– Ворвешься и изнасилуешь? – фыркнул Цукаса. – Отлично, у тебя есть великовозрастная наложница. Именно так это и называется. У тебя, наверное, целый гарем, который ты посещаешь по дням недели на тех же самых условиях.
– Это тебя не касается. Ты понимаешь условия? Открывай мне каждый раз. У тебя нет месячных, ты не можешь забеременеть. Поэтому я буду трахать тебя когда, куда и где захочу.
Цукаса скрестил руки на груди и опустил голову.
– Я думал, что ненавидеть сильнее уже нельзя, но ты каждый раз открываешь новые границы этого чувства, – сказал он, глядя на свои сложенные предплечья.
– А мне от тебя вовсе не любовь нужна, так что можешь ненавидеть. Относись ко мне как хочешь.
– Спасибо, блять.
Разговор был утомительным – Соквон почувствовал усталость. Каждая встреча с Цукасой выматывала его физически и эмоционально, и он не понимал, почему все еще так сильно хотел этого человека. Однако именно сейчас, когда он сам озвучил основное положение вещей, все стало невероятно реальным – таким, каким и должно было быть.
Темные круги? Черт с ними. Соквон пропускал три дня работы, и если это означало три недели бепробудной пахоты после прилета в Сеул, он хотел, чтобы это время прошло не напрасно.
Цукаса был выдернут из кресла, распластан на кровати, придавлен его телом, раздет и зацелован. Не было нужды сдерживаться – Соквон подчинил его себе, как и хотел. Он мял в руках тело с нежной кожей и упругими мышцами, вгрызался в податливо приоткрытый рот, вылизывал его изнутри и пытался нашарить между подушками тюбик смазки, который потерялся там еще вчера днем.
Хотелось сказать что-нибудь, но Соквон молчал и заталкивал слова обратно в глотку, понимая, что любое из них сейчас было лишним. Он только что выложил Цукасе все условия, в которых разграничил его время, возможности и тело как обычные вещи. Рот для поцелуев, задница для ебли? Какое кощунство по отношению к человеку. Такой как Цукаса должен был сам выбирать, что делать со своим телом. Но Соквон не мог ему это позволить.
– В тот раз, – просовывая то один, то другой палец внутрь и наслаждаясь этим ощущением, прошептал он – ты кончил. В самый первый раз ты кончил единожды. Ты тогда не особо понимал, что происходило – я тебя заебал так, что ты, кажется, чуть не отключился. Это был третий заход. Ты был таким податливым, таким мягким, нежным. Твоя попка тогда принимала все мои пальцы по очереди. Я подумал… раз я первый, то попробую тебя всем, что есть. Жаль тогда языком не стал. Сейчас ты этого не разрешаешь.
Цукаса сжал зубы и отвернулся. Наверное, он хотел послать Соквона куда подальше, но самого Соквона почему-то понесло говорить – и если он не мог выболтать слова, которые ему так хотелось произнести, он собирался нести всякую постельную чушь.
– Ты кончил на среднем пальце, – сказал он, прижимаясь мокрыми губами к уху Цукасы. – Я вставил его поглубже и стал искать… ну, знаешь… простату. В тебе так охуенно хорошо, детка. Если даже палец вынимать не хочется, то представь, что там с членом – я умираю, когда кончаю в тебе, а когда приходится вытаскивать, существование теряет смысл.
– Заткнись ты, – сдвинув брови, прошептал Цукаса, не выдерживая этого. – Или вставь или заткнись.
– Я знаю это место, – втянув губами и отпустив его мочку, сказал Соквон. – Вчера я его тоже нашел. Я нашел его и запомнил. Ты будешь кончать со мной каждый раз. Ты меня никогда не забудешь, верно?
Соквон нырнул вниз, и Цукаса подобрался, видимо, тревожась и собираясь ему помешать.
– Не дергайся, – приказал Соквон, останавливая взгляд на уже порядком возбужденном члене Цукасы.
Он почувствовал это место – гладкое, но довольно твердое на ощупь.
Ему хотелось сделать это. С кем еще выпускать на волю свои желания и идиотские идеи, как не с этим человеком?
Соквон провел подушечкой пальца, слегка прикасаясь к простате, и одновременно взял губами член – просто прихватил самую головку, даже не выбирая ее полностью. Он еще не изучил тело Цукасы полностью, но не сомневался, что в будущем обязательно сделает это – будет знать, как правильно возбуждать и стимулировать. Он продолжил слегка задевать найденное место пальцем и при этом не забывал уделять внимание члену Цукасы. Ему хотелось увидеть, что там происходило – что делал Цукаса, как выглядел. Зажмурился ли? Выгнул ли спину? Схватился ли руками за простыни? Прикусил ли свою потрясающую губу? Облизнулся или наоборот, стиснул зубы? В какой-то мере он понимал желание некоторых людей снять секс на камеру – если бы сейчас он решил сделать это, то позже смог бы все разглядеть. С другой стороны – от одного вида можно было бы в усмерть обкончаться.
Нет, лучше ценить то, что имеется – а у Соквона было очень много.
В тот раз Цукаса даже застонал. Он был таким красивым – белый, открытый, с влажно блестевшей кожей, искусанными губами и истерзанной шеей. Соквон тогда чуть не сошел с ума от этого вида – он до сих пор помнил, как Цукаса подобрался перед оргазмом, как выгнулось его гибкое красивое тело, как он втянул воздух губами, сквозь сжатые зубы – а потом кончил, мягко застонав, но выпустив хрип на самом выдохе.
Соквон целовал его член, продолжая тихонько двигать пальцем и слыша сдавленное дыхание Цукасы.
Добившись своего, Соквон подтянулся наверх, лег рядом и стал смотреть на лицо Цукасы, все еще не открывавшего глаза.
– Я не видел тебя сейчас, но тогда ты был ослепительно красивым. Никогда не видел, чтобы кто-то кончал так красиво и сладко, как ты.
Цукаса облизнул и закусил губу, тут же отпуская ее и словно пытаясь таким образом скрыть какие-то слова – наверное, ему тоже хотелось сказать что-то лишнее.
– Ничего, если я тебя опять поцелую? Просто, мне же тоже нужно кончить, – разворачивая Цукасу к себе, спросил Соквон.
Он не встретил никакого сопротивления, пока целовал его открыто и глубоко, одновременно обхватывая свой собственный член и двигая рукой. В какой-то момент Цукаса отстранил его руку и заменил своей ладонью. Его кожа была чуть грубее, но сами пальцы были тоньше, а руки меньше. Он сделал все за Соквона – сам. Соквон не направлял его и ничего не говорил – сама мысль, что Цукаса дрочил ему, приняв это решение сам, вытесняла все остальное и делала ощущения в тысячу раз острее.
Соквон кончил, не отрываясь от рта Цукасы и слыша собственный стон, заглушенный их прижатыми друг к другу губами.
– Как я могу трахать после этого кого-то еще? – откидываясь на подушку, шепотом произнес он. – Как я могу даже думать об этом?
В самолете Цукаса спал – он едва проснулся, когда они приземлились. Соквон нанял такси и отвез его к заранее оплаченной квартире. Поднялся с ним на этаж, посмотрел, как Цукаса обошел комнаты, заглянул с ним в ванную.
– Здесь и будешь жить, – подытоживая очевидное, сказал Соквон. – Думаю, это будет несложно. В доме видеонаблюдение, район безопасный. На первом этаже есть магазин с полуфабрикатами, если ты вдруг проголодаешься.
Цукаса зевнул, прикрыв рот ладонью. Повернулся к нему, сбросил сумку с плеча и кивнул, показывая, что все понял.
– Ты теперь для меня и господин и мамочка? – спросил он.
– Господин я тебе только в постели, – улыбнулся Соквон. – А в остальное время я просто думаю о тебе.
После этого он оставил ключ, спустился и поехал в офис агентства – было всего четыре часа пополудни, еще оставалось время поработать. Он провел в офисе еще шесть часов, убедившись в том, что все в порядке, и дела шли без перебоев.
С Фредди они не пересекались, и Соквон был этому рад – даже сейчас, спустя несколько часов, он все еще ловил лихорадочный блеск в собственный глазах, когда гляделся в зеркало в туалете. Сводки о проданных турах и удовлетворенных заказах были куда важнее, чем Цукаса, оставшийся в квартире, и Соквон, приложив невероятные усилия, вытолкнул все мысли о нем из своей головы.
Сложенные стопки бумаг на его столе успокаивали даже одним своим видом. Сводки, отчеты, предложения – все это было знакомым и безопасным, понятным и без подвоха.
