— Ты хочешь взять нас на штурм? — спрашивает Ноа.

— Чтобы ты взял их своим очарованием и загорелой кожей? — стоит ему это сказать, и я вижу старого Фрэнка. Того, кто сидел с нами дома у Ноа и играл в правду или действие, тот, что хоть изредка, но смеялся. Возможно, всё это была игра, но я в это не верю, я знаю, что и он скучает по той жизни. Где мы были вместе по одну сторону баррикад. — Нет, я хочу держать вас в курсе, когда мы пойдём туда. Я хочу, что вы были среди тех, кто их встретит. Ни у кого из вас нет соответствующей подготовки.

— А ты у нас Рембо что ли? — высказывается Ноа, приходя в себя, но эти воспоминания все равно его мучают, хоть и облегчает то, что он поделился с нами своими тайнами, только такое чувство, стен между нами меньше не стало. Но рушить их сейчас, означает оттягивать момент воссоединения, на это никто не готов идти.

— Типа того, — и Фрэнк выкладывает план действий и то, что требуется от нас.

— Ты безумец! — вскрикивает Моро после всей информации.

— Возможно, — он смотрит на часы, его глаза округляются. — Мне пора, мои люди развезут вас, куда потребуется, держитесь на связи.

Фрэнк выскакивает за дверь прежде, чем мы успеваем попрощаться. Заходит агент, который довёз меня сюда, я уже хочу встать и уйти, Ноа хватает за запястье.

— Поехали ко мне? Или ты куда-то торопишься? — когда ожидание слегка затягивается он отводит свои глаза, чтобы я не прочитал в них разочарование, но мне и не нужно это делать, я чувствую его и так.

— Согласен, нам надо кое-что обсудить, — я поворачиваюсь в сторону Глена, он кивает и улыбается на нас, отчасти понимая то, что между нами происходит.

— А я в мотель, раз вы меня не зовёте на вип-пати, — он пожимает нам руки и спешно выходит.

— Вы готовы? — спрашивает агент, когда в кармане вибрирует телефон.

— Секунду, — говорю я, доставая его. — Алло?

— Родной! И где ты? — спрашивает мама, но чувствую, что звонит она не за этим. Ей прям не терпится, как и всегда, вывалить на меня какую-то ненужную информацию.

— По делам, буду вечером, — спокойно отвечаю я, Ноа кивает на дверь, мол они подождут с наружи.

— А вообще ты знаешь, что происходит? Снова появилась эта девка! Та самая, из-за которой мы с твоим отцом тогда разругались. Ты представляешь? Вот стоило ей появится на экранах, и всё опять пошло как-то не так в нашей семье.

Пока мама говорит что-то ещё, описывая своё состояние громоздкими эпитетами, я вспоминаю тот день и то, как они кричали, я молился перестать это слышать. Каждый раз их ссоры доводили до состояний на грани депрессии, я уходила в себя и грезил о другом мире, и этот мир настал. Какая ирония!

Телефон трещит в руке, пока мама продолжает что-то говорить, даже не спрашивая, здесь ли я, это и не важно вовсе. Не рассчитываю силу и кидаю телефон в стену, наплевать, что с ним, а ещё сильнее — наплевать, что подумает мама. Не выходит из головы мысль, что попал я в глухое положение из-за Астрид, это она стала поводом их ссоры. Она спасла жизнь Ноа, а мою стёрла в порошок.

========== Глава 7. Тэйт Лефевр. Долгожданная встреча ==========

Жизнь здесь не блещет разнообразием. Даже сказал бы: тут всё одно и тоже. Все эти долгие дни и недели, проведённые в комнате я не видел никого, кроме Питера, его правой руки — Квентина и доктора, который приходит ко мне с завидной регулярностью. Даже несмотря на то, что они лишили меня вернувшегося зрения на один глаз, лишь бы насолить Астрид, которую они, оказывается, нашли. И они не отпускают меня, но и дают сделать ничего из того, что отправит меня в длинное путешествие к небесам, наконец. К моей маме.

Открывая глаза здесь, наблюдаю за необжитой обстановкой, за скудностью убранства, за серостью, как будто здесь никто и не живёт вовсе. Я думаю о том, что хотел бы снова быть слепым. Снова ничего не видеть и не понимать, но приходится снова привыкать к действительности, которая заставляет меня страдать.

Я пытался всего лишь спасти своих родных, подставив всего лишь одного человека, отчасти я чувствую вину за произошедшее в машине, за то, что под угрозой был не только я или Астрид, которая им так нужна.

Мне было больно сдавать их. Каждый раз, возвращаясь мыслями в тот день, когда Ноа забирал меня из больницы, а я увидел на тумбочке выключенный телефон и, не раздумывая, взял его, чтобы не лишать себя последней возможности посмотреть на Айрис, на семью.

Я сделал это не намеренно, но стоило Моро сказать, что телефон, если он у меня с собой, надо выкинуть, я вцепился в идею мёртвой хваткой — не за что бы не смог выкинуть Айрис. Мой якорь. Мои воспоминания, как спадает пелена с глаз.

Всю дорогу до Лас-Вегаса на остановках я изучал её лицо, моё лицо, нашу незримую связь на фотографии и когда в один момент на телефон приходили сообщения от неизвестного, я не смог их пропустить мимо ушей. Он обещал заставить страдать каждого члена семьи столько, сколько пожелает нужным. И никто их не найдёт после этого, он не оставит и следа о их существовании.

Я знал, скажи я Ноа об этом, он бы что-нибудь придумал, как-нибудь разуверил меня, дал шанс одуматься, но я боялся. Как и в тот день, когда увидел несущуюся машину на нас. Здесь тоже несся грузовик, и на этот раз я мог спасти свою семью, поэтому отдать им Астрид, слив информацию, казалось меньшим из бед.

Но я вспоминаю взгляды Моро. Он не понимал, что я сделал, но догадывался, что после больницы что-то произошло. И главное — не мог понять, его косые взгляды лишний раз указывали, что я виноват. Потребовалось так мало времени, чтобы я сдал, где мы и куда направляемся. Я докладывал о каждом передвижении при удобном случае, появление Айрис вывело меня из колеи. Все события были не случайностью, но она здесь. В пределах взгляда, прикосновения, я позабыл о своей вине, только лишь думал о том, что я сделал все правильно — я спас нам всем жизнь.

Если им нужна она, пусть забирают. Я готов был пожертвовать ей, только вот ничем хорошим это не обернулось. Всё только усложнилось, закрутилось в такой комок событий.

Я обещал себе, эта жертва никак и ни на ком не отразится, ведь она нужна была им живой, к чему тогда эти поиски? И все мы снова вернёмся к своим жизням, каждый к своей, только вот я не думал в тот момент, что сломаю жизнь не только себе и окажусь в заложниках, но и другим.

До сих пор не знаю, выжил ли кто-то из других, ищут ли они меня, что с моей семьёй, что с Айрис. У меня был миллион вопросов, на которые никто не отвечал, их волновало только моё физическое здоровье. Как заживает рана, как я вижу оставшимся глазом. Только меня никто не спрашивал, хочу ли я видеть весь этот мир вокруг?

И я уже перестал пытаться сделать хоть что-то. Я не молил о свободе, не желал другой жизни — я свыкался со своим заключением, с миром, полным боли, крови и тишины.

Возможно, я просто впал в депрессию, в прострацию, я хотел отгородиться от всех воспоминаний и вопросов, которые досаждали меня с момента подъема и до того, пока я не отключался от усталости.

Последние недели я даже не различал, день сейчас или ночь, я делал всё в прострации. Завязывал глаза, боясь, что открою их и теперь моя блокировка упала, как и мир у меня перед глазами. Нужна была любая возможность для того, чтобы вернуться в то состояние, которое было до всего этого клуба.

Только вот поиски гармонии ни к чему не приводили, я каждый раз скрывал повязку с глаз, потому что ничего не выходило. Порой я бил стены до крови, чтобы понять, я ещё жив, только с каждым днём надежда на то, чтобы выбраться, отходила всё дальше и дальше.

Несколько дней — а, может, уже с неделю — назад приходил доктор. На этот раз я даже не убрал разгром после очередного срыва, просто оставил всё, как есть: кровяные разводы на стене, которые я оттирал до блеска, только место всё равно уже стало темнее, чем остальное. Питер только пожимал плечами и молчал; распухшие руки с запекшейся кровью, которые я обычно отмывал и перебинтовывал, но я устал от всего. Я смотрел в потолок, сняв очки, которые выписали, потому что зрение садилось слишком быстро. Может, я надеялся, если снова ослепну, всё вернётся на круги своя — я окажусь дома, буду слышать, как поёт Делия и как скачет вокруг Сафайя, привлекая внимание. Снова буду на своём месте и буду испытывать муки совести за маму, за всего лишь одну ошибку, а не за череду тех, которые привели сюда.