Он наклонился и прижался губами к шее Цукасы – тот был одет в какую-то старую футболку, горловина которой уже растянулась в мелкие складки. Наверное, не нашел ничего чистого – младшие то и дело опрокидывали на него чашки, мазали по нему ложками, сморкались в подол его толстовок или прижимались к нему зареванными и сопливыми лицами.

После долгой работы слегка кружилась голова. Соквон и сам понимал, что уже ослаб от этого постоянного сидения за столом. Он уже пообещал себе, что начнет ходить в спортивный зал, как только слегка утрясет дела. Начнет лучше есть и употреблять при этом больше белков, снова заведет привычку выходить на балкон в середине дня, станет больше ходить пешком и пить меньше крепкого кофе. И начнет, наконец, заниматься сексом. Не с рукой, разумеется.

От Цукасы пахло детьми – тем самым запахом, наполнявшим теперь почти все комнаты кроме спальни, в которой проводил ночи Соквон. Этот необычный детский запах стоял везде, и Цукаса почти пропитался им, потому что таскал на руках то Бина, то Рин, то держал на коленях старшую. Соквон редко видел его свободным, чтобы на нем не висела какая-нибудь обезьянка.

А еще от Цукасы пахло им самим – даже сквозь этот толстый покров чужого запаха Соквон мог почувствовать знакомое тепло.

– Эй, мамочка, – касаясь носом его уха, уже чуть громче прошептал он. – В доме волк, и если ты ничего не сделаешь, он сожрет детей. Как тебе идея?

Это было невероятно, но Цукаса и тогда не пошевелился – даже веки не дрогнули. Он умотался настолько, что спал как мертвый.

– Мамочка, – улыбаясь и всерьез намереваясь укусить, в последний раз предупредил Соквон – на счет три я вцеплюсь в тебя зубами, а потом унесу в спальню. Потом не жалуйся, что тебя не предупредили.

Он уже приоткрыл рот и собрался припасть к ранее поцелованному месту на шее, когда краем глаза уловил в проходе светлое пятно. Пришлось выпрямиться и посмотреть – он даже не сомневался, что это была Джонхва.

Ее застывший и как будто осуждающий взгляд вызвал в нем легкое раздражение, но вместе с тем и заинтересовал.

– Самчон укусит ниисана? – спросила она, прислоняясь плечом к дверному косяку и выглядя при этом как полноправная хозяйка дома.

– Укушу, – кивнул Соквон.

– Будет больно.

– Ему понравится.

– Нет, – твердо ответила Джонхва. – Самчон как папа.

О… вот и оно – правда, которую Чонвону и Даён скрыть не удалось.

– Твой папа – мой родной брат. Конечно, мы похожи.

– Ниисан сильный. Он разозлится и даст сдачи.

Соквон отошел от Цукасы и присел на корточки перед ней – говорить, глядя с высоты своего роста, было неудобно. К тому же, разговор, очевидно, намечался серьезный.

– Ниисан любит, когда я так делаю. Я похож на твоего папу, но ниисан – совсем не такой, как твоя мама. В этом разница. Ты знаешь, что такое разница?

Джонхва медленно кивнула.

– Когда непохоже.

– Правильно. Ниисан не похож на твою маму. Поэтому когда мы с ним вместе, у нас все совсем по-другому.

Джонхва еще раз кивнула – теперь увереннее и быстрее.

– Но когда я и ниисан находимся только вдвоем вам нельзя смотреть на нас, – испытывая жуткий стыд от необходимости объяснять такие вещи, добавил Соквон. – В будущем такое будет происходить чаще – я буду забирать его у вас.

– Почему? – просто спросила Джонхва.

– Потому что я тоже хочу быть с ним.

– Самчон уже большой, – резонно заметила Джонхва.

– А ты думаешь, ниисан должен общаться только с маленькими?

Джонхва задумалась. Она была одета во фланелевую рубашку с длинными рукавами – мягкая и слегка застиранная ткань в россыпи мелких красных цветочков выглядела на ней необычно. Прежде их вообще не одевали в такие вещи – в их семье считалось недопустимым надевать что-то старое или потерявшее вид. У Цукасы, видимо, были свои взгляды на повседневную жизнь. Либо они, опять же, изгваздали всю другую одежду.

– Вы были друзьями, пока мы не пришли к вам жить?

– Он и сейчас мой друг.

– И всё?

Видимо, до Соквона слишком медленно доходил тот факт, что для детей мир был устроен очень просто. И в их мировосприятии не существовало таких мужчин, что спали бы вместе, как их мама и папа. Зато в их мировосприятии было нечто, позволявшее распознать в дяде сходство с родным отцом. Одно не очень вязалось с другим, но гибкий детский ум еще не страдал попытками везде выискать логические связи.

– Нет. Друг – да. Но вообще намного больше.

– Лучший друг?

– Я его люблю.

Стоило ли говорить такое ребенку, способному без всякой задней мысли выболтать это кому-то постороннему? Эта их связь с Цукасой, очевидная для охраны, соседей и окружающих, по законам корейских приличий, оставалась пристойной, если только о ней не говорили вслух.

– Тогда он убьет меня? Убьет меня, когда я буду как Джунхван? – с ненормальным спокойствием спросила Джонхва.

– Убьет? Нет, с чего бы ему это делать. Ниисан никогда не сделает тебе чего-то плохого.

– Мама тоже обещала. Не кусайте его, пожалуйста.

И как он должен был это понимать? Не кусать, чтобы не заразить бешенством? Соквон понимал, что если бы стал давить или вытягивать из нее ответы вопросами, Джонхва все смогла бы ему рассказать, но сейчас он не хотел делать этого. Ему казалось, что это было нечестно – использовать ребенка, вынуждая его переживать какие-то неприятные моменты прошлого заново, чтобы узнать правду. До правды можно было бы докопаться и позже. Через Даён. Хотя он даже так не видел в этих попытках никакого толку – все равно Джунхван уже умер, расследованиями и расспросами вернуть его было нельзя.

– Что, самчон кусается? Это называется омегаверс.

Соквон поднял глаза, почти с благодарностью встречаясь взглядом с подошедшей Пёнхи. На ее руках восседала Рин, а следом плелся Бин, доедавший что-то в шуршавшей упаковке. Бисквит или печенье. Соквон с тоской подумал о крошках, которые впивались в босые ноги не хуже мозаичных побрякушек.

– Не умничай, – для формы буркнул он, поднимаясь и поправляя штанины.

– Это не школьная программа, – улыбаясь и обнимая его одной рукой, сказала Пёнхи.

– Да, это жанр, в котором рисуют додзинси, – раздался сзади голос Цукасы. – Но кусают там в заднюю часть шеи, под затылком. Не сбоку.

– Все, хватит, – разворачиваясь, чтобы посмотреть на проснувшуюся многодетную мамашу, прервал их Соквон. – Ты тоже фудзёси?

– Нет. И не фуданси тоже. Просто когда ты хочешь стать художником, и все твои друзья рисуют мангу и додзинси, ты поневоле знакомишься со всякими штуками.

Со сна он выглядел забавно – и без того узкие глаза были припухшими, щека, на которой он лежал, была слегка краснее другой. С января он успел постричься всего раз, так что теперь его волосы стали заметно длиннее, и голова от этого казалась больше.

– Потом расскажешь, – улыбнулся Соквон, касаясь пальцем его шеи, на которой уже начал проступать след от поцелуя.

– Нет, – отрезал Цукаса. – Нафиг такое.

Видимо, омегаверс был совсем уж серьезной штукой, если Цукаса даже ругнулся при детях.

Пёнхи за его спиной закатилась смехом, и сидевшая на ее руках Рин не совсем осознанно заулыбалась – их тетя смеялась очень заразительно.

*

Простота отношений с Кансоком в данный момент заключалась в том, что Соквону не нужно было искать предлог, чтобы увидеться с братом – они встречались регулярно и проводили в одном кабинете по паре часов зараз, обсуждая дела и улаживая вопросы перехода компании. Поэтому, как только Соквон понял, что настал правильный момент, он сразу же нашел возможность отправиться к Кансоку для разговора.

Им Хиёль уже некоторое время находился в Корее, и Соквон все чаще задумывался о том, что его и Ким Чольсу следовало убрать в ближайшее время. И в этом Кансоку не было равных – он умел убивать тихо и без последствий, справляясь даже лучше, чем сам Соквон. Насколько Соквон успел понять с осени, когда Кансок убрал члена Национального собрания, у его второго брата имелось несколько специалистов, умевших обращаться с разного рода оружием, оборудованием и охранными системами. Если у Соквона были просто тренированные люди без особых принципов, иногда принимавшие не особо приятные приказы, то Кансок имел в своем распоряжении людей, специализировавшихся на убийствах.