========== Договор ==========

День 6. Договор, яд.

— Почему ты спрашиваешь обо мне?

Виктория присела на высокий барный стул рядом с незнакомцем. Кажется, его звали Говард. Он держал небольшое кафе, ютившееся между модным книжным магазином и яркой витриной кондитерской.

А ещё гонял, как сам чёрт, на байке, гадал по ладони и звался местным чудиком в ближайших районах. Правда, сейчас он выглядел весьма обычно. Джинсы, свитер, в ногах небольшой рюкзак с множеством каких-то подвесок.

Виктория не верила глупым слухам, только в кафе регулярно покупала свежие круассаны по дороге в художественную мастерскую.

Говард неторопливо отпил виски. Стукнули кубики льда, едва не касаясь его губ. Он наверняка ощущал её нетерпение, но только молчал. А странный ответ ничего не прояснил.

— На тебе порча.

— Чушь какая-то! Я не верю ни в какую чертовщину.

— Твоё дело. Я лишь спросил пару знакомых, не нужна ли тебе помощь.

Виктория фыркнула и потянула через соломинку яркую текилу санрайз. Когда за дверью уютного и тёплого бара сыроватая осень с тёмными листьями в лужах, ей хотелось немного солнца — пусть и в стакане.

Хотя осень она любила.

Говард явно не собирался продолжать разговор, так что она взяла дело в свои руки.

— Ну, допустим. Как ты выяснил?

Он повернулся к ней, сама уверенность и расслабленность. Одна рука на стойке бара со стаканом виски, другую он протянул к ней и едва не коснулся щеки. Виктория ощутила въевшийся запах табака.

— Твоя линия жизни отравлена, ты таешь. Кто-то умер недавно?

Виктория хотела было возмутиться, но к собственному удивлению ответила.

— Родители. Полгода назад. Автокатастрофа.

— Сожалею, — в голосе никакого намёка на теплоту или искренность.

Говард вернулся к своему виски, такой же задумчивый и тихий. Казалось, его спокойствие мало что может поколебать. А вот Виктория теперь ощущала себя разбитой внутри на тысячи осколков. Воспоминания по новой накатили и утянули в тот ночной кошмар.

Ей казалось, она стала забывать лица родителей, и теперь куда чаще смотрела на телефон, ожидая ничего не значащего звонка от мамы или сообщения с радостью, что она купила отцу в подарок на Рождество. Дни были терпимы. Ночью приходили кошмары.

Захотелось не солнца, а чего-то тёмного и глубокого. И покрепче. Виктория судорожно вздохнула и пододвинула к себе чуть засаленное меню на плотной бумаге, только буквы размывались от слёз. Говард протянул свой стакан, в который щедро плеснул ещё виски из бутылки рядом — то ли был знаком с барменом, то ли надеялся на долгий вечер.

— Держи. Тебе это нужно. Порча, кстати, ерундовая, но съест тебя быстро. Я могу снять.

— Дешёвый приём подката.

— Как знаешь. Но будет жаль, если теперь у меня утром будут покупать на один круассан меньше.

Кажется, он улыбнулся. Так, чуть криво. Дёрнул уголками губ едва заметным намёком. Виктория, закрыв глаза, выпила всё без остатка и только тогда прошептала:

— Договорились. Всё равно легче не станет.

Говард искренне любил свою более-менее просторную квартиру с видом на реку. Просторной она, конечно, была с точки зрения Лондона, но куда лучше каморки колледжа. Ещё тогда он понял, что теснота — это не про него. Тогда приходилось делить одну комнату на двоих. Нет, с соседом ему повезло, а вот с количеством шкафов и ящиков не очень. К тому же, где-то надо было хранить травы и амулеты, доставшиеся от дяди, и они были разбросаны по всему помещению, на что временами ругался сосед, ставший потом верным другом.

Дядя всегда говорил, что однажды Говард поймёт, зачем они нужны.

И он понял — в день смерти лучшего друга, чей призрак маялся среди ничего не подозревающих людей, пожирая их жизненные силы. Тогда Говард сел за изучение дневников и заметок дяди и долгое время изучал всё, что досталось в наследство.

То же самое теперь происходило с Викторией, только её съедала собственная печаль. Или следы горя, тянущиеся с похорон. И дар щекотал ладони и запястья, а неприятное жжение холодка от порчи проняло до позвонков.

Она всё-таки пришла. Смущённая и немного испуганная. Но Говард видел вокруг неё чёрную дымку, забирающую силы. Видимо, она шла под дождём — влажная сеточка капель покрывала светлые волосы.

Говард заварил чай и задал несколько общих вопросов, чтобы она расслабилась и привыкла к обстановке. Ничего зловещего или колдовского — но в новом месте люди всегда ощущают себя неуютно, и им нужно время на освоение.

Когда они допили вторую чашку, Говард приглушил свет, зажёг пару свечей на низком столике. Бросил в миску пучок шалфея и поджёг спичкой, пропуская через себя травянистый дым.

— И что теперь? — нетерпеливо спросила Виктория, но в глазах мелькнул страх.

— Тише, пожалуйста.

Говард всматривался в неё, а потом стал водить медленно в воздухе тем самым пучком. Он мягко по кругу двигался вокруг Виктории, прогоняя дымом прилипшие серые сгустки печали и боли. Те неохотно соскальзывали на пол невидимым пеплом. У него закружилась голова, но вскоре вокруг Виктории ничего не осталось. Говард пальцами затушил травы и быстро задул свечи.

— Вот и всё.

— Я должна чувствовать себя лучше?

— Я не психотерапевт. Просто немного очищения. Но со временем — да. У тебя теперь его достаточно, целая жизнь.

Он предложил ещё чашку чая, Виктория поколебалась, но всё-таки отказалась, сонно зевая. Ей сейчас явно требовался отдых.

Говард смёл веником липкие остатки порчи и выкинул в мусор. Уселся прямо на барную стойку, отделявшую закуток спальни от кухни. Закурил уже сигарету и долго всматривался в осень за окном.

К сожалению, его проклятие было куда сильнее. Говард пил чай, который пах снами, и ждал ночи. Сняв порчу с Виктории, он принял её на себя. И знал — сегодня будет откат. Хорошо бы обошлось без кровотечения, а то опять ковёр чистить.

По окнам шелестел дождь. И в его шорохах шептались заблудшие души.

========== Кукла ==========

Комментарий к Кукла

Осенний челлендж.

День 7, посетитель, кукла.

Посетитель Говарду не нравился. И дело было не в поношенной одежде или так и не тронутой единственной чашке кофе с пяти часов вечера, а в тяжёлой походке, в том, как он вздрагивал от хлопка двери или других громких звуков.

Говард знал — это к нему.

Он привык к гостям поздними вечерами, которые никак не набирались смелости при свете дня открыть свои тайны. Словно стеснялись, что верят в колдовство.

Перевернув табличку на «закрыто», Говард с чашкой крепкого чая с мятой сам сел перед гостем, тут же напрягшимся. По крайней мере, сильнее сжал пальцами свою давно остывшую кружку и придвинул её ближе к себе. Говард начал первым:

— Чем могу помочь?

— Говорят, вы снимаете проклятия.

— Говорят.

— И…. ну, беретёсь за всякое.

Говард приподнял брови, призывая к более внятному продолжению. В конце концов, у него были планы на эту ночь.

— А с этим вы можете что-то сделать? Мне сказали, эта вещь проклята. Как по мне, ничего такого.

Мужчина долго кряхтел и копался в потёртом походном рюкзаке, который явно видал много бездорожья, камней и дождливых дней. Выцветший, в пятнах, он весьма шёл его владельцу.

А потом Говард увидел, наверное, одну из прекрасных кукол за свою жизнь. В ней не было ни зловещности, присущей старым потрепанным куклам с потрескавшимися фарфоровыми лицами, ни кукольной искусственности.

Она казалась живой — но лишь казалась. Оставалось ощущение, что это всего лишь кукла. Хрупкая, с персиковой кожей, печальным лицом и пепельными кудрями. Простое серое платье ей… шло, если это вообще применимо к кукле.

Но Говарду совсем не хотелось к ней прикасаться.

А потом гость повернул куклу к нему, и она… моргнула. Но Говарда испугало не это, а сами глаза, полные невыразимой тоски. Они светились зеленоватым светом и хранили в себе все бездонные омуты, все трясины и глубокие чащи леса.