Примечательно, что в телеграмме поверенного в делах российского посольства в Лондоне Е. В. Саблина Сазонову (19 ноября 1919 г.) о предполагаемой «миссии Мак-Киндера» говорилось в весьма оптимистичных выражениях. Мак-Киндер откровенно информировал о трех задачах, поставленных ему правительством: «Осведомиться на месте обо всем и о результате своего осведомления донести премьеру и правительству; координировать действия всех военных и гражданских чинов англичан на Юге России, не исключая и Кавказа… так как деятельность британских военных агентов в этих местах благодаря разрозненности дала хаотические результаты…; предоставить в распоряжение генерала Деникина, – именно предоставить, а не навязать, подчеркнул г. Мак-Киндер, – советы испытанных британских экспертов для экономического воссоздания Юга России, и способствовать установлению там такого экономического порядка и благосостояния, при наличии коего Великобритания могла бы завязать с территорией, контролируемой генералом Деникиным, правильные торговые отношения». Характерно, что о военной помощи здесь речь уже не шла, а, по существу, говорилось только о сборе информации для налаживания «правильных торговых сношений», поскольку «экономическое оборудование территорий, занятых Добровольческой армией, едва ли не важнее «скороспелых» побед» (в состав делегации комиссара вошли «эксперты по земледелию, землеустройству, продовольствию»). Показательно для ноября 1919 г. и стремление подчеркнуть приоритет белого Юга перед Сибирью, высказанное Мак-Киндером: «Мак-Киндер сообщил, что как Ллойд-Джордж, так и его коллеги по кабинету пришли к убеждению, что «спасение России произойдет на Юге», а не из Сибири, каковая страна является, в сущности, так сказать, колонией России».

Однако, заявляя о согласии с требованиями Великобритании, Деникин в ответной телеграмме от 1 января 1920 г. оговаривал, что с позиции Главного Командования и Особого Совещания признание «де-факто» означает не признание государств, а лишь признание правительств. Сходной позиции придерживались и представители французской миссии при Главкоме ВСЮР («не признание независимости, а официальное подтверждение фактического существования названных республик, возглавляемых их Правительствами»). Генерал признал требование Мак-Киндера именно в такой форме, подчеркнув, что «установление будущих отношений окраин с Россией совершится путем договора общерусского правительства с окраинными правительствами». В телеграмме выдвигались встречные условия к англичанам со стороны руководства белого Юга: «Решительные и незамедлительные меры к охране флотом Черноморской губернии, Крыма и Одессы; содействие в помощи живой силой со стороны Болгарии и Сербии (надежды на «братское славянство». – В.Ц), продолжение снабжения ВСЮР». В отношении Польши Деникин считал, что «вопрос восточной границы будет решен договором общерусского и польского правительств на этнографических основах», причем «Польша должна оказать содействие живой силой немедленным (!) частичным переходом в наступление для отвлечения части большевистских сил». На следующий день Мак-Киндер возвращался в Англию и перед отъездом направил Деникину короткий, но вполне конкретный ответ. Британский комиссар признавал необходимым проведение плебисцита в Бессарабии по вопросу о присоединении к Румынии (именно на этой форме решения «бессарабского вопроса» настаивало Русское Политическое Совещание еще летом 1919 г.), настаивал на личных переговорах между Деникиным и Й. Пилсудским (в Констанце или Галаце) и о допуске «хорошо организованных немцев колонистов для защиты Крыма и Одессы» (своего рода уступка «немецкому влиянию»)[154].

Итак, Деникиным признавались лишь «фактически существующие» структуры власти, с которыми еще предстояло вести переговоры по всем спорным (в том числе и территориальным) вопросам. Нельзя не заметить, что еще летом 1919 г. наметился постепенный отказ от непримиримых позиций в отношениях с республиками Закавказья. 1 июля 1919 г. Деникиным было подписано Обращение к народам Закавказья, в котором подчеркивалось, что ВСЮР ведут «войну исключительно с большевиками и никаких агрессивных намерений против народов Закавказья не имели и не имеют. Наша цель в кратчайший срок довести страну до Учредительного Собрания, и пусть оно решит вопросы и порядок дальнейшей государственной жизни на основах широкой внутренней автономии областей и народной жизни». Обращение завершалось призывом: «Надеюсь, что и государственный разум народов Закавказья укажет им единственный путь, который выведет их на арену светлой будущности, и они пойдут с нами рука об руку по дороге общего государственного строительства, не обращая внимания на коварные наветы врагов народа и порядка». Интересные указания содержала инструкция, разработанная для Главного представителя Главкома ВСЮР в Закавказье и подписанная генерал-лейтенантом А. С. Лукомским. «По части политической» представитель должен был исходить из того, что «все Закавказье в пределах границ до начала войны 1914 г. должно рассматриваться как неотделимая часть Российского Государства». В будущей России закавказские «государственные образования» рассматривались как наделенные «широкой внутренней автономией в делах местной краевой и народной жизни». На переходный же период «по отношению к Грузии» считалось неизменным условие «полного очищения грузинскими войсками Сочинского округа, с отводом их за р. Бзыбь» и «прекращение гонений на русских людей, силой обстоятельств находящихся в Грузии». Только после этого можно было бы говорить о каких-либо «дружелюбных» взаимоотношениях, кроме «готовности к боевому противодействию». В отношении Азербайджана следовало считать его «неотделимой частью России». Допускалось «временное управление впредь до окончательного установления общероссийской государственной власти». Наиболее благоприятное отношение выражалось к Армении: «Вполне сочувствуя стремлениям Армянской народности к объединению в этнографических границах и считая армян тесно связанными в их исторических и экономических интересах с Единой, Неделимой Россией, в пределы которой входит наиболее цветущая часть Армении, Главное Командование ВСЮР, так же как и в отношении Грузии и Азербайджана, допускает временное самостоятельное управление, впредь до окончательного установления общероссийской государственности». Во всех трех республиках Главное Командование исходило из приоритета «охранения и защиты интересов всего постоянно русского населения и Русской Православной Церкви»[155].

7 февраля 1920 г. и.о. представителя Главнокомандующего в Закавказье полковнику П. В. Дену поручалось «уведомить Закавказские Правительства», что Главком ВСЮР «признает фактически существующие правительства Армении, Азербайджана и Грузии». 11 февраля Ден сообщил это известие министру иностранных дел Грузии Е. П. Гегечкори[156]. Сам же Деникин в интервью газете «Таймс» заявил, что по-прежнему не считает возможным признать «независимые республики», исходя из необходимости «охраны высших интересов русского государства», и что при этом он «вовсе не исключает возможности дружеских и добрососедских отношений» с правительствами этих республик[157].

Исходя из позиции Главкома и одновременно Главы южнорусской власти, правительство Мельникова 7 марта 1920 г. утвердило проект договора, отправленный Баратовым полковнику Дену в Тифлис. Его основные положения предусматривали «фактическое признание правительства Грузии», заключение «договора Общерусского правительства с Грузинским правительством» при возможном «посредничестве Союзных держав». Со стороны белого Юга оказывалась продовольственная помощь Грузии, в обмен на которую грузинское правительство должно было «вести борьбу с большевиками», содействуя ВСЮР «как живой силой, так и иными средствами»[158]. На аналогичных условиях Южнорусское правительство готовилось вступить в переговоры с Арменией и Азербайджаном. Предполагалось использовать Грузию в качестве базы войск Северного Кавказа, сдерживавших наступление Красной армии и горских повстанцев, но вынужденных отступать из Дагестана, Чечни и Ингушетии на Владикавказ. В случае же дальнейшего развития операций, можно было рассчитывать на создание «единой антибольшевистской коалиции», которая и получила бы международное признание («…только объединение Закавказских республик, конечно при поддержке союзников, против возможного нашествия большевиков может обеспечить спокойное и самостоятельное существование их, и потому в их собственных интересах пойти навстречу соглашению с Южно-русским правительством»)[159]. Текст договора был передан полковником Деном Гегечкори 11 марта, но его ратификации так и не произошло. Правительство Грузии соглашалось на интернирование у себя отступавших белых войск (что само по себе было чрезвычайно важно в условиях «развала фронта» и невозможности для части ВСЮР и беженцев эвакуироваться в Крым), однако было против участия своей армии в боевых действиях на Кубани[160]. Лишь в случае «перехода границы» РККА Грузия допускала возможность совместных действий с ВСЮР. «Сохранение нейтралитета» не помогло Грузии «сохранить независимость», когда через год, в феврале 1921 г., Красная армия вступила в Тифлис.