Соквон обнял его покрепче, похлопав по спине – Фредди ощутимо встряхнуло от этих хлопков, и он сразу же отстранился:

– Ну ты и бизон, больно же. В общем, прежде чем ты пойдешь к доктору, я тебе должен сказать все самое важное.

– Давай быстрее.

– У него отрезали палец на правой руке. Указательный. Не под корень, но срубили оба сустава. Обычно так делают, чтобы прислать как подарок, так что его, скорее всего, хотели еще подержать. Из этого я делаю вывод, что воздействие на тебя не прекратится. То есть… они сделали не все, что хотели.

Соквон опустился на скамейку, переваривая услышанное. Ему казалось, что хуже уже некуда, но сейчас он почти оглох от новой волны всепоглощающей раскаленной боли.

– Что еще они ему сделали? – спросил он через минуту.

– Несколько ожогов. Похоже, что тушили сигареты. На ногах, чуть выше колен. И так… сам знаешь. Твари. Надеюсь, ты дашь им почувствовать, как все это приятно.

– Я дам им гораздо больше, – заверил его Соквон, поднимаясь. – Если они готовили мне подарок, я не оставлю их без внимания. Ты знаешь, насколько щедрым я могу быть.

Фредди стукнул его по плечу, без слов отпуская в здание клиники, чтобы он встретился с доктором. Соквон, который так рвался сюда, теперь не мог ничего с собой поделать – начал медлить, как будто боясь узнать больше подробностей. Этот страх усилился от запаха лекарств, витавшего уже в вестибюле. Воздух здесь был даже холоднее, чем на улице, и необычная для этого времени дня тишина давила на слух, расступаясь лишь под звуками его собственных шагов.

Он все-таки добрался до кабинета доктора, где получил почти всю ту же информацию касательно состояния Цукасы. Однако ко всему, сказанному Фредди, доктор добавил еще один пункт.

– Конечно, такие повреждения как потеря пальца или получение ужасных воспоминаний непоправимы, но сейчас меня беспокоит другое. Дело в том, что ему ввели два вида наркотиков, конфликтующих между собой. Судя по сколотому зубу – четвертый слева, верхний – он сопротивлялся, и поэтому первым в его организм попал расслабляющий. Вы с ним знакомы под названием…

«Дышать и моргать».

Соквон с трудом вынудил себя кивнуть и сосредоточиться на том, что доктор говорил дальше – не хотелось заставлять его повторять.

– Судя по анализам, через полтора-два часа после этого ему ввели другой – противоположный, оказывающий возбуждающий эффект. Его способность двигаться не восстановилась, но зато был получен приток крови к гениталиям. Очевидно, им понадобились подобные меры для использования уретерального катетера. Поскольку первый препарат очень сильно снизил кровяное давление, а второй напротив, повысил его, сейчас пациент находится в крайне неприятном состоянии. Нагрузка на сердце оказалась настолько критичной, что его ритм не восстановился до сих пор, хотя прошло уже достаточно времени. Неровное сердцебиение не позволяет мне определить, воспринимает ли он мои слова или вообще их не слышит – его тело сейчас никак не реагирует на внешние воздействия. Исходя из этого, я бы посоветовал вам не приближаться к нему сейчас. Его нужно стабилизировать, и лишь после этого вы сможете его увидеть. Прошу вас проявить понимание, это нужно для его же блага. И для вашего, скорее всего, тоже.

– Да, конечно, – согласился Соквон. – Но я ведь могу взглянуть на него через стекло? Под присмотром, например.

Доктор кивнул:

– Разумеется, это можно и без присмотра. Хотя вряд ли его вид вас успокоит.

Соквон все-таки прошел до палаты и остановился у специального окна, чтобы посмотреть. Цукаса лежал на приподнятой койке, к сгибу его локтя вела прозрачная трубочка. Его непрерывно чистили, чтобы вывести из крови наркотики, и он наверняка ничего сейчас не понимал – и после одной капельницы могла закружиться голова, а когда их было две или три подряд, даже здоровый человек мог потерять сознание.

Изуродованная рука находилась с дальней стороны, и ее Соквон не видел. В целом Цукаса выглядел почти обычно, только был известково-белым, и на вид его кожа казалась тонкой и просвечивающей. Кислородная маска на лице закрывала губы, и Соквон подумал, что там, наверное, должны были быть ссадины или следы укусов.

Он постоял так некоторое время, а потом отошел от стекла. Доктор позволил ему занять одну свободную комнату в корпусе для персонала – остаток предыдущей ночи в ней провел Фредди, который теперь ждал его со слегка остывшим кофе.

– Депутата убили выстрелом в голову. Пробрались в отель просто внаглую – зашли в номер, нажали на курок. Думаю, теперь всей сети Ким Чольсу пришел тотальный пиздец. Вряд ли правительство позволит плевать себе в лицо, продолжая работать с настолько дерьмовой системой безопасности. К тому же, Им Хиёль должен был находиться в отеле всю ночь, а вместо этого он проторчал в клубе. Факт его отсутствия уже установлен. По нашим меркам это уже преступная халатность, – рассуждал Фредди, пока Соквон снимал пальто и пиджак, развешивая одежду по плечикам.

– Скажи, как ты понял, что Цукаса был в клубе, – попросил Соквон, усаживаясь на кровать напротив Фредди.

Тот вздохнул с огорчением – отвлечь Соквона хоть немного не получалось, все его мысли были заняты только Цукасой.

– Спросил одну официантку, почему комнаты для ВИПов недоступны. Она сказала, что один мужик оплатил весь коридор и притащил кое-кого, чтобы повеселиться. А потом добавила, что еще в прошлом году этот кое-кто утверждал, что не шлюха, но, как оказалось, до сих пор этим занимается – спит с мужчинами за деньги. Я подумал, что слышал только об одном парне, которому пришлось поработать с клиентом, не будучи шлюхой – о Цукасе. Заплатил ей немного, чтобы она провела меня к охране, а там просто посмотрел, что записали камеры над задней дверью.

– А как все прошло? Я имею в виду пожар.

– Легко. Щит у них в глухой стене, там камер нет. Когда все пошло гореть люди довольно быстро очухались – было еще рановато, клубная ночь только началась, большинство еще не успело напиться. Как ты говорил, народ погнали через заднюю дверь, и первая волна паникеров смела охрану. Пока они вернулись за хозяином, там такое уже происходило – я даже не знаю, как они влезли обратно через этот же коридор. Вытащили его. Цукасу, наверное, тоже забрали бы, но мне повезло, его утащил я. Правда, недалеко – в соседнюю комнату. Переждал, пока все чуть стихло и вышел уже с ним.

– Он был раздет, когда ты его нашел? Как он выглядел?

Фредди поднялся со стула и с силой выдохнул через губы.

– Нахрена тебе это? Я помню только, что он лежал на постели, и с одной стороны там крови было дохуя, я даже испугался. Потом понял, что с пальца натекло. Завернул в ту же простыню и потащил. Вот и все.

Соквон опустил голову. Захотелось закричать – громко и надрывно, чтобы выпустить хоть часть своей боли.

– Фредди, – шепотом обратился он к другу еще раз. – Фредди, возьми охрану – всех, кто сейчас доступен. Возьми их и поезжай в аэропорт. Тебе лучше отсидеться в Америке, пока я не утрясу здешние дела. Ты сделал больше, чем мог. Я обязан тебе всем.

– Не могу я сейчас уехать. С охраной полный пиздец, ты даже не представляешь. Когда они забирали Цукасу, убили Донхо и еще одного. Нам нужно похоронить их и сделать все остальное. Пока Цукаса проснется, как раз успеем. Черт, за Донхо мы просто обязаны что-то сделать.

Да разве так можно? Соквон сжал голову руками, не зная, куда себя деть и что сделать, чтобы хоть немного полегчало. Донхо умер – в это верилось с трудом. И еще один – нужно было уточнить, кто именно. Он даже не знал, была ли у Донхо девушка, а может, у него вообще где-то рос внебрачный ребенок. Теперь его нет.

– Я не просто убью его, – сказал он, поднимая лицо и глядя на Фредди. – Я найду способ вернуть ему всю эту боль. Ему и каждому, кто причастен.

– А кто еще может быть причастен? – устало спросил Фредди.

Соквон покачал головой, не собираясь прямо сейчас отвечать на этот вопрос.

О, причастных тут могло быть сразу двое, хотя он еще сомневался насчет Чонвона.