До вечера остается пара часов, поэтому я возвращаюсь в общежитие за книгой и провожу время в парке, стараясь не думать о том, кто же всё-таки решил мне помочь и кто мог знать о проблеме, кроме меня, Ноа и университета. В любом случае, книга помогает отключить голову на время.
У дома я оказываюсь раньше Ноа, он доходит пешком, держа в руках бумажный пакет.
— Решил экономить бензин? — я надеюсь, что Ноа улыбнется, что пошутит в ответ, чтобы я мог почувствовать себя легче, но вместо этого он хмыкает, смотря мечтательно на дом, сжимая пакет покрепче.
В дверь звонит Ноа, снова оказываясь у руля. Открывает Делия, я замечаю, как она на секунду меняется в лице, возможно, вспоминая их предыдущие встречи, но быстро приходит в себя, улыбаясь и приглашая нас внутрь.
— Это хозяйке дома, — произносит Ноа, галантно передавая пакет.
— Надеюсь, там не бельё, — ехидно замечает она, приоткрывая пакет и доставая одну из бутылок. — Господи, оно же целое состояние стоит, не стоило покупать такой подарок, в самом деле. Мне и отцу будет неудобно принять его, поэтому заберу.
— Это не подарок, Делия, я собираюсь его пить, ваша воля — присоединяться ко мне или нет.
Ноа аккуратно забирает бутылку из её рук и проходит на кухню, я — следом, замечая там Тэйта. Ноа обнимает его первый, похлопывая по спине, говоря без слов о том, как он рад его видеть. Собственно, как и я.
— Дай мне штопор, а то твоя сестра отказывается принимать мой подарок, — Ноа оглядывает кухню, останавливаясь на холодильнике и фотографиях на нём — там вся семья. Из прошлого и даже сейчас — Ноа отводит взгляд, стараясь не подать виду, но если Тэйт занят и не замечает, то я вижу, как до сих пор тяжело Ноа даются мысли о семье и даже вид того, как люди могут быть счастливы, живя вместе — он давно не испытывает радости семейных ценностей.
— Пойдемте за стол, — Тэйт берет со стола последнее блюда, Ноа же не отпускает бутылку и штопор из рук — он явно намеревается выпить, чтобы притупить свои чувства. Иногда справляться ему также тяжело, как и всем нам, как бы он хорошо не держался.
Прежде чем все сядут, в дверь еще раздается звонок и Тэйт устремляется в прихожую под улыбку Делии. Каждый раз, когда Тэйт попадает в поле её зрения, она улыбается, не скрывая своей радости.
В комнату входит девушка Тэйта — Айрис, занимая стул рядом с Тэйтом и младшей сестрой, которая почти сразу обнимает девушку, явно радуясь её приходу. Я думаю, что очень понимаю сейчас чувства Ноа, я тоже чувствую себя лишним здесь — тут как будто своя атмосфера праздника и уединения, созданный мир и радость.
Ноа, открывая вино, предлагает всем по бокалу за встречу, звонко чокаясь друг с другом.
— За встречу! — повторяет Ноа, смотря на отца и Делию, которые все еще немного нервничают и слегка напуганы что ли. Молчание с их стороны сейчас — лучше чем ничего, все же Ноа пересек границу криков и обвинений.
За ужином я стараюсь поддерживать разговор, но у Ноа это получается легко и непринужденно, напряженные отец Тэйта и Делия к концу вечера, немного осмелев и охмелев, даже располагаются к Ноа, как будто забывая прошлое и всё плохое. В конце концов, мы живем дальше, двигаемся вперед.
Тэйт улыбается, явно наслаждаясь происходящим — он счастлив, что его близкие люди все вместе, что он может позволить себе такой миг и чувствовать себя свободным, Тэйт удивительно быстро справился со своими проблемами, благодаря любви. Конечно, это не означало конец и полное исцеление от всех воспоминаний, но он хотя бы мог положиться на всех, чтобы было легче, он не закрылся в себе, борясь каждый день и мечтая найти полную свободу.
Ноа поднимается с места, разминая ноги и отходя к камину, чтобы посмотреть на фотографии здесь. Он делает это намеренно, проверяет свои ощущения и мысли, и сейчас и правда его это не колет и не заставляет отойти.
Айрис фотографирует всех для истории на полароид, который принесла для этого случая и отдает фотографию Ноа, аккуратно передавая из рук в руки. Ноа кивает, благодаря без слов, я уже хочу подойти к нему и поговорить, когда оповещение на телефон отвлекает его и из рук падает фотография, он быстро смотрит на Тэйта и его семью, они не видят его заминки. Зато пересекаясь взглядом со мной, он просит подойти, на фотографии в Инстаграмме я не вижу ничего особенного. Несколько парней и девчонок, да и подпись с кристаллом в виде смайла ни о чем мне не говорит, зато Ноа напуган почти что до смерти. И это чувство передается и мне.
— Синий лёд вернулся, — говорит он, шепча на ухо. — Питер жив.
========== Глава 2. Кристофер Калхен. Семья навсегда ==========
Исчезать по утрам, раньше того, как встаёт Астрид, я привык, хоть и это стало скорее исключением после нескольких месяцев, чем правилом. Я справляюсь со своими чувствами и желаниями не всегда, но мне проще вырвать Астрид из окружения и становится легче — что я не могу нанести ей травму или вовсе убить. Как бы сильно я её не любил, всё же в моём сознании осталось то, что во мне взрастил Квентин и Питер: Астрид чума, предательница, всех бросила и её надо уничтожить. И я пытался, несколько раз, только Астрид вечно везло, а теперь это напоминание о том, что я делал. Сломанные пальцы однажды срослись неправильно и теперь они плохо сгибались и порой двигались, как бы Астрид ими не занималась, пытаясь размять. Я мог бы чувствовать вину за это и желание всё исправить, но прошлое есть прошлое, у меня тоже есть шрамы, которые появились благодаря Астрид.
Но чтобы я о ней не думал, мне хочется иного, её внимания, расположения и желания остаться со мной так долго, пока мы не умрём. Ведь она обещала, что больше не бросит меня, мы семья и будет вместе до конца. Общего.
Поэтому Астрид и сбежала со мной от Лоренса, оставив одного, как меня когда-то. Всю дорогу до аэропорта Астрид смотрела на свой браслет, перебирая в руках подвески время от времени, но все равно тихо, без слёз и сожалений, по крайней мере, я хотел бы так думать, что ей это далось легко — сердце за неё все равно болело и не давало расслабиться.
Уже давно я откладывал средства на отдельный счет на крайний случай, поэтому в деньгах мы точно не нуждались, если только в новом месте, где нас не найдут, не станут искать — я выбрал Австралию, арендовав старенький дом вдали от города. Астрид не сказала ни слова на отсутствие условий, того, к чему она привыкла, просто как будто училась жить, трудясь по дому. Приносила воду, ухаживала за небольшим составом скота, стирала на улице, училась стрелять из ружья, которое нашла в подвале, готовить на газу.
Иногда я наблюдал за тем, как она растирает свои мозоли, морщась, как чувствует усталость и желание оказаться в другом месте, но она ни разу не пожаловалась и не попросилась обратно, она знала, что никогда этого не сделает и проведет хоть жизнь на ферме, лишь бы только оплатить долг за то, что оставила меня умирать и мучаться.
Из развлечений у нас оставались только книги, кипа бумаг и жужжание насекомых, я не купил ни телефонов, ни телевизора — то, что лишний раз бы напоминало и мне, и Астрид о том, что где-то есть другая жизнь и её друзья, которых она не выкидывала из головы.
Сонная она произносила их имена, повторяя снова и снова, хватаясь за покрывало, за подушку, за свою одежду — они снились всегда в кошмарах, она наверняка теряла их так же, как и меня, снова и снова страдая, и просыпаясь в холодном поту. Выходя на веранду, она сидела там несколько часов, снова засыпая, когда я относил её обратно в постель.
Её близость дарила мне успокоение, перебирать длинные волосы по подушке, проводить по лицу и мечтать о другом, но я пообещал себе, что не трону её, пока она не узнает правду, что я не её брат, что мы никакие не родственники и никогда ими не были. Астрид этого не знала так же, как и я, уверен, но смотря на неё, когда она делает это в ответ я не нахожу слов, чтобы сказать, что нам надо поговорить, что мне стоит сознаться в правде. Я как будто мучаю себя только больше тем, что скрываю одну деталь, наношу себе новую рану, чтобы не чувствовать комфорта, как и Астрид. У всех свои шрамы, но не всегда стоит в них сознаваться — они делают только хуже. В нашем случае уж точно — я разворошу осиное гнездо, и кто знает, как поступит Астрид. Уйдёт или останется, давала слова она брату, а я никогда им по-настоящему и не был, любя её до потери пульса.
