Весна больше не радует. Тео пьет больше, чем обычно, и совершенно себя не контролирует. Борис, никогда не теряющий голову, смотрит на него долгим пытливым взглядом, выпуская изо рта густые облака дыма. Он курит красные Marlboro легко и с удовольствием. Тео тошно от их тяжелого запаха и от себя самого, но он наслаждается тем, что может смотреть на Бориса в ответ. Сколько захочет.

Тео протягивает ему свое запястье.

— Туши.

— Чего? — не понимает Борис. Или не хочет понимать.

— Сигарету. Потуши.

— Не сходи с ума, Поттер.

Борис хочет выбросить дотлевающий окурок куда подальше, но Тео резко тянется за его рукой и намеревается сделать то, о чем только что просил. Его грубо отталкивают.

— Я такого не делаю и никогда не буду! И тебе не позволю, придурок! — Борис почему-то кричит. Ошарашенный, Тео смотрит на него так, будто видит впервые.

— Прости.

Борис притягивает его к себе. Тео снова трясет, но уже не от страшного сна. Кошмары преследуют наяву, они в его голове и они правдивы. Нет ничего ужаснее реальности.

Пусть утром из памяти полностью стирается инцидент минувшей ночи, кому-то приходится полностью осознать произошедшее. Борис чувствует мучительный груз недетской ответственности на своих плечах. Но Тео уже не замечает чужой дрожи и страха. Страха за него.

— Ты счастливчик, если просто дышишь, Поттер. Никогда об этом не забывай.

Тео не удается. Он думает, что лучше бы Борис утянул его — тогда — на дно. Легкие жгло огнем, а перед глазами снова был тридцать второй зал картинной галереи, усеянный пеплом. Мамы нигде не было, хотя Тео пытался её найти. Он догадывался, куда она ушла. Он хотел к ней. Ему казалось, что стоит коснуться плитки на дне бассейна, и перед ним откроются врата Преисподней. Это его вина. Мать никогда его не простит и не захочет видеть — даже в другом мире.

Борису правда не стоило его отпускать. Тогда Тео в первый и единственный раз по-настоящему замахнулся на него. Борис щедро дал сдачи, и Тео почти сказал ему спасибо.

Десятки писем Пиппе остаются неотправленными. Когда у Бориса появляется Котку, Тео ревнует так, что темнеет в глазах. Борис ходит по его сердцу лунной походкой и оставляет следы своих потрепанных ботинок.

***

После Амстердама и Антверпена проходит несколько месяцев, новая весна переступает порог. Тео не радуется её приходу и, пожалуй, уже не сможет радоваться до конца дней. Мало кто знает, как трудно держать себя в руках в эту пору, сколько бы ни прошло времени. Рана никогда не затянется, дыра в груди — тоже. У него внутри пустота, полное отсутствие смысла. По возвращению в Нью-Йорк боль обостряется. Казалось, что найдены все ответы, но в итоге вопросов становится только больше.

Хочется всё исправить. Наладить бизнес, наконец-то сделав его честным, отмыться от грязи. Помириться с Хоби, вновь заслужить его доверие и расположение. Забыть Китси и её предательство. Отпустить Пиппу. Понять, что на самом деле является желаемым и необходимым. Найти себя.

Всё казалось проще, когда Борис был в его руках, но Тео сам решил уехать. Ему нужно время. Глупо было поверить минутному ощущению, что с Борисом хоть что-то может быть простым. Не в этой жизни. Их отношения ломанные-переломанные. И каким бы это ни было богохульством, но их связь свята.

«Скучаешь, Поттер?»

Не то чтобы были варианты кроме единственного и неизменного:

«Скучаю»

После этого Борис долго не отвечает, но Тео и не ждет, равно как и не задает встречных вопросов. Привык. Легко оправдываться занятостью, возможно, даже пытаться отвлечься на других людей, лишь только не позволяя им лезть в душу. Сокровенное остается для сокровенных людей. Борис часто в разъездах, порой Тео даже не знает, где именно тот находится в определенный момент. Мир большой и красочный, Борису по-прежнему нравится его изучать. Ему тоже нужно время.

В делах с головой — как лучшая отговорка, — но связь не теряется. Уж этого они не допустят ни за какую цену. Что-то подсказывает, что больше никогда. Что-то дает стимул верить всем сердцем. Сообщения и звонки, зачастую ночные и долгие. Тео услаждается непобедимым акцентом Бориса, его голосом и тихим смехом в трубку, его шепотом и звуком дыхания. Они говорят о многом.

Иногда удается увидеть друг друга на экране, такой формат однозначно выходит самым эмоциональным. Однажды Борис совершает видео-звонок из своего дома — Тео узнает оформление кабинета, хоть и видел его мельком — и посредине разговора к нему подбегает ребенок. Один из близнецов. Очевидно, дверь была не заперта.

— Малыш, поздоровайся. Помаши ручкой.

Тео замирает, не моргая. Видя его реакцию, Борис целует сына в макушку и мягко просит пойти поиграть в гостиную «пока папа занят». Мальчик его беспрекословно слушается. Совершенно очаровательный ребенок.

— Такое вот внезапное знакомство, Поттер.

— Она знает? — Тео отмирает, так до конца и не поняв суть нахлынувших чувств.

Борис адресует ему странно-пристальный взгляд.

— Если у кого-то из нас начнется что-то серьезное вне семьи, об этом уже нельзя умалчивать.

«Но семья останется семьей». Тео так устал от этого сумасшедшего мира, что готов принять подобное. Как и когда-то давно — он готов принять Бориса любым, его настоящего целиком и полностью. Борис единственный в этом сумасшедшем мире, кто может ответить ему взаимностью. Пусть Тео не будет знать до конца, каким сложным является этот выбор. Пусть не будет знать, через что пришлось и приходится пройти Борису — ему, возможно, никогда не признаются, посчитав это слабостью. Борис часто снится ему, Тео засыпает и просыпается с мыслью о нём и о них, думает, пока не потеряет на то последние силы. Иногда от этих мыслей жарко и душно, а иногда холодно и горько-сладко. Бориса невыносимо не хватает. Тео употребляет еще больше, чем обычно.

Несмотря на отсутствие объективных препятствий, Тео не возвращается в Антверпен. Все преграды — только в его голове. Нью-Йорк не отпускает, а другие варианты принципиально не рассматриваются. Борис не давит. Тео кажется, что он вот-вот решится, но этого так и не происходит. Он медленно, но верно тонет в принесенной весной боли, ожидая наступления черной даты. Ему не удалось пережить её спокойно ни в один из годов. Он не хочет никого видеть в это время и тем более, чтобы кто-то видел его. Теодор Декер теряет свою отработанную перед зеркалом безупречность и становится настоящим собой — разбитым и беззащитным.

А потом он снова собирает себя по частям до следующей годовщины. В Антверпене он принял решение больше не сдаваться. Отныне это должно стать нерушимым правилом.

Борис сам прилетает к нему в Нью-Йорк. Словно чувствует: сейчас он нужен рядом. Год выдался чертовски тяжелым — не для всех отсчет идет от января. Борис знает Тео лучше, чем тот думает. Время, в котором они нуждались, чтобы провести порознь, истекло. Борис знает всё, что связано с Тео, видит его насквозь, понимает без слов. Борис им дышит, предпочитая не говорить об этом вслух. Однажды Тео должен сам это открыть.

— До чего шумное местечко, что тебе вообще здесь нравится, Поттер? — вопрос риторический. Борис просто не умеет подбирать приветствия.

Тео растягивает губы в улыбке, не отвечая. Он прижимает его к себе, утыкаясь носом в кудрявую макушку, чувствует горячие ладони у себя под свитером, и на задворках сознания мелькает мысль, что полы его расстегнутого пальто успешно скроют всё от излишне любопытных глаз. Борису же нет никакого дела до посторонних. Он смело касается того, что ему принадлежит. Всегда.

— Хочешь меня прямо в аэропорту? — ухмыляется Тео, опаляя дыханием чужое ухо, и совершенно не хочет размыкать объятия. Ему тепло впервые за долгое время.

Борис щипает его за бок, преисполненный почти что детского озорства и наверняка парящий мыслями где-то высоко над планетой. Он улыбается, но при этом ментально закрывается в один миг. Тео это чувствует, вновь держа его в своих руках.

— Сначала я хочу прогуляться по городу. Твоя очередь быть экскурсоводом.