Все это сопровождалось выводом о полной несостоятельности управленческой модели «колчаковщины»: «Десять месяцев диктатуры адмирала Колчака, насильственно свергшего выборную власть Директории, привели Сибирь к полному развалу и гибели… Дело возрождения государственности, с огромными жертвами и трудом начатое демократией, преступно погублено безответственной властью… Во имя интересов Родины необходимо действовать. Если существующая власть не поняла своего долга перед Родиной, необходимо этот долг выполнить самому населению». Якушев был убежден в «созидающей, творческой силе» движения сторонников Земского Собора, в его «органическом и национальном характере». В поисках союзников Якушев и его сторонники (М. Н. Павловский) обратились к бывшему члену Уфимской Директории и Верховному Главнокомандующему Российской армией и флотом генерал-лейтенанту В. Г. Болдыреву. Павловский переслал ему копию «Грамоты» с сопроводительным письмом, в котором кратко описал три «течения» общественно-политической жизни белой Сибири. Первое, по его мнению, сосредотачивалось в Омске, «вокруг Государственного Экономического Совещания, стоявшего за «парламентский» метод борьбы в пользу ответственного министерства при сохранении «диктатуры» Колчака». Второе было представлено эсеровским «Сибирским Комитетом членов Учредительного Собрания», выступавшим за созыв Сибирского Учредительного Собрания и временную власть «по образцу Самарского Комуча». Третье – политики земско-городского самоуправления, кооператоры, сторонники Сибземгора, съезд которого (1 октября 1919 г в Иркутске) предполагалось преобразовать в Земский Собор, предварительно проведя довыборы в его состав представителей «от казачьих и национальных самоуправлений» и наделив его учредительными функциями, аналогичными Областной Думе 1918 г. Помимо легальных действий, Павловский указывал на возможность военных «антиколчаковских» выступлений по железной дороге от Владивостока до Нижнеудинска, которые привели бы к передаче власти «группировке из пяти лиц» (новой Директории). Болдырев одобрил подобные планы, назвав заговорщиков «выразителями воли народной», а себя «человеком, безгранично преданным демократическим принципам», но от конкретного участия в подготовке восстаний уклонился[5].
Идея «действенной борьбы за демократию» стала основным лозунгом участников антиправительственного выступления во Владивостоке 17–18 ноября 1919 г. во главе с Комитетом содействия созыву Земского Собора (через несколько дней после падения Омска, в «годовщину» прихода к власти Колчака) при содействии со стороны местного антиколчаковского подполья. Активным защитником «соборной» идеи стал бывший военный министр Временного правительства автономной Сибири А. А. Краковецкий. Участвовавшие в подготовке восстания Якушев и Гайда выдвинули лозунги возврата к демократическим ценностям «областничества». И, несмотря на его подавление начальником Приамурского военного округа генерал-лейтенантом С. Н. Розановым, это восстание нанесло серьезный удар по слабеющей административно-управленческой структуре белой власти на Востоке России, демонстрацией отказа от диктаторской модели путем обращения к политическому опыту лета 1918 г. Восстание во Владивостоке стало первым среди аналогичных антиправительственных выступлений, прошедших в ноябре – декабре во многих крупных городах Сибири.
Предыстория этого т. н. «гайдовского путча» достаточно показательна. С начала осени 1919 г. в ряде газет, выходящих в Приморье и Маньчжурии, появились статьи, резко критикующие изъяны дальневосточной администрации. Главными «мишенями» стали атаманы Забайкальского и Уссурийского казачьих войск – Г. М. Семенов, И. П. Калмыков, а также генерал Розанов. Наиболее распространенным обвинением стало «самоуправство», понимаемое как сепаратистские намерения к отделению местной власти от «Омского правительства», объявлению «независимого Дальнего Востока». Звучали обвинения о «предательской роли» Семенова, Калмыкова и Розанова. Зная о недоверии Колчака к Японии, недвусмысленно говорилось о японской поддержке сепаратистов. Незадолго до «путча» стало известно о намерении заменить Розанова генерал-лейтенантом Г. Д. Романовским, имевшим репутацию «убежденного американофила» и опыт взаимодействия с союзниками в должности представителя Уфимской Директории при союзном военном командовании во Владивостоке. Немало способствовала этому также позиция управляющего МИДом И. И. Сукина, столь же убежденного сторонника сближения с САСШ. Между тем обвинения в стремлении к «отделению» оказались явно надуманными. 28 октября в телеграфном разговоре с Семеновым Розанов подчеркивал свою лояльность Омску, а атаман отмечал серьезные проблемы в отношениях с союзниками, могущие возникнуть в случае смены руководства во Владивостоке. Обвиняя представителей русской власти, чины американской военной миссии, чешские военные тайно и явно поддерживали оппозицию, эсеровское и даже большевистское подполье, областников, местные партизанские отряды. Отношения с союзниками осложнились после того, как 14 сентября военно-окружной суд оправдал коменданта Владивостокского вокзала подполковника Шарапова, застрелившего нетрезвого американского солдата в ответ на рукоприкладство с его стороны (хотя тот же суд приговорил к 10 годам каторжных работ русского офицера, убившего чешского легионера). 26 сентября главой Междусоюзной Комиссии военных представителей японским генералом Инагаки Розанову был предъявлен ультиматум о выводе в трехдневный срок из города «разных русских отрядов, бронированных поездов», прибывших сюда «за последний месяц». В случае неповиновения союзники грозили применением силы. Назревавший инцидент был жестко и однозначно разрешен самим Колчаком. В ответ на запрос Розанова адмирал, бывший в это время в поездке на фронте, прислал телеграмму-приказ (№ 118 от 29 сентября 1919 г.) и категорически запретил вывод войск из города, отметив, что сделать это можно только по его распоряжению, а не по требованию Междусоюзной Комиссии. «Интересы безопасности страны требуют присутствия русских войск во Владивостоке. Требование об их уходе есть покушение на суверенные права Российского правительства… Владивосток – Русская крепость, где Русские войска находятся под моим Верховным командованием и обязаны исполнять исключительно приказания мои или же моих представителей». Колчак «повелевал» Розанову «не допускать никаких покушений на суверенные права России на территории Владивостокской крепости, не останавливаясь в случае надобности ни перед какими мерами». В итоге союзное командование вынужденно «признало правильность русской точки зрения». Подобные инциденты не только проясняли позиции союзных сил в их отношении к местной администрации, но и свидетельствовали об усилившемся осенью 1919 г., несмотря на военные поражения, стремлении Колчака отстаивать верховные, суверенные права своей власти как всероссийской, общегосударственной. В это время Колчак настойчиво заявлял о своих полномочиях Верховного Правителя (останавливал утверждение земельных законопроектов Особого Совещания, сообщал об отказе признать Северо-Западное правительство и только о «фактическом» признании Финляндии, принимал решение о подчинении Северной области Омску, окончательно санкционировал передачу в залог Шанхайскому банку части государственного золотого запаса и др.). Здесь его не останавливали уже возможные «дипломатические осложнения», которые могли вызвать решения, затрагивающие интересы иностранных подданных.
Розанов, Семенов и Калмыков не утратили своих полномочий, а к началу «гайдовского путча» укрепили статус представителей официальной власти в регионе. После жестокого разгрома восстания Колчак выразил благодарность Розанову за его «решительность». Участники подавления производились в следующие чины и награждались Георгиевскими крестами (а «изменников» Колчак распорядился «судить военно-полевым судом» и заранее указал «повысить всем наказание до расстрела»). Таким образом, интрига, направленная на подрыв доверия Омска к Приморью и Забайкалью, не удалась. Однако нельзя не заметить, что после «путча» отношения Колчака с союзным командованием ухудшились[6].
