Северин решительно развернулся и… вылез в окно.

Прогуливаться по узким карнизам замка Элизобарра, цепляясь за малейшие неровности крупной кладки, лорду Эрлингу было не впервой, хотя с тех пор, как он в последний раз этим занимался, прошло уже много лет. Тем не менее, он довольно быстро добрался до западного крыла, более изящного и… оштукатуренного. Впрочем, здесь пробираться вдоль стены не было нужды: Северин намеревался забраться на крышу и… нога, которую он водрузил на массивного и казавшегося вполне надёжным, грифона, вдруг неудержимо заскользила, Эрлинг взмахнул руками в тщетной попытке сохранить равновесие, выпалил заклинание левитации, но, несмотря на это, грохнулся на портик с высоты примерно трёх метров. Застонал не только от боли, но и от осознания собственной оплошности: западное крыло накрыто магопоглощающими щитами. Всё ещё.

Из окна высунулась женская головка. Мелисента вгляделась в лежащего, тихо охнула и снова исчезла. Северин от неожиданности подскочил так резко, что спина отозвалась протестующей болью. Почти тотчас же из окна, в котором маячила юная княжна, выпала верёвка, свернувшаяся полукольцом у ног лорда Эрлинга. Он подёргал несколько раз, проверяя, насколько надёжно закреплён её верхний конец. Наощупь верёвка оказалась странной: не верёвка даже, а что-то вроде тонкого каната, связанного тысячами узелков.

Мелисента едва успела вернуться к окну, когда Северин уже переваливался через подоконник.

— Ой! — удивлённо воскликнула она. — Мне показалось, вы себе что-то серьёзно повредили.

— Зачем же тогда была верёвка? — растерялся мужчина.

— Я сама хотела спуститься, — простодушно ответила княжна.

— Не ожидал вас здесь встретить, — осторожно сказал Эрлинг, разглядывая хитроумный узел, которым верёвка крепилась к каминной решётке. — Я был уверен, что вы в восточной башне.

— Я там и была. Но увидела, как Влад тут ползает, вот и решила посмотреть.

— Масло разлил на грифона, — пожаловался Северин и скривился, заметив безобразные жирные пятна на костюме. Пальцы мага немедленно сложились в щепотку — начальный пасс плетения бытовой магии — но тут же снова расслабились: Северин вспомнил о щитах западного крыла.

— Как ребёнок, — прокомментировала Мелисента действия брата, покачав головой. Но тут же сменила тему: — Хотите подняться в башню? Там сейчас красиво. А главное, никаких вампиров.

— Заманчивое предложение, миледи. — Лорд Эрлинг пристально рассматривал жену на предмет нитей заклинаний Влада и, к своему удивлению, так ничего и не обнаружил. — Но, боюсь, в восточном крыле сейчас может быть небезопасно. Ваш брат всерьёз вознамерился доставить мне максимум неприятностей.

— Не только вам, — легкомысленно заметила Мелисента. — Не беспокойтесь. Мои комнаты соединили с башней уже после того, как Влад уехал из замка. А когда он стал главой клана, расположение потайных ходов его не особенно интересовало.

Северин слегка поклонился, выражая готовность следовать за супругой.

***

— Отец любил приходить сюда на закате, — Мелисента уселась между мерлонами стены, облокотилась на один из них и поджала ноги.

— Да. — Северин подошёл поближе и тоже залюбовался разлитым по небу буйством красок, не забыв мимоходом очистить костюм от остатков масла. — Я помню. Я и сам любил сюда приходить.

***

— Пап, а почему вампиры так не любят драконов? — девочка задумчиво поглаживала борозды в камнях.

— Это драконы не любят вампиров. Вампиры драконов боятся. И не без оснований. Хотя источник конфликта и погребён в далёком прошлом в другой антитентуре, без представителя Сообщества взаимопонимания нам никогда не достигнуть.

— Ты знаешь столько языков, — девочка подошла к отцу, сидевшему между зубцами стены, и взобралась к нему на колени. — почему бы не выучить Истинную Речь?

— Помнишь, я рассказывал тебе про антитентуру?

— Конечно, — Мелисента принялась развязывать галстук вампира, от усердия даже высунула кончик языка. — и про нити силы. То, что для нас основа, для них как уток, и наоборот.

— Так вот Истинная Речь — основа антитентуры. И существования драконов. Природные способности вампира лежит в перпендикулярной плоскости. Людям проще: они от рождения слепы, обречены ощупью исследовать струны бытия, даже не подозревая, порой, об их различии. Мастера школы иллюзии сильно бы удивились, узнав, что используют приёмы, почерпнутые у носферату. Для них это лишь мёртвые слова, или набор формул, которые они заучивают и повторяют бездумно. В лучшем случае пытаются осторожно модифицировать и смотрят, что получится.

— А ты?

— Считается, что это было своего рода наказанием от одного из Создателей. Первородный свет игнорируют попытки вампира как-то на них воздействовать. Я мог бы выучить слова Истинной Речи, как делают это люди, но без света внутри они останутся пустыми оболочками, не понятными ни одному дракону.

Мелисента ненадолго задумалась.

— Но ведь полотно не может существовать без одного или другого. Если не будет утка, основа просто распадётся на отдельные нити.

— Верно, девочка моя. — Князь ласково погладил дочь по волосам. — И в каждом из нас день и ночь переходят друг в друга, минуя сумерки. Некоторые из вампиров, как и некоторые из драконов, даже начинают это понимать.

***

Северин внимательно оглядел окружающее пространство. Как он и ожидал, небольшой подвох всё-таки нашёлся: у самого края башни в небольшой узелок сплелись несколько тёплых линий, тех, которые юный маг про себя называл «солнечными», в противовес другим, жирно блестевшим под полной луной. Искажение едва заметное, но Северину предстояло продемонстрировать свои умения принимать трансформу главе клана. Опозориться казалось страшнее, чем умереть, а у адепта и без того не было полной ясности с предстоящей операцией: теоретическое описание содержало несколько пробелов, которые ему не удалось заполнить даже при практических тренировках.

— Мне следует развязать узелок или внести корреляцию на искажение линий при трансформации? — почтительно осведомился лорд Эрлинг.

Эйзенхиэль слегка сощурился, вглядываясь туда, куда указывал Северин.

— Развяжи, — сказал вампир. — Если сумеешь.

Юноша проделал всё с филигранной точностью. Не дожидаясь дальнейших указаний, высвободил из собственного ментального резерва достаточно энергии, чтобы придать окружающим переплетениям гибкость и резиновую упругость. Молча, одним волевым усилием, направление которого слегка скорректировали едва заметные движения пальцев, Северин сплёл сеть трансформы.

— А в кого я должен превращаться? Я читал программный раздел, но чётких указаний на этот счёт так и не нашёл.

«С этим мальчишкой всё не как у вампиров», — думал Эйзенхиэль, всё ещё безуспешно косясь в сторону устранённого узелка. Для носферату там была одна лишь чернота. Но лёгкое искажение лунных линий, с которым князь успел сродниться за триста лет, минувших со времени драматической посадки Чёрного Дракона, действительно исчезло.

Любой вампир с детства знал, что первая трансформа не подконтрольна разуму. Она лишь обнажает твою сущность. Именно поэтому князь предпочитал проводить подобные эксперименты с адептами наедине. Например, сам Эйзенхиэль когда-то, почти шестьсот лет назад, оказался волком. И, хотя с тех пор освоил все вариации классических трансформаций вампиров, включая туманную форму, в белой шкуре чувствовал себя уютнее всего. А Эрлинг стоит, как ни в чём не бывало, смотрит на учителя внимательными карими глазами. Ответа ждёт.

Какая же удивительная у тебя сущность, мальчик. Человека, видящего «драконьи» нити. Интересно, как отреагировали переростки-рептилии, когда в небо воспарил Чёрный Дракон? Такой же, как тот последний, убитый тысячи лет назад мечом цвергской работы. Вот только чья рука сжимала этот меч?

— Попробуй… — Эйзенхиэль вспомнил шум перепончатых крыльев и янтарные глаза с вертикальным зрачком, направленные прямо на него. У вампира пересохло в горле. — что-нибудь крылатое, — обтекаемо закончил он.