В то же время в частной переписке между Савинковым, Чайковским и главой Польского государства Ю. Пилсудским подчеркивалась важность достижения военного сотрудничества с Деникиным на основании «полной демократизации правительства», «замене Сазонова (на посту главы МИДа), «лицом, пользующимся полным доверием в Европе» и заключение правительством белого Юга договорных соглашений с новообразованными государствами – лимитрофами при посредстве нового министра иностранных дел[150]. На это рассчитывал Чайковский, принимая в Южнорусском правительстве должность «заведующего отделом политического образования» (министра пропаганды). По воспоминаниям председателя Союза Возрождения России В. А. Мякотина, встречавшегося с Чайковским в Екатеринодаре в феврале 1920 г., последний был настроен достаточно решительно и «считал необходимым принять это предложение, ибо наличие демократа и социалиста в составе правительства поможет ему стать на правильный путь, который обеспечит ему доверие народных масс. А это тем важнее, что положение большевиков нельзя считать очень прочным: помимо всего другого, против них в данный момент собирается выступить Польша, и ввиду этого им придется оттянуть часть своих сил с Юга». Для большей «демократизации» портфель министра земледелия предлагался члену ЦК Союза Возрождения России, уже имевшему небольшой административный опыт (в должности министра продовольствия во Временном правительстве в мае – августе 1917 г.), энесу А. В. Пешехонову, однако он ответил отказом. Данная позиция нашла поддержку и среди членов работавшей в Париже делегации Русского Политического Совещания. По воспоминаниям М. М. Винавера, в конце января 1920 г. его товарищи по кадетской партии (В. А. Маклаков, А. И. Коновалов, Б. Э. Нольде, Ф. И. Родичев и М. С. Аджемов) намеревались создать т. н. «Русский Комитет» – для объединения кадетского и правоэсеровского секторов русской зарубежной общественности. В черновом наброске программы объединения значилось «сохранение целостности России, не останавливаясь перед федеративным или даже конфедеративным устройством», а также «отказ от отобрания у крестьян земли». И хотя эсеры в лице Н. Д. Авксентьева, И. И. Бунакова-Фундаминского, В. М. Зензинова и О. С. Минора отказались от объединения, считая кадетскую позицию неискренне демократической, сама идея создания межпартийной коалиции воплотилась спустя год в программе «новой тактики» П. Н. Милюкова.
В обращении к Деникину Чайковский убеждал Главкома в необходимости «не только принять определенно демократическую программу, но и демократизировать свое Правительство…, заключить союз с Польшей на разумных и достойных обоих народов началах для совместной борьбы с большевиками». Позднее, в августе 1920 г., настойчивость Чайковского повлияла на признание Савинковым, ставшим главой Русского Политического Комитета в Варшаве, Врангеля («ради единства действий перед лицом Советского правительства»)[151].
В декабре 1919 г. в руководящих кругах стран Антанты стала формулироваться стратегия т. н. «санитарного кордона», предусматривавшего военно-политическую изоляцию советского режима посредством создания единого антибольшевистского фронта из независимых государств от Финляндии до Закавказья. Альтернативой «кордону» считался проект конференции из представителей Российского правительства Колчака, Особого Совещания Деникина и «государственных образований» на окраинах бывшей Российской Империи («белый блок» в оценке генерала Щербачева). Под эгидой британского МИДа предполагалось провести конференцию из представителей этих правительств в Варшаве. Однако она не состоялась, и тогда более перспективной стала представляться идея «санитарного кордона», или, еще жестче, «проволочного заграждения» вокруг России. Ее сторонником стал французский премьер Клемансо. В этой ситуации южнорусскому Белому движению (дипломатические отношения с Российским правительством в Сибири в декабре 1919 г. союзники уже прекратили) представлялась возможность присоединения к данному фронту, но уже не в качестве руководящего центра, а в качестве равноправного участника. Идеи «кордонной стратегии» применительно к противостоянию с Советской Россией были изложены в циркулярной телеграмме Сазонова в МИД в Иркутск (Третьякову) и в Таганрог (Нератову) от 28 ноября 1919 г. Отметив, что союзники не намерены увеличивать масштабы материальной помощи, оказываемой белым фронтам («это вызвало уже сделанное нам предупреждение, что впредь снабжение наших армий будет ограничено во времени и, вероятно, станет возможным в дальнейшем лишь путем покупок на вольном рынке»), министр иностранных дел отметил перемены в планах союзных держав: «Все более намечается возвращение к возбужденной уже раз мысли о привлечении к общей борьбе против большевиков всех возникших на окраинах России государственных образований и создании из них не только «санитарного кордона» для ограждения Западной Европы от большевистской заразы, но тесного кольца для наступательных действий против Советской России». Не отрицая принципиальной целесообразности подобного рода военно-стратегического партнерства в борьбе против Советской России, Сазонов с опасением отмечал, что наличие такого «кордона» становится возможным благодаря совершающемуся процессу «разделения России», что происходит, конечно, помимо ее воли: «Предпосылкой такого сотрудничества является, очевидно, предварительное разрешение вопросов, связанных с происшедшим благодаря временному ослаблению России самоопределением пограничных народов… Сами народы, населявшие окраины России, стремятся объединиться, чтобы, пользуясь нашими нынешними затруднениями, общими силами добиться от нас уступок их домогательствам… При таких обстоятельствах ясно, что сотрудничество всех этих народов, хотя и заинтересованных в искоренении большевиков, но не менее опасающихся восстановления сильной России, будет несомненно обусловлено требованием широких жертв с нашей стороны, причем надо предвидеть, что эти требования найдут поддержку у союзников». В этой связи особые опасения вызывала конференция представителей Прибалтийских государств и Финляндии, состоявшаяся в ноябре 1919 г. в Юрьеве (Тарту). На ней было заслушано предложение главы НКИД РСФСР Г. В. Чичерина о признании независимости всех вышеназванных «лимитрофов» и о заключении с ними равноправных договоров. В этой ситуации от Главкома ВСЮР, и особенно от Верховного Правителя, требовалось «точное осведомление… для соответствующего направления неизбежных здесь в скором времени переговоров по указанному вопросу. Если наше положение (на фронтах. – В.Ц.), хотя и не вполне удовлетворительное, все же признается достаточно прочным, нам было бы желательно уклониться от подобных переговоров в настоящую, особенно выгодную для них минуту. В противоположном случае нам необходимо установить рамки допустимых уступок в отношении каждого отдельного государственного образования, народившегося на наших окраинах, и наметить те обязательства, которые оно, в свою очередь, должно исполнить в общей борьбе против большевиков, без чего никакие жертвы не имели бы оправдания. Вследствие крайне осложняющейся общей международной обстановки необходимы быстрые решения».
Последующие события подтвердили правоту опасений Сазонова. «Устанавливать рамки допустимых уступок» не пришлось. Свое отношение к происходящим в России переменам выражали и представители «союзных держав». Прибывший в Новороссийск в декабре 1919 г. «высокий комиссар правительства Великобритании» Мак-Киндер потребовал от Деникина «определенно и точно выяснить свои отношения к окраинным государственным образованиям», «добиться установления дружественных отношений ВСЮР с Польшей и Румынией, разрешив для этого острый вопрос о восточной границе Польши и Бессарабский вопрос», а также установить дальнейшие отношения между Россией и окраинами «путем соглашения между общерусским правительством и правительствами окраин при посредничестве союзных держав»[152]. По сути, Мак-Киндер выдвигал условия признания Особого Совещания, схожие с теми, которые высказывались на Парижской конференции в отношении Российского правительства в мае 1919 г. В результате Особое Совещание на заседании 31 декабря 1919 г. единогласно постановило «принять полностью предложение Мак-Киндера, в том числе – признание правительством самостоятельности существующих окраинных правительств и установление будущих отношений путем договора общерусского правительства с окраинными правительствами, с допущением сотрудничества союзников»[153].
