«Ты ведь не собираешься сюда возвращаться?»

«Возвращаются домой, а я уже дома. В отличие от тебя. Кстати, что там с этим человеком?»

«С каким?»

«Идиотом не прикидывайся, я далеко не дура. С тем самым, который привез тебя в Сеул. Он из клуба, я знаю. Я видела его в тот вечер в кабинке, а потом он вдруг появился у нас в доме».

Цукаса несколько раз набирал ответ, а потом стирал его. В конце концов он решил все-таки по-человечески поговорить с ней и на эту тему.

«Это Ю Соквон. Держись от него подальше».

«Я в другой стране, куда уж дальше».

«Я тоже был в другой стране. Однако, как видишь, теперь я здесь. С ним все нормально, он добр ко мне».

«Добр? Не понимаю».

«Я сам ничего не понимаю».

«Ниичан, скажи, он удерживает тебя силой? Это же преступление!»

«Ты проучилась в агентстве три года, чтобы в двадцать с лишним продолжать верить в такие наивные вещи?»

«Ясно. Все так плохо?»

«Плохо не то, что происходит, а то, что я ничего не понимаю. Совсем. Так что перестань меня об этом спрашивать».

«Ладно, спрошу о другом. Оппа домой не собирается?»

Она написала слово «оппа» хангылем, и Цукасе почему-то стало смешно.

«Он передал, что еще задержится на некоторое время. Даже не знаю, на сколько. Я тоже соскучился, Наоко».

«Ниичан, пожалуйста… пожалуйста, не обманывай меня. Пришли мне свое фото прямо сейчас. Сфотографируйся на фоне экрана, так, чтобы можно было увидеть сегодняшнюю дату. Я хочу знать, что он не держит тебя на цепи и не делает тебе чего-то еще похуже».

Цукаса вздохнул – он не умел и не любил делать селфи, тем более еще с такими тонкостями. Однако Наоко беспокоилась, и, судя по тому, что она даже написала об этом так открыто, ей было действительно страшно. Он потратил несколько минут, чтобы найти нужный ракурс, а потом сфотографировался и отправил снимок прямо с телефона.

«Ого, ты даже поправился. Твои щеки стали еще больше».

«Ты для этого фото попросила?»

«Хорошо, я успокоилась. Присылай фотографии, пожалуйста. Мама уже подумала, что тебя продали в рабство. И возможно, она даже права, но она имеет в виду другое рабство, когда говорит о тебе».

Цукаса опять засмеялся – смеяться одному было странно.

«Ладно, в следующий раз я пришлю фото с баскетбольной площадки. Потом с канала. Потом из парка. Вот такое расписание. Напомни мне, если забуду».

«В таком случае все не так плохо? Ты даже ходишь по городу и все такое».

Ему стало интересно – о чем она вообще думала все эти месяцы? Думала, что Соквон держал его в подвале и бил кнутом для лошадей?

«Нао, запомни, что я сейчас скажу. Никогда больше не скрывай такие страшные мысли от меня. Почему не написала и не спросила сразу? Я бы все тебе рассказал, и ты бы не мучилась».

«А я и не мучилась. И потом – думаешь, мне не стыдно спрашивать у брата, как он поживает с мужиком, которым смотрит на него, как на фисташковое мороженое?»

«Все так очевидно?»

«Я не слепая. Он точно добр к тебе? Он не похож на доброго человека».

«Твой ниичан тоже не Лунная принцесса».

«Ну и отлично».

После этого разговора возникло странное чувство – будто внутри включился счетчик. Конечно, Наоко не могла знать, что сейчас Соквона не было в Сеуле или он был, но не приходил уже целую неделю, причем непонятно, по каким причинам.

Цукаса проворочался всю ночь, а утром, даже не убрав постель и не позавтракав, поехал по адресу, выгравированному на карте-брелоке. Едва умытый и одетый как попало, он поймал такси – благо утром в воскресенье это было несложно – и помчался.

Дом, в котором жил Соквон, оказался почти таким же, в каком он поселил Цукасу – охраняемым, в хорошем, но не элитном районе. Обычная оплачиваемая парковка, круглосуточный магазин на первом этаже, тренажерный зал через дорогу и еще десять таких же домов в перспективе до горизонта. Автобусная линия прямо под окнами. Остановка в десяти минутах от дома. Просторная парадная, заблокированный для посторонних лифт. Цукаса поднялся по лестнице, не встретив никаких вопросов со стороны консьержа. Добрался до нужной двери, вынул из кармана ключ и, не давая себе передумать, открыл замок – щелчки показались какими-то очень уж громкими.

Внутри было душно, но не так, как это обычно бывает в заброшенных квартирах, где долго никто не появлялся – даже в воздухе чувствовалось присутствие человека. Цукаса вошел и тихо закрыл за собой дверь, подумав, что будет очень смешно, если сейчас он застанет Соквона с каким-нибудь парнем или девушкой. Он выставится полным придурком и будет выглядеть как ревнивая девка. Или как непонятно чего надумавший человек, который просто все неправильно понял. Хотя Цукаса до сих пор вообще ничего не понимал.

Квартира оказалась студией – с американской кухней, отгороженной секцией для спальни с белыми ширмами и просторной гостиной без телевизора. По комнате валялись вещи, причем Цукаса заметил, что больше было одинаковых белых рубашек, а костюмов всего два.

Отдел для спальни выглядел как большая коробка, помещенная в комнату – приоткрытая сдвижная дверца показывала, что ширма шла точно по контуру кровати, под которой еще и находились какие-то ящики. Для одежды, наверное. Потому что ни гардероба, ни шифоньера, ни даже металлической вешалки со штангой в квартире не было. Хотя эта спальная секция сама походила на шкаф.

На кровати определенно кто-то был, но Цукаса не мог понять, был ли это один человек или два… или даже несколько. Он покусал губу, посомневался, а потом подошел и все-таки заглянул – если уже приехал, следовало сделать хоть что-то. Уезжать, испугавшись закрытой ширмы, было просто глупо.

– Это Нарния, добро пожаловать, – раздался узнаваемый, но какой-то странный голос. – Иди сюда, принцесса.

Цукаса выдохнул и подошел, заглядывая внутрь. Соквон лежал у дальней стены, привалившись к ней и наполовину накрывшись одеялом – над верхним краем выглядывала смятая футболка с полустертым рисунком. Он был бледным, как будто его хорошенько натерли мелом, и его дыхание было неровным и неглубоким.

– Я тебе не въебу, только потому, что ты болеешь, – сказал Цукаса, останавливаясь и разглядывая его с этого расстояния.

Соквон похлопал по подушке рядом с собой:

– Зайди, не бойся. У меня не хватит сил тебя изнасиловать.

– А я уже испугался, – сдвигая дверцу до конца и влезая на кровать, ответил Цукаса. – Что с тобой случилось? Ты всю неделю болел?

– Я всю неделю тебя ждал. Что ты придешь и приласкаешь меня.

– Серьезнее говори, ты блять похож на умирающего.

– Знаешь, как тебя зовут? Тебя зовут Мидзуки-блять-Цукаса. Или Ли-блять-Цукаса. Вот так тебя и зовут, – как-то вымученно улыбаясь, сказал Соквон. – Иди ко мне, полежи рядом.

– Ты говоришь как умирающая мать, собирающаяся проститься со своим ребенком, – все-таки проползая внутрь, выдавил Цукаса. – У тебя здесь воздух спертый, как ты вообще лежишь.

– Я приехал во вторник. Эта скотина меня задержала. Приехал больной – я иногда возвращаюсь из Таиланда больным. Тамошняя вода мне не подходит.

– Пей воду из упакованных бутылок, в чем проблема.

– Даже так все равно мне там ничего не подходит. И воздух там… и еда. Но я не заразный, я прошел вакцинацию от тропических… заболеваний… я не заразный, ты можешь находиться здесь.

Вообще-то, о вирусах и паразитах Цукаса еще даже не задумывался – его настолько удивило состояние, в котором находился Соквон. Он вполз вглубь кровати и уселся на середине, глядя в лихорадочно блестевшие глаза Соквона.

– У тебя жар, – сказал он, даже не прикоснувшись к нему, но при этом и не сомневаясь в верности своих слов. – Доктора вызывал?

– Нет. Доктор заставит лечь в больницу на пару дней, я так не могу.

– А всю неделю ты что делал? Лечился?

– Да. Жаропонижающим… витаминами.

Цукаса почесал над бровью, подбирая правильные слова. Хотелось наорать на Соквона, но тот и так выглядел потрепанным жизнью и вряд ли сейчас смог бы понять, за что ему достается.