Он ненавидел себя в те моменты, когда рассказывал правду, но не мог иначе. Только оставлял потом объявления в газетах и брался за любую работу со снятием простеньких сглазов, лишь бы уйти от того, что тёмной тенью выглядывало изнутри.

Просидев до обеда, они наспех перекусили, и Ричард зарылся в статьи о проклятиях, а потом вскинулся и задумчиво протянул:

— Знаешь, однажды я снимал порчу на неудачу свечой-вольтом. Перенёс её с человека на крученый воск. И тут себе пометил, что сработало хорошо. Хотя это, скорее, по твоей части.

— То есть хочешь смастерить мою куклу и расплавить? Всегда знал, что ты меня втайне ненавидишь.

— Вот неправда! Хотя ты и бываешь весьма скучным типом. Посмотри на своё приличное кафе!

— Попробуй черничные кексы, и ты поменяешь своё мнение.

Говард подмигнул и всё-таки задумался над идеей Ричарда. Его участие будет минимально, возможно, не сотрёт больше линии на саднящих ладонях. Он не знал, что будет после этого, но точно ничего хорошего.

Колдовство пульсировало в крови, даже сейчас он мог выйти на улицу и увидеть в толпе какого-нибудь призрака, вытягивающего силы из прохожих. Или приметить злобную мстящую душу в окне, готовую растерзать новых жильцов дома со стенами, увешенными зеркалами.

Сможет ли он тогда остановиться? Не поддастся искушению вытравить зло?

Он знал, что Ричард куда спокойнее ко всему этому относился — как к рутине или чему-то, о чём потом можно потрепаться с друзьями за кружкой пива. Рассказать очередную удивительную байку и посмеяться над отличной выдумкой.

А Говарда всегда притягивало… нечто вокруг с тёмной стороны. Именно ему доставались испуганные владельцы домов, которые видели, как на стенах возникают кровавые надписи, и ощущали, как их кто-то душит.

Может, и к лучшему, что при этом дар у него не такой большой, как у дяди Элдреда.

Поразмыслив, он кивнул.

— Давай попробуем. Всё равно ничего другого в голову не приходит. И… спасибо, Ричард.

Тот поскрёб бороду и даже довольно улыбнулся.

— Я не такой уж плохой брат, правда?

— Ну это мы ещё посмотрим! Но так и быть, кексы за счёт заведения.

========== Воск крови на моих ладонях ==========

Комментарий к Воск крови на моих ладонях

Музыка - > Diorama - Contradictive

(https://music.yandex.ru/album/247809/track/2478113)

Автор знает разницу между призраками и духами. Поэтому в сцене с Говардом речь именно о духах.

Больше всего на свете Говард боялся утонуть.

Не то, что быть утянутым в глубину тёмно-синей воды, где обитают гиганты-рыбы с подвижными хребтами и плавниками, к песчаному дну в леса водорослей и забытым останкам других утопленников.

Он боялся не вздохнуть снова до жжения в сдавливаемых лёгких и тёмных пятен перед глазами. Не выплыть к бликам света над головой и оставить после себя только пузыри воздуха, которые медленно растают.

И волны на ладонях сейчас пугали и одновременно влекли.

Если долго всматриваться в их узор на загрубевшей коже, то где-то рядом слышался шум волн, бьющих в прибрежные острые скалы, и крики чаек с поминальной песней тем, кого поглотила пучина.

Говард крепко сжал кулак. Всё тут же стихло.

Последние посетители — влюбленная пара, которая ничего не замечала вокруг, — с поцелуями и смехом выскочила из кафе, забыв даже про заказанный кофе на своём столике.

Стрелки деревянных часов, висевших на красной кирпичной стене, показывали начало десятого. Говард выкинул стаканчики, протёр стол и проверил, что на стойке со специями и приборами достаточно палочек для кофе, пакетиков с сахаром и соломинок. Всё должно быть готово для следующего дня. Даже если он не вернётся.

Пока Ричард весь день колдовал и создавал мягкую и неуклюжую фигурку человечка из воска, Говард пропадал за бумагами, а позже с удовольствием бодро приветствовал гостей и продавал кленовые пеканы и тыквенный чизкейк с вечерней скидкой.

Он всегда доверял брату.

И когда они вдвоём заходили в тёмный всеми покинутый дом со странными звуками и стуком призрачного мяча по полу, и когда разбирали дневниковые записи, гадая, а встречал ли Элдред когда-либо вампиров, и когда справлялся с морскими кошмарами.

Притихшее и пустое кафе напоминало сонного зверька, а белые надписи на окнах про сытные завтраки и виды кофе сейчас терялись даже в смазанном свете уличных фонарей.

Говард верил, что завтра будет самый обычный день. С криками «бодрого дня!», утренним гомоном и обменом мнением о проклятых лондонских туманах.

Сейчас перед ним со скоростью и шорохом шин по мокрому асфальту текла дорога, а ветер словно толкал в спину.

В сторону тесной квартиры и огоньков свечей.

— Я правда так погано выгляжу? — Говард скептично осмотрел слепленную фигуру в миске с прокаленной солью. Чёрная и маслянистая, блестящая в электрическом свете, она резко пахла тропическими травами.

— Это я ещё постарался! Займись-ка делом. Расставь ещё свечи.

— Дик… это поможет?

Тот явно медлил с ответом. Повёл широкими плечами в джинсовой рубашке, похрустел шеей, медля с ответом, и хмуро буркнул в бороду в манере «не задавай дурацких вопросов»:

— Вот и узнаем.

Ответ не внушал оптимизма, но другого выхода Говард не знал.

Но широкий и крепкий Ричард был его нерушимой цитаделью против всех ужасов глухих и тёмных ночей. Ещё с детства, когда дядя Элдред грустно сообщил, что родителей больше нет. Говард уже знал, но каленая правда оказалась горше любых догадок. Говард не знал, как принять жизнь без мамы и папы, но рядом незримо, но чётко маячил старший кузен.

И пока Говард расставлял свечи на тонкой ткани, расстеленной на полу гостиной, то ощущал, как что-то с другой стороны уже тянется к нему тонкими белёсыми пальцами с острыми когтями, нечто зататаившееся в тёмных углах — то ли его души, то ли дома с тонкими стенами.

Как жадный зверь, почуявший запах крови и близкую добычу.

Свет вечерних фонарей за окнами потускнел, а квартира до краёв наполнилась вязкой тишиной. Омертвевшей, холодной.

Безмолвием бездонной глубины, от которой сдавило на миг лёгкие.

Говард наблюдал за крепкими руками Ричарда, пропускавшими слепленную фигурку через дым от зажженных трав. Они тлели предзнаменованием и запоздавшим предостережением, погружая комнату в дымку зыбких иллюзий.

Комната качнулась, как шаткая палуба корабля в суровый морской шторм.

Он почувствовал щемящий и колкий удар где-то в глубине рёбер, а потом — как через него самого протекает вязкий и дурманящий дым, через каждую кость и жилу, забиваясь под кожу.

Чёрный густой дым повалил от жирной и расплавившейся в один короткий миг фигурки в ладонях Ричарда, тот отшатнулся назад, зайдясь в сухом кашле.

Говарду показалось, его пронзили сотни острых раскалённых игл, впившихся до мелких капелек крови на коже, а вокруг вился сонм тёмных духов с омертвевшей плотью, с провалами глазниц, из которых густо стекала чёрная кровь.

Воняло сгнившими водорослями и мертвечиной.

— Х-ховард, — эти голоса не походили на человеческие, они множились снова и снова. — Дайся нам.

Духи кружились и липко прижимались, слизывая выступившую кровь и капельки пота на шее и запястьях. И тут же багрово светились изнутри, получив жидкую дань.

Терзать, крошить, звать за собой. Ночные кошмары, древние проклятья, похороненные в подвалах заброшенных домов заблудшие души. И духи этого мира.

Каждый — его виток линии жизни, вместо которых остались только кошмары о море.

Говард захрипел в отчаянном бессилии, чувствуя, как духи терзают его. Им мало, так мало. Он всегда ощущал их зов, видел отражения в тёмных тусклых зеркалах, в старых каменных стенах. Монстры из глубин, привлеченные его скрытым тёмным даром.

С каждой снятой порчей, упокоением чьей-то души у него всё меньше оставалось колдовства для того, чтобы их прогнать.