Отправлять его куда-то в одиночестве и без охраны было верхом глупости, но в определенный момент Соквону показалось разумным оставить Цукасу в покое и позволить ему побыть в другой обстановке – там, где его никто не знал. Там, где никто не знал, что с ним произошло.
Может, это и было нужно? Дать Цукасе пожить среди людей, которым он был безразличен? В больнице постоянно находились люди, которым было известно, что его изнасиловали и изуродовали под наркотиком. Цукаса не хотел быть больным и немощным, он не хотел, чтобы его носили на руках и от всего оберегали, а здесь все только этим и занимались.
Конечно, можно было бы продолжить удерживать его здесь, в этом безопасном и теплом вакууме – тогда он гарантированно больше не попал бы ни в чьи руки. Но разве не лучше было бы побеспокоиться о его эмоциональном состоянии? Какой толк делать из него куклу, которую можно беречь и нянчить – Цукаса был взрослым мужчиной, и его такое обращение, наверное, даже оскорбляло.
Соквон не горел желанием отправлять его в чужую страну, но слова уже были сказаны, и следующим утром, когда Цукаса пришел в его комнату сам, он уже знал, чего ожидать.
– О том, что ты предложил вчера, – сидя на кровати, пустовавшей после отъезда Фредди, начал Цукаса. – Я хотел бы попробовать. Я слабо знаю английский, но этого хватит, чтобы не умереть.
Этого и следовало ожидать. Соквон кивнул, боясь пошевелиться и выдать свое нежелание следовать собственным словам. Он вообще не знал, что следовало сделать – любые слова, приходившие на ум, застревали в горле, поскольку были либо неуместными, либо по-бабски сахарными.
«Справишься?»
«Ты уверен? Может, подумаешь еще?»
«Подожди еще немного, зачем так быстро принимать решение».
«Ты точно хочешь уехать или тебе просто нужно уйти от меня?»
«Но если ты не знаешь английского, как ты будешь жить?»
«Ты так легко бросаешь меня здесь».
«Я буду очень скучать».
Отбросив все эти пронесшиеся в голове варианты, Соквон вздохнул и выпрямился.
– Куда ты хотел бы поехать в первую очередь?
Цукаса посмотрел на него прямо и спокойно.
– В Мюнхен, если можно.
– Конечно, можно. Поезжай. Я забронирую тебе билет, через пару дней сможешь улететь. Что тебе лучше подобрать – гостиницу или квартиру? В отелях есть своя охрана, но в квартире тебе будет свободнее – никто не будет убираться в твоей комнате и складывать твои вещи. В Мюнхене есть очень хорошие охраняемые дома.
Ожидая ответа, Соквон подумал, что если Цукаса сейчас скажет, что ему нужно что-нибудь попроще, он взорвется, и они действительно подерутся.
– Тогда лучше квартиру. Поменьше, я же не собираюсь водить гостей. Но если в доме будет охрана, это будет отлично.
Соквон выдохнул – хотя бы здесь Цукаса не собирался выматывать ему нервы, это уже радовало. Они поговорили еще немного, причем вполне спокойно – обсудили еще пару деталей насчет поездки, но в целом не прорабатывали ничего конкретно. Соквон собирался дать ему побольше денег с собой и международную карту для оплаты счетов, чтобы он покупал все необходимое себе сам.
Такой вариант был самым безопасным – он мог сам заказать билет и, лично связавшись с европейским агентством, снять квартиру. Отослать Цукасу так, чтобы никто не заметил, было вполне реально. Скрыть его отъезд не составило бы труда, ведь по счастью Соквон как раз работал в нужной сфере и имел все необходимые связи. Устроить перелет для одного-единственного человека, сохранив его данные в секрете, было проще простого.
Он не опасался, что за Цукасой потянется след из Кореи, но его все-таки беспокоило само проживание за границей, где тоже были бритвы и балконы, от которых никто не мог оградить Цукасу. Были и менее важные, но вполне понятные вопросы. Сможет ли Цукаса пользоваться транспортом и делать покупки в магазинах? Как он будет выбирать, что есть или заказывать в кафе? Где он будет гулять? А что, если к нему кто-то пристанет – что он будет делать тогда? Соквон боялся, что Цукаса привлечет внимание европейцев своей экзотической азиатской внешностью.
Нет. Все не так.
Пришлось напомнить себе, что он сам, будучи еще ребенком, провел несколько месяцев в Великобритании, а потом разъезжал по другим странам, потому что мать считала, что ему полезно посмотреть мир. Всем было плевать на него и на то, как он выглядел – люди всегда заняты своими делами, им безразлично, кто приезжает в их страну, если только эти туристы ведут себя прилично.
А еще эту ситуацию можно было обернуть в свою пользу. Соквон собирался сбросить на голову Ким Чольсу следующую бомбу, и в это время Цукасе лучше было находиться где-нибудь подальше.
Непонятно каким чудом Ким Чольсу сумел разрешить большинство проблем, поднявшихся после убийства депутата. Расследование так и не взяло определенный курс, хотя длилось уже три недели, но зато сам он снял сына с должности главного менеджера, сменил весь персонал и провел большую работу со своим отелем. Он предоставил всевозможные материалы, и полностью освободил отель на первую неделю после убийства, позволив полиции искать улики везде и всюду, он так усердно сотрудничал с расследованием, что практически убедил общественность в своей невиновности. В результате в начале ноября акции его компании стали подниматься в цене, и хотя их уровень все еще был катастрофически низким по сравнению с прежними временами, положительная тенденция явно наметилась.
Соквон только и ждал, что Ким Чольсу переведет дух и решит начать восстановительные работы. Он собирался убивать Ким Чольсу и его сына постепенно, садистски давая надежду, а затем отнимая ее с каждым новым открытием.
Ему хотелось, чтобы акции поднялись хотя бы на пять пунктов. По его расчетам это должно было произойти со дня на день, так что совсем скоро он мог отправить данные о счетах на Каймановых островах в редакцию большого финансового издательства. Представившись «анонимным источником», Соквон хотел огласить самые большие цифры, составлявшие состояние Ким Чольсу, не облагавшееся налогом и скрытое от корейского законодательства.
Это должно было вновь прибить к земле только начавшие подниматься акции, разрушив всю работу, которую Ким Чольсу проделал для их хотя бы относительного подорожания. Соквон не собирался лишать его всего разом – он хотел сделать процесс долгим и мучительным.
Поэтому уже через день он закрыл свое единственное уязвимое место, отправив Цукасу в Мюнхен, как и обещал.
Он удостоверился в отсутствии слежки, вызвал такси и поехал с Цукасой в аэропорт. Ему хотелось проследить, как Цукаса сядет в самолет, и он остался в зале до самой посадки, удивляясь всякому отсутствию попыток прогнать его. Цукаса не пытался отправить его подальше и не возражал, когда после объявления посадки Соквон притянул его к себе, нисколько не стесняясь окружающих – никто из них не был знаменитостью, и хотя бы раз они могли позволить себе такой риск.
– И не думай, что избавился от меня, – прошептал он, обнимая Цукасу за талию и сжимая его через плотный драп дафлкота. – Попробуй завести там с кем-нибудь роман, и увидишь, что из этого получится. Я везде тебя найду.
Цукаса улыбнулся – впервые с момента похищения – и обнял его за шею, проявляя поразительное безразличие к тому, что вокруг них суетились люди.
– Я не трахаться лечу.
– А зачем ты летишь? – спросил Соквон, прижимаясь носом к его носу.
– Еще не знаю. Там видно будет.
Он разжал руки, и Цукаса выскользнул, поправляя смявшийся шарф, разворачиваясь и уходя без оглядки. Соквон постоял еще некоторое время, а потом направился к выходу из зала.
========== 40. Начальная стадия ==========
«Нет, это не убийство. Это казнь. Убийство подразумевает его право на жизнь».
(х/ф «Антропоид»)
Начинать следовало с самых корней, чем Соквон и занялся.
Это было бесчеловечно, и он понимал, что совершал огромное зло по отношению к другим людям – к множеству людей, но даже это не могло его остановить. Он верил, что в этом мире должен бороться за себя, и он не собирался обесценивать то, что произошло с Цукасой. Он видел все до последней минуты, и знал о каждой ране, которую нанесли человеку, которого он любил больше всего на свете.
