В конце рабочего дня, закрывая офис и прощаясь с охранником на СКУД, Соквон позволил себе вернуться мыслями к Цукасе.
Работа, даже с учетом того, что Соквон был с самолета и после перерыва, почти не нагрузила его – он не чувствовал усталости и опустошенности. Потому что он знал ее и умел с ней управляться. Но Цукаса был ему незнаком, и Соквон понятия не имел, что с ним делать – ну, кроме, разумеется, секса. Поэтому он так сильно уставал от него.
Давая себе перерыв, Соквон решил не ездить к Цукасе еще три дня – чтобы прийти в себя и осмыслить собственные решения, принятые после целого месяца горячки и ночных поллюций. Он также давал эти три дня самому Цукасе – чтобы тот разобрался с квартирой и нашел себе работу, если сумеет.
========== 5. Самгёпсаль ==========
Нелюбовь Цукасы к близкому общению с другими людьми была единственным положительным моментом в их с Соквоном «договоре». Он и прежде почти никуда не выходил – курсировал на работу и обратно, не сбиваясь нигде по пути и даже не отвлекаясь. В магазинах покупал только необходимое, в транспорте никогда не проезжал лишних остановок. Цукаса предпочитал проводить время в одиночестве, ни с кем особенно не сближаясь. Опыта, приобретенного еще до двадцати пяти, было вполне достаточно, чтобы разувериться в человеческом обществе и перестать искать новых знакомств. Он был неизменно вежлив с сослуживцами на рабочем месте, но за его пределами ни с кем не поддерживал связей, и даже с парнями из тренажерного зала или с баскетбольной площадки у него было весьма поверхностное знакомство.
Он довольно быстро нашел работу в магазине, где требовался молодой человек, умевший говорить вежливо и обладавший приятной внешностью. Цукаса почти сразу же определил для себя этот магазин как весьма подходящий, поскольку сотрудников было немного, а клиентов – напротив, весьма и весьма немало. Это подходило ему по нескольким причинам – поскольку консультанты получали определенный процент от продаж, благодаря внушительной доле клиентов на «душу персонала» Цукаса мог зарабатывать больше денег. К тому же, занятые делом, другие консультанты просто не успевали заниматься ерундой и приставать друг к другу с вопросами – это тоже было хорошо. При этом рабочий день ограничивался десятью часами, после чего Цукаса был абсолютно свободен и мог делать, что пожелает.
С такими мыслями он довольно быстро согласился на работу и приступил к выполнению своих обязанностей немедленно. На самом деле заработать можно было и в Саппоро – там было много таких же вот магазинчиков, торговавших бытовой техникой. Для начала Цукаса выучил, где находились те или иные отделы магазины – на первый день этого было достаточно. Он провожал клиентов в нужном направлении, улыбался им, объяснял, где находились пылесосы, а где телевизоры. В конце дня ему выдали каталог, чтобы он зубрил товары по наименованиям, ценам и техническим характеристикам. Цукаса просидел за ноутбуком почти до двух ночи, находя в интернете значения тех или иных технических терминов, чтобы лучше понимать, чем были хороши или нехороши товары, предлагавшиеся на теперь уже его рабочем месте.
После первой недели он получил заработную плату, которой вполне хватило на покупку хорошего проездного и еще много чего другого. До этого ему приходилось пользоваться деньгами, которые Соквон все-таки оставил на тумбочке в прихожей. Дальше Цукаса решил обходиться уже собственными силами, и это было куда лучше. Он разжился двумя комплектами постельного белья, купил один спортивный костюм, а потом задержался в хозяйственном отделе того самого магазина, работавшего на первом этаже его дома. Квартира приобрела более или менее законченный вид, теперь в ней вполне можно было жить.
По вечерам Цукаса выбирался на балкон и сидел там, ничего не делая и только глядя на город. Было как-то странно – лето подступало семимильными шагами, но вечера оставались прохладными, так что иногда даже приходилось надевать толстовку. Цукаса думал о том, как странно все с ним случилось – пошла вторая неделя, а Соквон так ни разу и не появился, и из-за его отсутствия многое стало казаться нереальным.
Как будто не было договора, не было шантажа и этих идиотских видео, не было того дня и последовавшего за ним утра в гостинице в Саппоро, когда они не вставали с постели. На десятый день Цукаса проснулся, открыл глаза и понял, что еще никогда не жил так долго в одиночестве – с ним всегда кто-то был. То есть, даже когда он месяцами напролет жил без Наоко, ее вещи все равно присутствовали в квартире, и Цукаса знал, что мог ждать ее. Это делало жизнь полнее и приземленнее. А теперь эфемерность его положения усиливалась тем, что в квартире было просторно и пусто. Он вообще перестал четко понимать, зачем притащился в этот Сеул, если все было так… прозаично. Как будто этот придурок Соквон вытащил его из родного дома, просто чтобы поселить в этом доме как психа-одиночку.
Когда-то Цукаса увлекался русской литературой – это было еще на первом курсе университета, когда их гоняли по философии и словесности. Тогда он и прочел книгу некоего Грина – даже не книгу, а просто рассказ. Ничего особенного в нем не было, просто один человек поселил другого в квартиру и поручил ему каждый вечер зажигать лампу в определенный час. А потом сказал своему другу, что ему это, в общем, не нужно, просто он сделал из этого «лампочника» себе игрушку. Бесполезную и одинокую, ожидавшую непонятно чего игрушку.
По вечерам звонила мама – интересовалась его делами, беспокоилась, благодарила и хвалила его. Наоко не звонила и не писала.
К концу второй недели, когда стало жарко даже по вечерам, Цукаса стал подозревать, что Соквон приготовил ему какой-то ужасный сюрприз – что-нибудь реально отвратительное. Иначе чем еще можно было объяснить такое затишье? Отсутствие звонков объяснялось легко – Соквон не взял его номер, несмотря на то, что у Цукасы еще остался прежний, тот, что он завел еще до отъезда из Кореи. Этот номер еще не успел сгореть, так что теперь Цукаса пользовался им. Но почему Соквон не взял номер, почему он не приходил?
Ожидание уже начинало выводить из себя, и Цукаса подумал, что оказался в самом бестолковом состоянии за всю свою жизнь. Днем он работал и не дергался, а по вечерам вздрагивал от каждого шороха, потому что ожидание натягивалось тугой струной, и он не мог расслабиться, даже когда ходил в туалет.
В пятнадцатый вечер пребывания Цукасы в Сеуле Соквон пришел.
Принес какой-то пухлый пакет с торговым знаком магазина, оставил его на столе в гостиной, расслабил узел галстука и бухнулся в кресло, даже не посмотрев, не валялось ли там каких-нибудь мелких вещей, вроде пульта от кондиционера.
– Я уже обрадовался, что ты умер, – мрачно сказал Цукаса, усаживаясь на диван и глядя на слегка похудевшего и бледного Соквона. – Но вид у тебя такой, как будто ты вот-вот соберешься отойти в мир иной или только что оттуда. Ты точно по адресу пришел?
Соквон потер пальцем над бровью – он выглядел действительно усталым, его слегка смуглая кожа приобрела нездорово бледный оттенок. Цукаса разглядывал его без всякого стеснения. За те три раза, что они лежали рядом в постели, он успел многое узнать о теле Соквона – он знал, насколько крупными и сильными были ладони, насколько крепкими были бедра, насколько увеличивался возбужденный до предела член, насколько острыми были зубы. Однако он все еще не мог составить конкретного мнения о лице Соквона – о том, как это человек выглядел.
Что же, для двадцати трех он смотрелся весьма солидно. Цукаса решил, что Соквон был тем типом парней, от которых все девушки запросто покрывались испариной – высокий, широкоплечий, но не грузный. На свое сложение у Соквона была довольно тонкая талия, что делало его тело соответствующим глупым классическим пропорциям. Крупные колени, локти, да и вообще любые суставы говорили о незаурядной силе. Цукаса не умел отличать лица с операциями от натуральных, но думал, что высокая переносица Соквона не выглядела геометрически «пластиковой». Веки без складки также говорили о том, что никакие скальпели над этим лицом не порхали. Впрочем, еще больше внимания привлекали губы – довольно пухлые, слегка выпирающие, но четко очерченные. Цукаса и прежде отмечал красоту Соквона но теперь, когда ему выдался шанс разглядеть это лицо как следует, он подумал, что перед обладателем таких денег и внешности должны были без труда раздвигаться любые ноги. Или почти любые.
