— Высказался? Готов теперь меня выслушать? — Фрэнк включает режим хуже, чем у Ноа, он не просто строг, он бесчувственен, словно это не голос, а монотонная речь, окрашенная повышением тона, да и всё. Он уже не совсем тот друг, которого мы знали несколько месяцев назад. И дело не в том, что его поменяли деньги, нет, это не надменность. Это жестокость, готовность идти до самого конца, а то и дальше. Его костюм, осанка, практически полное отсутствие движений — всё намекает на то, что он вырос за то время, когда я был в больнице, Ноа пропадал на соревнованиях, Глен тоже находился где-то не там. Осознание, что он не отпускал руки и искал информацию во всех доступных источниках витает в воздухе — Фрэнк искал их, и он бы не позвал нас если бы не нашел.
Немного обидно за наш распад, но если всё действительно так, как я понимаю, у нас будет второй шанс, и ему мешает отчужденность Ноа, его высокомерие и обида. Я опускаю руку на плечо Ноа, он вздрагивает.
— Пожалуйста, давай послушаем, что он скажет, — где-то в глубине души понимаю, я единственный, кто сможет его сейчас урезонить, его колючесть совсем немного спадает, он еле кивает и складывает руки перед собой.
— Ну, давай, мерзавец, расскажи нам, ради чего ты нас здесь собрал.
Фрэнк. Хотя я не уверен, нужно ли так его называть, бросает на него угрожающий взгляд и не отвечает той же монетой, предпочитая повести незаметно плечами и начать монолог:
— У всех здесь в комнате свои секреты, поэтому давайте перестанем, а в первую очередь ты, Ноа, прекрати! Как я тебя сюда пригласил, так спокойно и выкину отсюда. Потому что сейчас последнее, что мы должны делать, это ругаться, нас сейчас должна интересовать более важная проблема, — он на несколько секунд замолкает. — Называть можете меня, как хотите.
— То есть мерзавец подойдёт? — спрашивает Ноа и впервые за всё время, Фрэнк срывается с места, перегибаясь через стол, хватает за горло Моро и с силой удерживает, сдавливая пальцы. — Понял… пора… остыть…
Фрэнк с лёгкостью убирает руку и возвращается на своё место, Моро потирает шею, на ней остались следы от пальцев, которые скорее всего выльются в синеву.
— Раз мы с этим разобрались…
Фрэнк приоткрывает дверь, забирает что-то из рук человека, когда он подходит ко столу, я замечаю папки, он быстро отдаёт нам каждому по экземпляру, оставляя один себе.
— Здесь всё, что я смог достать за это время, используя те средства, которые не могла отследить моя мать, — он приоткрывает досье, Ноа хочет что-то сказать, но предпочитает промолчать и опускает взгляд на папку. — Тут информация об Астрид, что она уже говорила, упустила, фотографии в прошлом и сейчас, её дом, информация о Питере, его доме, те разбои, преступления, которые можно ему приписать, о его правой руке — Квентине. В общем, здесь всё, но у меня такое чувство, это только верхушка. На самом деле, всё намного сложнее.
Я открываю папку, сначала быстро пролистываю, понимаю, что информация есть, но её не так уж и много.
— Все мы видели то, что Астрид жива, и я предполагаю, она направилась именно к Питеру. Не знаю, что её сподвигло на этот шаг, а, может, он вообще её выкрал, но так или иначе, она там, мой информатор видел её на территории их дома. Про Тэйта ничего сказать не могу, жив он или нет, но что-то мне подсказывает, что с помощью него Питер легко мог заманить Астрид обратно к себе в ловушку, а это значит, что нам надо снова вытащить её из всей этой каши.
Только сейчас понимаю, Глен молчит с того момента, как зашёл Фрэнк, он изучает что-то в папке, но за всей этой собранностью замечаю что-то важное.
Неожиданно Ноа смеётся, смотря на чью-то фотографию в папке. С каждой секундой его истерика становится всё сильнее и сильнее, парни смотрят на него и не знают, как реагировать, он вытирает лицо.
— Оказывается Астрид мне жизнь спасла, а я её хотел сдать!
— О чём ты говоришь? — спрашивает Глен, впиваясь в рукав Моро. Ноа как будто и не замечает этого, его взгляд мутнеет, вспоминая.
— Два года назад я был на вечеринке в честь Хэллоуина, в дорогущем клубе. Даже не помню всего вечера, я глушил всё, что попадалось на подносах, не особо разбираясь алкоголь это или наркотики. Казалось, мне всё по плечу, и ничто меня не убьёт. Но в один момент стало плохо, казалось, не могу дышать, мутило, и я плохо разбирал дорогу, но в конце концов оказался в туалете. В надежде, что я смогу проблеваться и всё пройдёт, но стоило мне войти в туалет, как ноги стали ватными, стены как будто приближались, сдавливая, я упал. Даже не почувствовал падение, казалось, что я на облаке, и я плыву куда-то, теперь-то я понимаю, единственное место, куда я мог попасть — это на небеса, если бы не она. Я не запомнил тогда её лица, она была в маске, девушка только что-то кричала мне, стараясь пробиться через пелену непонимания, потом она на некоторое время исчезла и привела его, — Ноа тыкает на фотографию, где изображен парень, когда я поднимаю взгляд на имя, написанное на странице, у меня по коже бегут мурашки «Питер Роден».
— Он что-то мне вколол, по крайней мере, я так подумал, и это состояние невесомости начало рассеиваться, духота прошла, она некоторое время смотрела на меня, видимо, размышляя над тем, можно ли меня оставлять, но парень решил за неё — потянул её за руку, она пыталась вырваться, но он что-то сказал ей, и она прекратила борьбу, уходя с ним. После этого я совсем не ощущаю вкуса ни еды, ни алкоголя, — Ноа смотрит на его фотографию, абсолютно игнорируя нас, то ли боясь осуждения за его образ жизни, то ли ещё чего-то. — Она… Астрид спасла меня, какая ирония, а я ведь до последнего не хотел ввязываться в эту историю.
— Почему ты раньше об этом не говорил? — спрашивает Глен, смотря на Ноа, который так присмирел, что не поворачивает и голову ни в чью сторону. — Ноа, ты меня слышишь?
— Слышу! А чем тут гордиться по-твоему? — он поворачивает резко голову, захлопывая папку и откидывая от себя подальше. — Я сам докатился до такого состояния, решил, что могу всё, как будто я бессмертен, если бы не они, то меня бы здесь не было, не уверен, что меня бы кто-нибудь нашёл в том женском туалете. А я даже не мог бы её запомнить, она была в костюме и маске, я видел только её глаза и выражение — она не испытала ко мне пренебрежения, она беспокоилась, только вот я после этого стал ненавидеть свою жизнь. Что, Фрэнк, на один секрет стало меньше? — спрашивает Ноа, поднимая взгляд, в котором чувствуется вызов.
— Надеюсь, ты не открыл ящик Пандоры, и мы сейчас не будем тут делиться всеми своими тайнами, у нас просто нет на это времени, — спокойно говорит Фрэнк, потирая свои виски.
— Так и скажи, что времени у тебя нет, — высказывает свою мысль Глен.
Ноа совсем не расслабляется после того, когда, казалось бы, рассказал свою тайну, он только больше вжимается в стул, сжимая колени. Его скулы сжимаются и разжимаются, пока Фрэнк и Глен перекидываются какими-то фразами.
Хочется привлечь к себе Ноа, чтобы ему было проще, но я боюсь реакции друзей, да и Моро порой неустойчив, и непонятно, как он отреагирует на события. Аккуратно кладу руку ему на плечо, он поднимает свои голубые глаза:
— Это еще не всё… Я мог спасти Тэйта, вытащить его, нужно было всего лишь выстрелить в того человека, который забрал его. Всего лишь пустить пулю, чтобы у твоих людей, Фрэнк, был шанс, но я не сделал этого. Я смотрел, как его уносят, держа пистолет перед собой, и понимал, что не могу выстрелить, вся моя бравада была напускной, — он теребит свои фенечки на руке, дожидаясь реакции.
— Моро, прекрати тут уже сопли разводить, — говорит Фрэнк, уголок его рта приподнимается всего лишь на секунду. — Это была не только твоя вина, весь тот план был неидеален, мои люди должны были защищать всех, а не ты. Поэтому хватит себя жалеть и заставлять нас испытывать чувства вины или сочувствия. Сейчас перед нами другая задача, я собираюсь спасти Астрид и вытащить Тэйта, если он жив. Я не мог игнорировать тот факт, что мы связаны и именно вместе попали в эту ситуацию.
