Литмир - Электронная Библиотека

========== 7. Галстук ==========

Со временем положение, которое изначально казалось Цукасе просто омерзительным, стало почти привычным. Физически Соквон не был ему противен, к тому же, почти все лето он приезжал только по выходным и оставался на одну ночь. Пару раз случалось такое, что Соквон забирал его куда-нибудь – за город или даже на арендованную яхту. Цукаса решил не думать о том, в какой угол его загнала жизнь и не воспринимать все слишком близко к сердцу. В конце концов, всех имеют против воли – кого-то система налогообложения, кого-то требовательные преподаватели в университетах, кого-то соседи-жалобщики, а кого-то сварливые работодатели. Цукаса не сталкивался ни с каким из этих явлений, и единственным фактором дискомфорта для него оставался Соквон. Впрочем, за Соквоном тянулось многое – жизнь вдали от семьи, постоянные беспокойства о Наоко, нахождение среди незнакомых людей и порой невыносимое одиночество.

Он обходился без друзей и почти ни с кем не общался, обедал в кафе рядом с магазином и всегда оставался один – не потому, что этого хотел Соквон, а потому что по старой привычке сторонился всех и каждого. К тому же, близкие знакомства неминуемо влекли бы за собой разного рода проблемы – приглашения на пикники и прочую хрень, от которой следовало бы отказываться. Отказываться, чтобы оказываться по вечерам дома и при необходимости открывать Соквону дверь вовремя.

Несколько раз Цукаса задерживался в магазине, либо уезжал в парк, чтобы играть в баскетбол, и в это время Соквон заходил к нему. Такие приключения заканчивались одинаково – Цукаса возвращался, находил Соквона сидевшим в одном из кресел парадной, после чего они вместе поднимались на этаж. В такие вечера Соквон выходил из себя, и раздражавшие Цукасу, совершенно безосновательные и глупые сцены продолжались почти всю ночь – с перерывами на дикий секс, разумеется. Соквон выпытывал, куда ходил Цукаса, с кем проводил время, почему не оказался в квартире затемно – Цукаса пробовал отшутиться, но каждый раз все равно выкладывал правду. Бояться ему было нечего, он ни с кем не крутил романов. Это было просто смешно.

Он каждый раз напоминал Соквону, что имел право на личную жизнь, и их дурацкий договор был простой формой шантажа – иными словами, примитивным криминалом, в котором Цукаса был отнюдь не самой заинтересованной стороной. Соквон все понимал, но бесился и делал разные вещи – вламывался к нему в ванную, когда он принимал душ, не давал ему спать, однажды даже связал собственным галстуком – тогда Цукаса действительно испугался, хотя и храбрился до последнего.

– Хренов псих, – шипел он, пока Соквон целовал его грудь и живот, сидя между его разведенных бедер. – Отвяжи меня блять, какого хуя…

Соквон ничего не говорил – просто делал, чего ему хотелось. Цукасу напрягал тот факт, что как такового секса не было – Соквон, разумеется, возбудился, но так и не вставил, и как будто даже не был в этом заинтересован. Он больше… играл с Цукасой. Других слов для его действий не находилось – он просто играл с его телом. Как будто испытывал его на прочность перед сексуальным напряжением – изучал его реакции и возможности.

После того, как игры закончились, Соквон расслабил петлю, и Цукаса вытащил порядком затекшие и занемевшие руки. Уселся на постели, уставился на сгорбленную спину сидевшего на краю кровати Соквона – тот оперся локтями на расставленные колени и сидел, так и не говоря ни слова.

– Слушай, у нас нет никаких отношений, – понимая, что Соквон стал переходить какие-то еще не вполне понятные им обоим, но очень важные границы, вполголоса сказал тогда Цукаса. – Я не должен быть только твоим, я не это тебе обещал, и ты не этого от меня хотел.

Это было в середине июля – стояла адская жара, даже ночью можно было спать только с кондиционером. В Сеуле такая погода обычно держится всего несколько дней, и вот на эти несколько дней и выпала та самая ночь.

Соквон не ответил, хотя Цукаса знал, что он его слышал.

– Ты не можешь постоянно вынуждать меня оправдываться и объясняться, – продолжил он. – И наказывать меня сейчас не за что – я ничего не сделал. Я тебе в верности не клялся, ты мне тоже ничего не должен. У нас не отношения, у нас просто…

Цукаса даже сам не вполне понял, как вновь оказался на спине, прижатый тяжелым телом Соквона к подушкам – на только отошедших и оживших запястьях вновь сомкнулись тиски, на этот раз живые, из пальцев Соквона.

– Что у нас? – прижимаясь носом к его носу, со злостью спросил Соквон. – Что, у нас, а? Потрахал и убежал – этого хочешь?

– Я вообще ничего от тебя не хочу.

– Но ты же тоже этого хочешь, детка. Ты же тоже меня целуешь и обнимаешь…

– Потому что у меня тоже есть потребности, которые я могу удовлетворить с тобой. И если от тебя никак нельзя отделаться, я могу получить хотя бы это – сексуальную разрядку.

– Если делать как ты говоришь – выебал и свалил, выебал и свалил, тогда все будет по-другому.

– Хрен с тобой, пусть будет по-другому. Только не нужно думать, что мы с тобой любовники. Мы просто занимаемся сексом – мы даже не секс-друзья. Тебе нужно тело, чтобы трахать его в свободное время, а мне нужно жить на свободе, а не в тюрьме. Это обозначенные рамки, которые все равно остаются между нами. И в обмен на это я позволил тебе все – пользоваться мной, когда захочешь и сколько захочешь, но только единолично, без…

– Ты говоришь так, будто юрист, а не художник, – усмехнулся Соквон, слегка перекладываясь и упираясь головкой в ложбинку между его ягодиц. – Тогда не жалуйся, что тебе больно.

Он толкнулся в уже подготовленное играми отверстие – медленно, но сильно, не останавливаясь и вдавливаясь почти на треть. Цукаса вжал голову в подушку, задирая подбородок и стараясь не застонать – каждая ночь начиналась с легкой боли, даже если Соквон долго его готовил, но в тот раз ощущения были совсем другими. Соквон остановился, беря его за подбородок и опуская его вниз, чтобы смотреть в его глаза. Толкнулся еще – снова довольно глубоко и без передышки. А потом еще раз – до конца.

– Открой рот, – скомандовал Соквон, наклоняясь к нему и прикладываясь открытым ртом к его губам.

Это было даже хуже, чем та ночь в клубе – Цукаса чувствовал себя так, словно его насадили на кол, он не мог нормально дышать, потому что Соквон давил на него всем весом и влезал языком почти до гланд. Он чувствовал, как сильные руки сжимали его бока, потом переходили на таз и ягодицы, до боли стискивая тело и двигая его вместе с собой.

Воздуха стало отчаянно не хватать, и Цукаса схватил Соквона за плечи, отталкивая от себя и вырываясь из-под него. Соквон перехватил его руки и прижал сильнее, толкнувшись необычно сильно, так, что Цукаса упустил полустон и отвернулся, отрываясь от его рта. Он втянул воздух и ртом и носом одновременно, ощущая только боль и ничего больше. В первый раз это происходило так же – Соквон только пользовался им и делал это так, словно хотел сожрать напрочь, ничего не оставив, и Цукасе было знакомо это животное отношение, но теперь все почему-то казалось другим. Он почувствовал, что Соквон прилип губами к его шее прямо под ухом, и подумал, что умрет прежде, чем все закончится. Соквон двигался механически – равномерно, с одинаковым ритмом, с почти равной амплитудой каждого толчка, и Цукаса помимо воли сжимался перед каждым следующим погружением, ожидая боли. И боль была.

Продолжалось ли это слишком долго или Цукаса просто слишком сильно ждал конца – было непонятно. Его тело занемело от постоянного движения, член Соквона ходил внутри как поршень, от чего казалось, что этот секс был… мертвым. Цукаса не мог выползти из-под него, хотя пытался несколько раз – Соквону было плевать на все, он был слишком силен и тяжел. Если бы Цукаса решил сбросить его еще до того, как он оказался внутри, у него бы все получилось, но сейчас, когда Соквон уже вовсю имел его, он не мог ничего сделать. Он не мог пнуть его, потому что Соквон был между его ногами, он не мог высвободить руки из его хватки, потому что Соквон держал его не только своей физической силой, но еще и весом верхней части туловища, он практически опирался на его запястья, придавливая их к постели. Единственное, что получалось – уворачиваться от его рта, ощущая, как то, что не досталось губам, выливалось чудовищными сосущими поцелуями по плечам и шее.

16
{"b":"665492","o":1}