«Дорогая моя Астрид! Думала, что не найду тебя? Нет, ты же не глупая! Была уверена, что рано или позже достигну тебя. Уже почти получилось два раза, но этот раз будет особенным. Раз никак не попадаешься в руки: тебя постоянно кто-то спасает, то, может, сама захочешь прийти ко мне и молить о пощаде? О-о, я чувствую, ты готова плюнуть и порвать эти листки? Уверен, поменяешь своё мнение, хочешь того или нет. Маленькая белобрысая дрянь, вот ты кто! Я не хотел всего того, к чему принуждаешь меня, но могу сделать куда больше, если не начнёшь двигаться навстречу. Свои десять шагов я сделал, а что насчёт тебя?

Знаю-знаю, что ты бы сейчас сказала: я последний человек на Земле, к кому бы хотела прийти. О, ничего, милая, мы ещё посмотрим. Ты будешь со мной так долго, как я этого захочу и станешь делать то, что буду тебе говорить, и понесёшь наказание, жестокое, но оно тебя научит, что домашние любимцы должны быть дома, а не гулять сами по себе.

Покажу тебе, если забыла, как работает мой мир. А лучше тебе об этом расскажет один человек, с которым ты, кажется, знакома. Он почти сразу согласился сотрудничать, замечаешь, наверно, это по листкам. О, милая, я наказал его за то, что он испортил эту бумагу, и тебе приходится держать их такими. Может, тебе станет от этого лучше? Ха, наверняка нет.

Почитай, вспомни. Уверен, что говорить со мной ты захочешь, моя птичка в золотой клетке. Ключ всё ещё у меня — у тебя есть шанс.

С любовью,

Твой единственный хозяин»

Каждая строчка вызывает во мне ненависть. Хочу бить стены, а лучше лицо Питера, прям вижу, с каким выражением он пишет каждое слово. Ох, слишком хорошо его знаю. Боюсь представить, кто это написал и что он сделал. Но если мне доставили посылку, значит, он знает, где я, а это не сулит ничего хорошего. В этой ситуации у меня нет выбора, поэтому продолжаю читать в надежде, что станет чуть яснее происходящее. Размашистый почерк притягивает магнитом.

«Не знаю, зачем Питер просит писать, но не могу не подчиниться. Уже изрядно пострадал за то, чтобы скрыть информацию, хотя не понимаю, зачем ему это. Не могу тебя умолять, он запретил это. Просто читай это и сделай всё, что он говорит. Да, это слишком. Но у меня есть веские причины.

Мне было пятнадцать лет. Это было очередное путешествие на восток к родственникам моей матери. Честно? Я ненавидел эти поездки. Каждый раз хотел быть дома в то время, как мои сестры обожали дядю и тетю. Но почему-то не только я не хотел ехать, они тоже не хотели видеть меня. Да, никто это не говорил вслух, но это читалось на их лицах да ещё и так ясно.

Моей младшей сестрёнке тогда было всего два года, а старшей — семнадцать. Папа ехал сзади с ними, чтобы успокаивать Сафаю. Они обожали отца в то время, когда я предпочитал маму, мы сидели с ней спереди. Сафая успела заснуть, папа выдохнул в зеркало, от чего моя мама улыбнулась своей магической улыбкой. По крайней мере, тогда не мог думать иначе, да и сейчас тоже.

Мы уже преодолели две трети пути, когда взорвался, сам не знаю почему. Начал говорить, что не хочу туда ехать, и там меня никто не ждёт. Мама что-то говорила в защиту дяди и тети, что у них была тяжёлая жизнь, и мне это просто кажется, что они так же рады мне, как и моим очаровательным сестрам. Знал, что она не умеет врать, но не понимал, почему это делает сейчас. До сих пор остаётся тайной, хотя некоторые мысли на этот счёт есть. Но мне говорят, чтобы не отвлекался. Ты ещё здесь? Я хочу скорее написать это, и обещали, что на этом всё.

Так вот мама врала в лицо, я начал кричать, кричать, что она врунья, и я её не люблю и хочу обратно. От моих криков проснулась Сафаа, папа никак не мог её успокоить. Она просилась к маме. Она зыкнула тогда на меня и сказала то, что я помню до сих: «Может, и мне не стоило тебя так любить?». Повернулась на Сафаю, и я увидел то, что никто из нас не заметил. Синий форд, который летел прямо в лоб. Не мог ничего сказать, потому что одеревенел.

Крик стал бессмыслен, папа заорал «осторожно», мама вернулась в своё положение и развернула машину так, что весь удар пришёлся на водительскую сторону. Помню, как её откинуло, нас закрутило, и я заметил тех, кто был в том синем форде. Эта была пара, молодая пара, не старше моих родителей. За рулем была женщина, помню испуганные голубые глаза, как она посмотрела на меня, как будто извиняясь. Белые, густые волосы опутывали лицо, их машина переворачивалась и переворачивалась. Смотрел и не мог оторваться, хотя плакали Сафаа и Делия, папа кричал, спрашивал в порядке ли я и мать. Когда повернулся в её сторону, у меня пропали все слова. Я отключился в ту же секунду, как увидел. А потом… а потом была темнота.» На этом заканчивается рассказ, но я вижу приписку почерком Питера:

«Может, у вас есть связь и с другими?»

Это написал Тэйт. Откидываюсь на стену, у меня улыбка на лице. Значит, он жив — меня обманывали! Хочу прыгать и плясать. Но что-то не даёт покоя, слишком много вопросов. Я снова опускаю глаза на страницы и замечаю еще одну приписку от Питера на листах Тэйта. «Это тебе ничего не напоминает?»

Не понимаю, что должно напоминать. Поэтому прочитываю несколько раз историю Тэйта, пока не нахожу то, на что стоит обратить внимание — синий Форд. Всё держится на этой машине, да и моя жизнь когда-то держалась на ней, точнее на тех, кто в ней сидел. Теперь понимаю, как погибли мои родители и не только. Что все эти чёртовы деньги от выигрыша убили трёх людей. Трёх слишком дорогих людей. Чёрт возьми, как всё-таки мы тесно связаны. Значит, не случайно снова встретились? Вся жизнь Тэйта изменилась из-за меня. Теперь повинна в трёх смертях. Ах, ещё брат. И мои друзья. За мной как будто шлейф трупов. Укладываю ими дорогу, по которой прошла.

Хочу плакать, плакать снова и снова, чтобы боль не была такой сильной. Правда, легче не станет. И это меняет меня, меняет так, как говорит Питер. Если у него Тэйт, надо его спасти. Хоть что-то доброе я могу сделать в жизни.

Думаю, что если гублю всех тех, кого встречаю, то доберусь и до Питера и стану его погибелью. Теперь не нужно бегать от него, он прав — надо настигнуть его и разобраться раз и навсегда.

Вставляю кассету в проигрыватель, не ожидая ничего нового. Кажется, что Питер сейчас повторится, чтобы до меня быстрее дошло, но какого моё удивление, когда на экране появляется лицо. Такое знакомое, не Тэйт — этого человека не видела долгие два года. Лицо самого дорогого человека — моего брата. Не верю своим глазам, это так нечестно. Как он только мог так поступить? У меня же ничего от него не осталось, кроме браслета: ни фотографии, ни писем, ни одежды. Потом картинка пропадает, и вижу, как человек, от лица которого идет запись, приближается к телу. Знаю это тело и одежду на нём. Та самая одежда, что была на Кристофере, когда он спасал меня от Питера. Лежит на асфальте и не шевелится. Человек на записи говорит, и я вспоминаю Квентина О’Нила, лучшего друга Питера. Такого мерзкого типа я ещё не встречала. Он снимает моего умершего брата, пинает его ногой и хохочет.

— Эй, Питер, иди посмотри на это! — снова ударяет Кристофера, и тот издаёт стон. — Этот паршивец жив, — кричит Квентин и помогает моему брату перевернуться.

Картинка опять меняется, брат на койке в больнице. Я бросила его, а он был жив и теперь там, в плену у этих сумасшедших! По лицу текут слёзы, вся я вот-вот превращусь в каплю и стеку. Мне не хочется жить! Не могу жить в мире, где я бросила брата.

На видео меня знакомят с тем, как он выздоравливает от ранения. Ему показывают мои фотографии и учат ненавидеть, день ото дня. Кристофер твердит, что любит меня, ведь я вернусь за ним. Он зовёт меня. Зовёт долго и упорно, а в какой-то момент говорит, что ненавидит, я вижу по его глазам — это правда. Они обработали его так, что больше не испытывает ко мне теплых чувств, больше я ему не сестра.

Вместо того, чтобы впасть в истерику, как после потери друзей, во мне закипает ненависть. Питер позволил Квентину произвести эксперимент над братом, уверена, его дерьмовая идея. Дерьмовей не придумаешь! Сжимаю кулаки так сильно, что опять течёт кровь. Моим рукам вечно не везёт.