устройств, наушников и толстенных блокнотов обнаружилась распакованная и уже наполовину пустая упаковка с пластырями. Он вытряхнул один из них, разорвал бумажную обертку и вытянул пластинку. Уселся на колени, снял вощеную бумагу с липкой стороны и кивнул Соквону:
– Лоб открой.
– Это мне? – удивился Соквон, поднимая чуть затуманенный взгляд.
– Тебе. Давай.
Соквон убрал ладонью волосы, и Цукаса аккуратно наклеил на его горячий лоб мягкую клеенчатую полоску с ментоловым ароматом.
– Теперь лежи, я пойду, проверю холодильник.
Он вылез из «спальни» и направился к кухонному отделу. В довольно большом холодильнике с красивой серо-стальной дверцей не обнаружилось ничего интересного кроме одного замерзшего цыпленка. Оставив его в микроволновке на пятнадцать минут, Цукаса решил вернуться, чтобы посмотреть, не заснул ли Соквон. Не лишним было бы открыть окна, чтобы проветрить комнату и вообще чуть позже вытащить Соквона на диван, а в его спальную секцию поставить вентилятор или что-то в этом духе – выгнать весь затхлый воздух. Справившись с двумя высокими окнами, Цукаса повернулся к спальне, и увидел, что Соквон сидел в проеме, свесив ноги с кровати и наблюдая за ним. Растянутое горло футболки обнажало его довольно тонкую шею с выступавшими красивыми ключицами. Даже при такой бледности кожа казалась матово-смуглой и упругой.
– Лезь обратно, сейчас сквозняк…
Цукаса оборвался на полуслове и замер, все еще держа руку на фурнитуре открытой оконной створки.
Соквон выглядел как маленький ребенок с ангиной, которого посадили перед мороженым. Наполненный обидой взгляд остановился на Цукасе и придавал его облику даже что-то комичное.
– Ты почувствуешь себя лучше, если кончишь? – спросил Цукаса, отходя от окна.
– Я чистый. Не трахался в Таиланде. И такая жопа. Заболел и ничего не могу.
Цукаса вздохнул – тяжело, почти со стоном.
– У тебя пластырь на роже, куда тебе трахаться. Выздоровеешь, потом…
– Я… знаю, что нельзя. Просто мне обидно.
– Ну, тогда надо было трахаться там. Это же Таиланд, там наверняка были хорошие варианты. Тем более, ты в туризме работаешь.
Соквон посмотрел на него с теперь уже совершенно другой обидой – словно теперь Цукаса сказал что-то, причинившее ему боль.
«Да, он выглядит беззащитным и как будто бы привязан к тебе. Да, он нежен с тобой в постели, но не забывай, что это за человек. Не забывай о том, что он все еще угрожает тебе и держит здесь, в этом городе. Не забывай, что он пользуется своими «правами» на твой зад и ни в чем себе не отказывает».
– Если бы можно было отыметь глазами, то я уже десять раз это сделал, – сказал Соквон, поправляя сползшую футболку. – Мне тебя не только телом хочется.
Цукаса подошел к нему, без сомнений уселся на пол у его колен и схватился за пояс его спортивных штанов, стягивая их вниз. Соквон уперся руками в его плечи – не надо.
– Нет, – прошептал он, с ощутимым усилием отталкивая Цукасу.
– Так ты сможешь кончить и при этом даже в меня. Других вариантов все равно нет.
– Тогда ничего не надо, я не хочу.
– У нас всегда все только так, как хочешь ты.
– Тебе тоже не понравится сосать.
– Откуда ты знаешь?
– Никому… не нравится. Цукаса, хватит.
Цукаса снял с себя его руки и буквально вытряхнул его из штанов, дернув посильнее. Соквон почти упал на спину, и Цукаса стянул штаны и трусы к его щиколоткам, открывая наполовину вставший член.
– Я сделаю это один раз, потом, даже если тебе понравится и захочется еще, все равно не проси, – предупредил он, осторожно взяв его в руку и наклоняясь к головке.
Член Соквона расстроил и испугал его в первую ночь – Цукаса тогда всерьез подумал, что он просто не влезет внутрь или разорвет его ко всем чертям. Он до сих пор помнил, как сжимался от растяжения пальцами – думал, если даже палец входит так тяжело, то что же будет потом. От двух пальцев стало невыносимо больно, и он с трудом сумел приноровиться к ощущениям. Воспоминания всплывали сами собой – почему-то именно сейчас, когда он собирался заставить Соквона кончить. Той ночью, когда Соквон начал протискиваться в него, Цукаса начал инстинктивно защищаться – сжиматься, отталкивать его и выворачиваться. Ничего, разумеется, не помогло. Было так больно, что он почти отключился – пьяный после вечеринки Соквон тогда двигался размашисто и упруго, с заметным ускорением. Для девственного зада такой темп был просто убийственным.
