Часть потолка осветилась, когда приоткрылась дверь. Доктор замер на пороге, рассматривая, что я успел сделать в комнате. Я раскидал всё, что мне заносил Питер, разбил, что мог. Если я и не сломал себе запястья, то явно сильно их ушиб, но только после таких срывов я мог хоть некоторое время не думать о прошлом. Я концентрировался на боли, она дарила мне мир без тягостных мыслей, которые обволакивали меня и душили, но на последних секундах, когда я готова был умереть, отпускали, совершая это действие снова и снова.

— Тэйт! Что с вами?

Доктор бросился ко мне, сразу проверяя пульс и зрачки, мне так не хотелось отвечать ему, чтобы он снова латал меня, восстанавливая и даря силы. Только на что они мне здесь?

Я.

Устал.

От.

Всего.

— Вам нужно прийти в себя!

Он открыл свой саквояж за всего необходимыми инструментами и ампулами, ища видимо что-то, чтобы обработать раны и проверить не сломал ли я себе чего. Горели руки и не хотели меня слушаться из-за отека.

— К чему всё это, док? Мне кажется, я здесь навсегда, так и не отпустили после того, как я сделал всё, что от меня требовалось, хотя к чему я всё это вам рассказываю?

Мне хочется, чтобы он ушёл, но вместе с тем и остался, не хватает ощущения того, что я не один в мире, в доме.

— Я не могу вас обнадёживать, но здесь что-то готовится, и вы часть этого, я не должен вам этого говорить, но скоро всё может закончиться, если всё пройдёт так, как надо.

— А как надо? Что я должен сделать на этот раз? — я понимаю, просто так тут никто ничего делать не будет, я уже делал всё, чтобы я вернулся к своей жизни. Эти обещания только сложились в то, чтобы меня больше не били, ища во мне сведения, которые я считал ненужными, но которые Питер посчитал необходимыми.

— Ну и как наш пациент, мистер Ватсон? — в дверях неожиданно возникает Питер, всё такой же уверенный, с непоколебимой уверенностью в себе, с этой ухмылкой и шрамами на лице. Доктор вздрагивает и шепчет: «Я ничего вам не говорил». Конечно, я понимаю его страх перед этим человеком, в конце концов, именно он лишил свободы. Я уверен, что о природе человеческого страха и боли он знает всё, по его жестокому взгляду в тот день, когда он выбивал из меня правду, я понял, мне легче сразу отвечать на всё, что он спрашивает — мне просто было бы не выдержать этих пыток.

Как он тогда злился, бесновал и кричал, что его люди снова проворонили Астрид и взяли только меня, который не способен принести никакой пользы. По крайней мере, он думал так на тот момент, но всё поменялось, когда он докопался до всех воспоминаний.

— Он… он в порядке, пара дней и руки будут в полном порядке, — Питер выходит из-за спины доктора, его взгляд быстро проходится по комнате и разгрому, по крови тут и там, он только натягивает усмешку — он привык к такому.

— Что-то ты себя совсем не бережёшь, Тэйт! Ты мне нужен ещё на одно дело, а потом я отпущу тебя, и ты увидишь семью и девушку, — я закусываю губу, вспоминая наши поцелуи в клубе, какая у неё холодная рука и как быстро мы тогда с ней попрощались. Кажется, что это было вообще в прошлой жизни.

Он кидает на грудь что-то, когда я опускаю взгляд, почти сразу хватаюсь за телефон больными руками, боясь, что он исчезнет. Что я снова останусь в одиночестве, атакованный ядовитыми воспоминаниями.

— Это как задаток, чтобы ты мне доверял, — я сажусь на кровати, скидывая с себя вещи доктора, и сразу рассматриваю то, что открывается перед глазами — фотография Айрис на рабочий стол, у меня непроизвольно натягивается улыбка. — Звонить с него ты не сможешь, но любуйся сколько душе угодно.

Слеза стекает от боли, когда я сгибаю пальцы, пытаясь провести по экрану и представить, что я так делаю не только по нему, настоящая Айрис где-то ждёт меня, где-то, куда я собираюсь вернуться. На телефоне остаются кровавые разводы и это как раз то, что я делаю, чтобы вырваться отсюда, нужно пройти через очередную кровь.

— Что мне нужно сделать? — спрашиваю я, сжимая телефон в кулак и поднимая на него взор.

— На этот раз ерунда: всего лишь поужинать с моей семьей и проверить нашу дорогую Астрид. Тэйт, побудь моими глазами и ушами в последний вечер. Она говорит, что вернулась в семью и всё осознала. Сюда она шла не за тобой и всячески это доказывает уже несколько недель, но у меня остаются сомнения на её счёт.

Питер смотрит на мои руки, потом резко хватает их, и у меня прыскают слёзы.

— Вот этого быть не должно! Ты меня понял?

— Понял! — говорю я, чтобы он отпустил, его рука прекращает сжимать больное запястье, он смотрит на кровь на ладони, которая пробилась через засохшие корки.

— Через пару дней будь готов поразить её собой. Она не знает, что ты здесь, в том же доме, что и она. Удивительно, как она только не спрашивала о тебе все это время, надо её растормошить, так я увижу, продолжает ли она быть лживой сукой или всё же стоит её простить.

Он, не прощаясь, разворачивается и уходит, оставляя наедине с доктором.

Во мне бушуют чувства, я боюсь даже начать говорить, кажется, вот-вот и всё окажется сном или галлюцинацией, на которую мой уставший вполне способен. Я сжимаю телефон, у меня под рукой образуется лужица. Даже не осознаю, как произношу вслух:

— Вы ему верите? Или вы здесь тоже не по доброй воле?

— Питер мне помог в прошлом, и я его должник. Он не такой, как вам кажется, но порой он переходит границы, — он обращает внимание на отсутствующий взгляд. — Я не могу его оправдывать… То, что он сделал и делает с людьми, это ужасно, но, поверь, он держит своё слово. Он безумен, когда дело касается Астрид, я видел, что он сделал с её братом, с теми людьми, кто не смог вернуть её.

— Её брат жив? — с удивлением спрашиваю я, или она обманывала нас, или была уверена, что он умер в той перестрелке.

— Да, жив, если так можно сказать о том роботе, которым он стал, — на секунду доктор задумывается. — Дай я обработаю твои раны.

Я протягиваю руки, на секунду задумываясь, нужно ли отпускать телефон, мне страшно потерять эту весточку из прошлого. Но в конечном счете откладываю телефон на не застеленную кровать и как в первый раз смотрю на то, во что превратилась комната, во что превратилась вся моя жизнь. Может, доктор прав и Питер всегда держит слово, может, он даже отпустит меня, когда проверю Астрид. От мыслей о том, что я буду обманывать Астрид, вздрагиваю. Неужели я способен теперь отступить? Я же держался несколько месяцев и сейчас так резко предам Астрид и друзей, все наше дело за то, как мы пытались её вытащить — это невозможно и слишком сложно. Ладони щиплет, когда доктор льёт на них антисептик, а он розовыми каплями стекает на пол.

Через пятнадцать минут я смотрю на руки, туго обмотанными бинтами и не сомневаюсь в том, что я всё сделаю для Питера, это же не должно никак нанести угрозу Астрид. Слова Питера наконец проникают глубоко, и я осознаю «…говорит, что вернулась в семью, что всё осознала, что сюда она шла не за тобой…» и если это правда, то все их жертвы, все их страдания были зря? Но где же тогда пропадала Астрид всё это время? Что она искала? Или она готовилась прийти сюда?

Не становится легче, а только сложнее от осознания, что никто не скажет правду до конца. Но готов ли я встретится с Астрид после всего? Готов ли увидеть её и понять, что я лишился семьи не просто так? Хватаю телефон с кровати, когда уходит доктор и ложусь на покрывало, чтобы рассмотреть Айрис и семью. Руки дрожат и изображение плывёт от подступившей на глаза влаги.

— За что… — шепчу я прежде, чем швырнуть телефон о стенку.

***

Через пару дней Питер появляется на пороге комнаты, когда я отжимаюсь от пола уже в тридцатый раз и чувствую дрожание в мышцах — давно ничем не занимался и все эти месяца пустил только на терзания и разбивание рук об стену вместо того, чтобы подтянуть форму.

— Тук-тук, — с улыбкой на губах произносит Питер. — Сегодня важный день, Тэйт. Ты готов? Надеюсь, ты понимаешь, что не должен говорить Астрид о моей проверке. Тэйт, ты мне нравишься, насколько возможет нравится пленник, но не нужно проверять меня на прочность и терпение — я могу убить и тебя и близких за провинность, но мне не хочется делать этого, правда. Так что держи, через час зайду, будь готов.