– Прошу прощения, что заставил ждать.

– Вовсе нет, в этом нет вашей вины. Это было личное ожидание, на вас не накладывали никаких обязательств, поскольку вы вообще ни о чем не знали. Единственное, чего мы хотим – узнать, действительно ли вы не связаны с другими кланами на территории Японии или где бы то ни было еще.

Он опустился на татами и жестом предложил Цукасе сделать то же самое.

– У меня нет связей с кланами. Ни здесь, ни в Японии.

– Вы должны понимать, что я не имею в виду исключительно ваши личные или профессиональные связи. Я говорю и о связях ваших друзей. Мы не можем впустить в этот круг человека, потенциально опасного для дома Мориномия.

Интересно, а если выяснилось бы, что Цукаса все-таки связан с кем-то опасным для Мориномия? Что тогда? Он уже вошел в этот дом, он уже находился в одном помещении с вакагасира. Его бы убили прямо под носом у Соквона?

Цукаса, стараясь не медлить, спокойно ответил:

– У моих знакомых также нет подобных связей. Я обычный человек, и все мои знакомые – либо преподаватели рисования, либо ассистенты авторов манги. Моя семья живет в небольшом городе недалеко от Саппоро, моя мать управляет домашним кафе.

Исида кивнул, а затем потянулся к столу и выдвинул небольшой ящик из-под столешницы. Он выглядел неприкрыто удовлетворенным, и Цукаса понял, что своими словами просто подтвердил уже имевшуюся в распоряжении этого человека информацию. Что ж, лгать не было смысла. По крайней мере, здесь и сейчас.

– Сыграем в ханафуда, пока нидаймэ и господин Ю обсуждают дела? – выкладывая на стол колоду из мелких карт с красными блестящими рубашками, спросил этот Исида Хаято. – Вы умеете? Я предпочитаю простой порядок, без дополнений.

Цукаса поклонился градусов на сорок, решив, что в такой почти неформальной беседе это было допустимо.

– Да.

В последний раз Цукаса играл в ханафуда еще во времена своего романа с Акирой. Оказалось, что за несколько лет можно легко отвыкнуть от всего этого – держать карты, прятать картинки, считать очки и прикупать с умом. Он играл чисто механически, стараясь не делать ошибок и не надеясь на выигрыш. Господин Исида играл быстро и с навыком – он легко просматривал свои карты, почти мгновенно выхватывал нужные с поля и вообще обращался со скользкими ханафуда так, что Цукаса невольно залюбовался.

Ханафуда играли в семейном кругу. Это была старая игра, пришедшая из глубины веков и являвшаяся гибридом европейских карт и японских игральных костей. Кажется, это было еще до сегуната Токугава. В реставрацию Мэйдзи ханафуда легализовали полностью, и с тех пор играли на интерес только с родственниками или близкими друзьями за полночными беседами. На деньги предпочитали играть в маджонг. Цукаса старался думать об этом, чтобы не особенно углубляться в игровой процесс и не схватить ненароком азарт – стряхнуть с себя это лихорадочное чувство было непросто.

С кем же этот Исида играл в такую «интимную» игру, да еще так часто, что выработал настолько замечательный навык?

Сам Цукаса медленно просматривал карты, медленно вынимал их и пару раз едва не уронил вообще – когда играли один на один, каждому сдавали по десять карт на руки, удержать такой веер было тяжеловато, учитывая, что ханафуда были покрыты легким лаком. Картинки на них были стилизованные и цветные – очень красивые. Явно дорогая колода.

Они успели сыграть целых девять партий, и за это время Цукаса выиграл всего дважды, да и то, потому что Исида неприкрыто поддался ему – побеждать без конца было просто неприлично. Цукаса, впрочем, не особо расстраивался – ему хотелось, чтобы это время поскорее закончилось, и они могли вернуться домой.

Во время десятой партии в доме открылась входная дверь, и послышались шаги – по звуку можно было определить двух людей. Поскольку сидевший у двери телохранитель ничего не сказал, Цукаса понял, что гостями, скорее всего, были нидаймэ и Соквон. Поэтому когда дверь открылась, и на пороге появился невысокий молодой человек, за правым плечом которого стоял Соквон, Цукаса уже был готов подняться и поклониться.

Знакомство с Мориномия Рюдзи прошло даже проще, чем он предполагал – видимо, доверив основную работу по прощупыванию незнакомца своему вакагасире, наследник решил расслабиться. Соквон и Мориномия предпочли не играть в ханафуда, так что десятую партию Цукаса и Исида не закончили. Исида собрал все карты и спрятал их под стол.

Обстановка была, можно сказать, даже дружественной, но Цукаса не мог заставить себя хоть разок вздохнуть свободно – поскольку он не имел представления о том, как правильно себя вести с этими людьми, ему всегда казалось, что он сделал что-то не то, и теперь его неправильно поймут. Он старался не подавать виду, но временами его накрывала настоящая паника, особенно с момента, когда к ним присоединился сам Мориномия Рюдзи. Если не присутствие Соквона, он совсем потерял бы контроль над собой.

Они посидели еще немного – Мориномия распорядился, чтобы принесли перекусить, но никакого алкоголя не подавали. Оказалось, что Мориномия таким образом уважил гостя, которому еще предстояло сесть за руль. Когда время их посиделок стало подходить к концу, Мориномия поднял взгляд на Цукасу и посмотрел на него прямо и пристально.

– Тайсё или Сёва? Эпоха, с которой ваши предки присоединились к Японии?

– Сёва, – ответил Цукаса.

Ясно, этот тоже решил его проверить на честность. Цукаса едва удержался от вздоха. Этот Мориномия думал, что он умнее остальных? Разбираться в эпохах Цукаса умел – он вырос в Японии и долгое время вообще не задумывался о своих корейских корнях, так что воспринимал японскую культуру как родную.

– Замечательно, – улыбнулся Мориномия. – Ваши предки трудились наравне с моими для восстановления нашей страны. Это объединяет нас.

*

Рубашку можно было выбросить без зазрения совести – вряд ли она подлежала восстановлению.

– Прекращай этот цирк, – холодно потребовал Цукаса. – Сам же знаешь, бесполезно.

– И почему я так злюсь? – усмехнулся Соквон. – Я же готовил себя к этому – к тому, что ты будешь постоянно привлекать ненужное внимание. И почему это все равно так сильно меня бесит?

Уже знакомая стена выглядела какой-то потрепанной и унылой – наверное, потому что стояли последние дождливые дни весны, за которыми должно было начаться настоящее душное лето. Цукаса поджал губы и смотрел в этот тупик. Когда Соквон привез его сюда в первый раз, они были только от доктора Сон. Тогда девочки еще были для него совсем чужими, да и сам он не воспринимал всерьез обещания Соквона оставить его в Корее навсегда. Цукаса думал об этом и хмурился, только сейчас начиная осознавать, как много всего произошло.

Правда, теперь за рулем сидел он, так что можно было особо не бояться. Цукаса вздохнул, испытывая острое желание привалиться лбом к рулю или даже постучать головой по сигнальной кнопке.

– И теперь у тебя каждый раз будет говниться настроение, когда ты увидишь, как я разговариваю с другим человеком. Или за прошедшие полгода ты просто привык, что я бываю только рядом с тобой и детьми?

Соквон сидел, насупившись и кусая нижнюю губу. На взрослого он сейчас почти не походил. Разве что размерами.

– Да, так и будет. Мое настроение, как ты говоришь, будет говниться всякий раз, когда ты будешь запираться с кем-нибудь в комнатах наедине.

Цукаса вдохнул поглубже, наполняя легкие воздухом на полную.

– Слушай, я тебе объясню в последний раз. И больше никогда этого делать не буду, иначе придется за всякую херню отчитываться. Ты младше меня, не забывай.

– Да ну? – Соквон повернулся к нему, обиженно поджимая губы и, наконец, переставая их кусать. – Думаешь, я не помню, что ты старше? Ты же сам не даешь забыть об этом.

– Я уступаю тебе вовсе не потому что я слабее тебя, а потому что сам так хочу, – сказал Цукаса. – Потому что люблю тебя и не хочу разводить дерьмо по пустякам. Ты должен это понять – есть время, когда нужно сравнить две вещи и понять, что для тебя важнее. Когда ты начинаешь делать то, что делаешь сейчас, я думаю о том, что для меня важнее – ты или собственная правота. И я выбираю тебя. Каждый раз. Ты тоже должен выбирать меня, понятно? Иначе в том, что я остаюсь с тобой, нет смысла – если буду уступать только я, со временем этому придет конец. Всему придет конец. И пока ты не обиделся окончательно, я должен подчеркнуть, что не сказал сейчас, что ты меня не любишь. Просто не настолько сильно, чтобы отказаться от чего-то своего.