Вспоминаю, как Крис шепчет моё имя, потому что ему больно. На экране идут только помехи, потому что на кассете больше ничего нет. Ненавижу, ненавижу себя и Питера, а еще Квентина. Весь этот мир, который позволяет так страдать людям. Не хочу выяснять глубину моего сердца, кажется, что из Марианской впадины оно превратится в лужу. Мне больше не выдержать таких страданий.

Считала, что только я знаю Питера так хорошо, что смогу сделать больно. Но он всё рассчитал и никогда меня не отпустит. И стоит только отвлечься, как запись перестаёт быть помехами. «Эй», говорит знакомый голос. Нехотя поднимаю голову от коленей и вижу Кристофера, он повзрослел, я только заметила это, а стоило и раньше обратить внимание. Он провёл два года с Питером и теперь в их клане. Мне нужно с этим смириться, но я не могу.

— Эй, — повторяет он. — Приходи домой, или сам приду за тобой.

Хочется лечь и обдумать всё это, но впервые за пребывание здесь входная дверь щёлкает и открывается передо мной. За ней тёмный коридор, который вот-вот меня поглотит. У меня не хватает сил, чтобы встать, но понимаю, это чётко рассчитанный план. Питер хорошо считал, а ещё лучше мстил. Конечный пункт у меня теперь один, а вот как добраться решаю я. Встаю на ноги, которые крепче, чем были за всю мою жизнь. Как удивительно легко становится двигаться, когда ты не отягчен лишними мыслями. Мои теперь только о Питере, и он заплатит за всё.

========== Часть 2. Глава 1. Лоренс Мидлтон. Новое прошлое ==========

Будильник перестаёт пищать буквально после первого писка, я слишком чутко сплю, а иногда и вовсе не получается заснуть и провалиться в спасительную дрему. Хотя для меня это очередные кошмары, всегда разные, но их смысл не меняется. Рука незнакомки или незнакомца, потому что остальное тело скрыто в непроглядном тумане, цепляется за мою. Она такая маленькая и хрупкая, хватаюсь за неё из последних сил, но в самый ответственный момент не могу удержать, так сильно тянут с другой стороны. Каждое утро чувствую отрешённость, эти сновидения не дают мне покоя.

Скидываю одеяло и замечаю кровь на нём. Старая рана на боку снова открылась и никак не может затянуться вот уже несколько месяцев. Беру с тумбочки заранее приготовленный антисептик, ватные диски, стерильный бинт и лейкопластырь. Мне не составляет труда минуты за четыре обработать участок кожи и начать собираться. На часах 5:09: пора на часовую пробежку для разогрева, а потом интенсив на двадцать минут.

У меня легко выходит пробежать по неровной поверхности и корешкам в части леса, которая находится на территории. Мышцы почти не ноют от напряжения, как в первые недели. Все мои кошмары выдувает прохладный ветер, только во время бега я могу позволить себе абстрагироваться от всего и ни о чём не думать, кроме дороги под ступнями. Каждая лишняя мысль может стоить травмы. Когда я возвращаюсь обратно к дому, меня уже ждёт партнёр по борьбе — Ричард, его выход рассчитан буквально по минутам, потому что у меня нет времени на опоздания — это непростительная потеря. Время стоит дорого. И он это прекрасно понимает, мы с ним выросли вместе, одна из причин, почему он доверенное лицо и телохранитель.

Мы находимся в спарринге, уклоняюсь от его горячих выпадов и наношу ответные. Пот застилает глаза, но я не имею права просчитаться, он открывается и очередной удар, в который вкладываю всё, что во мне есть. Всю силу. Парень валится на песок, наверняка, ударяясь затылком.

— Лоренс, ты сегодня в ударе! — не сразу поднимая голову, говорит Ричард, и снова опускает её на землю, мягко массирует грязной рукой затылок.

— Давай помогу, — протягиваю руку.

— Вот уж подсоби.

На лице Ричарда улыбка, и он вряд ли обижается. Вообще не помню ни одного раза, когда он делал это, хотя ведь были причины. Отряхиваю с его спины пыль, хочется спросить, как он, не кружится ли голова, но почему-то всё равно молчу:

— Иди, тебе надо собираться.

Он каждый раз спасает нас от таких неудобств с моей стороны, киваю и захожу в дом. Поднимаюсь на второй этаж и прохожу в личную ванную. На часах 6:39, у меня остаётся всего двадцать одна минута на душ и сборы. Чертыхаясь, быстро намыливаюсь и мгновенно смываю пену. В комнате залезаю в приготовленный костюм, идеально отглаженный, который стоит как небольшая квартира.

Не доходя до лестницы вниз, дверь в комнату мамы открыта, я тихо подхожу ближе и вижу, что рядом с ней стоит недовольный Бэн Смит, глава агентов службы безопасности. Он с нами, сколько я себя помню.

— Миссис Мидлтон, вам не стоит сегодня никуда ехать, — тихо произносит мужчина.

— Бэн, сколько раз тебе можно говорить, чтобы ты перестал меня так называть. Достаточно моего имени. Ты его знаешь? — строго произносит мать.

— Не подобает так к вам обращаться, — опуская глаза вниз, говорит мужчина, который воевал и убивал людей. А теперь боится дать отпор этой женщине, я улыбаюсь.

— Тогда не стоит меня учить жизни! — мама собирает какие-то пузырьки в сумку.

Быстро возвращаюсь к лестнице и спускаюсь, я не хочу быть пойман на том, что подслушиваю за своей взрослой матерью. Настоящему англичанину это не подобает, стоит напомнить себе этикет этих мест — у меня остались старые привычки, от которых наверняка у всех здесь встают волосы на всем теле.

Стою перед входной дверью, поглядывая на часы, когда слышу шаги на лестнице:

— Не торопись, мы успеваем, — спокойно произношу я.

— Лоренс, мы должны там быть заранее, а не просто успеть. Ты хоть чему-нибудь учишься? — снисходительно говорит мама.

— Да, миссис Мидлтон, я учусь, — у неё не получится сегодня меня вывести.

Проходим на вертолетную площадку у дома, «птичка» нас уже ждёт. Поднимаюсь первый, даю руку матери, она опускает свою на мою ладонь, но вижу, чего это ей стоит. Она бы с радостью сделала это без моей помощи, но того требует этикет. Эта женщина вся ходячая книга правил. В след за ней поднимается Бэн.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спрашиваю я на её неожиданно возникшую гримасу боли на лице.

— Да, — её лицо мгновенно преображается. На смену боли приходит серьёзность и неприступность, она надевает наушники и командует взлетать.

Отворачиваюсь к окну, на мой взгляд, оно дружелюбнее моей матери. Разглядываю природу, которую не видел несколько лет. Я скучал по этим зелённым долинам, по озерам, по пасмурному небу. Тут спокойно, слишком спокойно, и у меня такое чувство, что скрыта какая-то опасность. Но убеждаю себя в том, всего лишь остаточное явления жизни заграницей.

Мы прилетаем в город на крышу нашего здания. Нас уже приветливо встречает целая команда персонала: ассистенты и секретари. Мама идёт вперёд, и она как рыба в воде, на ходу раздаёт указания, спрашивает все ли подготовлено к приезду совета директоров. Спрашивает по тому, как оформлен конференц-зал. По разговору я понимаю, что в зале не хватает того, что она говорила:

— Кто отвечал за цветы? — миниатюрная девушка несмело поднимает руку. — Вы уволены. К вечеру вас и ваших вещей не должно быть в здании.

Девушка покорно кивает головой: никаких слёз, истерик и уговоров, все знают, что с мамой это не пройдёт. Ей очень сложно угодить, а иногда практически невозможно. Девушка отделяется от кучки и плетётся сзади, я бы хотел ей помочь, но не могу. Я прохожу мимо неё, ни улыбаясь и ни подбадривая. Тут так не принято, все знают цену этого места, и я не могу нарушать авторитет матери. Она сделала его кровью и потом, и мне надо соответствовать.

Мы заходим в конференц-зал, мать садится за самое центральное место, я рядом, Бэн остаётся за дверью. Через какое-то время в зал заносят цветы — белые лилии. Видимо, нашёлся новый претендент на место той девушки. Мать просматривает свою папку, я — свою. Когда появляются важные шишки, я встаю и каждому жму руку, так же как и мать. Они сдержанно улыбаются мне, как и я. Мы с ними не друзья, нечего тратить время на любезности.

Перед нами выступают несколько аналитиков совета директоров, которые предлагают нам не покупать акции, на которые была нацелена компания, а купить ту, что сейчас стоит дешево и через какое-то время мы срубим кучу денег. Смотрю на данные в папке и у меня нет веры в подобный исход. Чувствую, это ошибка, но не могу грубо поставить под сомнение мнение экспертов, которые не так уж и редко ошибаются. Я не боюсь потерять миллион, мне нужно доказать свое мнение. Скоро это всё перейдёт ко мне, а они не берут меня в расчёт из-за моей «зелённости», как выражается моя мать.