*

После таких идиллических сцен доверять жизни было особенно непросто. Соквон держался за Цукасу всем, что у него было, и не отпускал ни на минуту. Он прекрасно понимал, что привыкший к уединению Цукаса порой очень хотел остаться в одиночестве, но ничего не делал, чтобы остановить себя. Ему хотелось авансом забрать у жизни то, что она отнимет в будущем, когда он начнет работать в новом направлении и станет проводить слишком много времени в офисе.

Словно чувствуя приближение перемен, Соквон, сам не зная, зачем, прежде времени выложил некоторые из своих планов уже следующим утром.

Они лежали в постели после завтрака, и Цукаса, вроде, даже засыпал, и Соквон случайно спугнул его сон неожиданными словами.

– Я подготовил бизнес для передачи дел Кансоку. Он еще не знает. По завещанию я получил эту долю, но мне она больше не нужна. У меня есть торговый центр и несколько ресторанов. Ими и займусь. Это немало.

– Что будешь делать с Мориномия? – спросил Цукаса, переворачиваясь набок.

– С ними просто – куплю небольшой отель, чтобы принимать их, когда нужно. Склады останутся за мной, тут все по-прежнему. Я не хочу оставаться в одном бизнесе с Кансоком. Ему так важно семейное дело, пусть занимается им в одиночку. От Чонвона не много толку – он постоянно отвлекается на жену, и сейчас он в самом плохом положении. Вряд ли они когда-то были моей семьей.

– Все-таки они твои родные братья, – осторожно заметил Цукаса. – Как можно отказаться от кровного родства?

Соквон поцеловал его в лоб.

– Я же не отрекаюсь от них. Просто ухожу из бизнеса. Мы все так же будем вместе посещать колумбарий, и я буду отправлять им поздравления с праздниками. Но это все. Кансок винит меня в смерти родителей, и он прав. С другой стороны, я не считаю, что ошибся, выбрав тебя. Единственный, перед кем я виноват – перед тобой. Только ты пострадал, не будучи причастным к нашей семейной истории. Это отвратительно – то, что я сейчас скажу. Даже зная, я все равно произнесу эти слова. Мама сама сделала выбор. Отец ответил за свое преступление. Не я их убил. Не я желал им смерти.

Если бы потери семьи Ю исчерпались лишь уходом родителей, Соквон, возможно, беспрепятственно оторвался бы от семьи, как ему и хотелось. Цукаса не старался убедить его передумать, поскольку все решил для себя уже давно – отправляясь в Корею по собственной инициативе, он знал, что не оставит Соквона, даже если случится что-то абсолютно ненормальное. Именно так он и жил сейчас – оставался с этим человеком, выполняя данное самому себе обещание. Единственной причиной уйти Цукаса мог счесть только остывание – если бы Соквон перестал его любить.

Однако уже к обеду их потревожил звонок.

– Возвратись в Корею, – донесся через тысячи километров сухой голос Чонвона. – Завтра утром похороны моего старшего сына.

Последовало короткое объяснение – видимо, большего Чонвон сказать по телефону не мог. Хотя Соквон сомневался, что ему бы открыли правду даже лицом к лицу. Отныне между ним и братьями простиралась бездна, и никто не хотел ничего с этим делать.

Соквон с трудом удержал телефон в руке и вцепился в Цукасу отчаянным взглядом.

– Джунхван, сын Чонвон-хёна, утонул в искусственном озере на территории родительского дома, – сказал он, отвечая на взволнованный взгляд Цукасы. – Я должен вернуться как можно скорее.

Он впервые за долгое время прибавил к имени одного из старших братьев «хён», но даже не заметил этого.

========== 44. Ритуал ==========

Думать перед каждым шагом и решением – думать без спешки и осторожно, не срываясь в эмоции и помня обо всем, что произошло. Соквон учился этому постоянно, стремясь поймать тонкую грань между судорожно-нездоровым желанием защищать Цукасу и искусственно-вынужденной необходимостью отпускать его на волю и не стеснять в решениях. Об опасностях нужно было помнить, но не следовало делать их центром своей жизни. Соквон знал, что как только Цукаса почувствует, что его чрезмерно оберегают, он тут же взбунтуется, и ничего хорошего не произойдет.

Поэтому Соквон освоил весьма непростую технику быстрого обдумывания ответов, выявив наиболее безопасные варианты, которые могли выгадать немного времени на зрелое размышление. Цукаса если и понял, что его не то, чтобы дурачили, но старались ненавязчиво успокоить, все равно никак этого не показывал. Наверное, не хотел лишний раз накалять обстановку.

Соквон каждый раз напоминал себе, что Цукаса ничего не делал просто так, а потому не стоило вести себя с ним категорично и делать какие-то поспешные выводы. Именно эти напоминания позволили ему повести себя более или менее правильно, когда Цукаса задал совсем уж абсурдный на первый взгляд вопрос.

– Как ты думаешь, мне можно будет появиться на похоронах?

Еще в Будапеште они договорились, что Соквон покажет ему места, где можно будет отдать благодарность Донхо и другому телохранителю, убитым во время похищения. Это было понятно – они имели прямое отношение к тому, что происходило с Цукасой. Однако Джунхвана, умершего так внезапно, Цукаса совсем не знал. С чего бы ему появляться на похоронах?

– Спрошу у хёна, – сказал Соквон, не отказывая, но и не давая при этом точного ответа.

Он действительно позвонил Чонвону и осторожно поинтересовался, можно ли привести на похороны еще одного человека. Этого вопроса уже должно было быть достаточно – Чонвон тупым не был и сразу должен был догадаться, о ком шла речь. Соквон ожидал, что вслед за этим потянется вереница вопросов, на которые он и сам не знал ответов, но Чонвон не стал ни сердиться, ни язвить, ни расспрашивать, с чего бы ему терпеть на похоронах старшего сына присутствие человека, даже не являвшегося частью семьи. Это было удивительно, но Чонвон ответил быстро и при этом положительно – Цукаса мог прийти и присутствовать на всех церемониях.

Похороны делились на два этапа. Первый проводился в широком кругу, в который входили дальние родственники, школьные друзья, соседи и разные знакомые, вплоть до акушера, принявшего Джунхвана в свои руки в момент, когда он впервые открыл глаза. Второй был предусмотрен только для близких – родителей, сестер и маленького брата, Кансока, Соквона и Пёнхи. Именно к этому кругу принадлежал теперь Цукаса.

В течение утомительного первого этапа совершались ритуальные поклоны, обряды с алкоголем, специально подготовленной холодной пищей и жареными рисовыми лепешками. Тогда же произносились разные речи, оставлялись напоминания и напутствия в загробный мир, если таковые имелись. После этого все посторонние должны были уйти, и лишь самые близкие могли сопроводить тело в крематорий для настоящего и самого последнего прощания. Соквон не стал спрашивать, почему Цукаса допускался и до этого этапа.

Конечно, его не могло не встревожить такое решение старшего брата, но вместе с тем Соквон сомневался, что Чонвон позволил бы, чтобы во время прощания с его сыном произошло бы что-то недостойное. К тому же, он не собирался отходить от Цукасы или вообще оставлять его без присмотра.

К этим вопросам добавлялись вполне разумные сомнения касательно смерти Джунхвана. Учитывая зимний период, утонуть в озере было нетрудно – холодная вода могла свести судорогой ноги, утянув на дно даже опытного пловца, коим Джунхван, конечно, не являлся. Он умел плавать, но не был в этом силен – освоил несколько стилей, но не упражнялся регулярно, да и на скорость никогда не заплывал. Соквон помнил, что Джунхвану больше нравились боевые искусства, и для своих десяти лет он добился немалых успехов. Слабым он не был никогда, да и беспомощным Соквон назвать его не мог. Как такой мальчик мог просто упасть в искусственное озеро в своем собственном доме? Почему никого не оказалось рядом?

Его интересовали детали. Когда это произошло? Утром или вечером? Кто первым нашел тело? Кто первым обнаружил, что Джунхван пропал? Как скоро прибыли медики и констатировали смерть? В каком состоянии был Джунхван – с повреждениями, опухший или выглядел как живой? Во что он был одет – в пальто или простую домашнюю одежду?