Была среди отсеянных им студентов и та, которая удачно маскировала свою непригодность к геройскому ремеслу под налётом старательности – пускай причуда ей досталась вполне себе геройская, но вот желания должного она не приобрела. И вылетела сразу же после того, как с чистой совестью просрала временную лицензию, имея при этом все шансы получить её. Девчонка вылетела гораздо позже своих сверстников.
И была этим самым номером сто двадцать один.
Коротышка по фамилии Суо.
Не сказать, чтобы это что-то, да прояснило. Но гораздо легче опираться на конкретные факты: на имя, примерный возраст и на то, что два года назад она пережила спортивный фестиваль и тест на получение временной лицензии, чтобы в конечном итоге быть отчисленной – чем бестолково гоняться за призраком из размытых воспоминаний о человеческом существе без имени и чётко очерченных границ информации.
Будь Шота чувствительнее, то испытал бы хоть самую малую крупицу угрызений совести от того, что его бывшая студентка попала в такой гадюшник и спуталась со шлюхами.
Айзаве бесстыдно похуй.
– Добро пожаловать.
Но какого лешего, в таком случае, он опять делает здесь?
– Вы предпочитаете выпить кофе или чего покрепче? – Грёбаные красные губы и треклятые глаза, смеющиеся ему прямо в лицо, никак не оставят в покое. – Учитель.
Ровно в десять вечера бар «Камелия» снова любезно раскрывает двери для него и для всех, желающих приятно провести свободный вечер.
========== II. Выбор неверной дорожки. ==========
iv. Hurts – Wonderful Life
Когда в адовой мясорубке крутится восприятие мира, смешивая между собой чёрное и белое, и привнося в жизнь ещё хуеву тучу оттенков серого (без намёков на дерьмовый бестселлер прошлых лет), детские взгляды на жизнь осыпаются пылью стёртых в труху игрушек. И приходит смиренное понимание истинного положения вещей в мироздании:
Это сам мир меняется – не люди.
Люди-то всё те же: умеющие лишь осуждать неподчинение канонам морали. Те, кто в самых редких случаях не делят поступки на хорошие и плохие, а смотрят на ситуацию и факторы, влияющие на них. Это поведение, словно неискоренимая зараза узкого, одностороннего мышления, которую уже почти не стараются побороть даже в школах, где детей должны учить быть настоящими людьми.
Айзава уже давно в первую очередь не герой, а учитель.
С высоты этой колокольни он всеми правдами и неправдами старается понять и оправдать в собственных глазах ученицу (пусть и бывшую), чтобы не судить её жизненные приоритеты так, как делает это большинство замкнутых на стереотипах взрослых. Но раз за разом, словно в цикличной последовательности, возвращается к тому, что её поступок неправильный, нерациональный, а мышление как у подверженного стокгольмскому синдрому человека. Абсолютно не нормально улыбаться так открыто и приветливо, работая в сфере, где приходится продавать своё тело, чтобы выжить. Это даже на словах звучит не просто плохо, а паршиво. Как самое дно – уровень ниже плинтуса не просто в социуме, а в самой жизни.
И она всё равно радуется.
– Попробуете что-нибудь новое, учитель? Могу предложить кофейный ликёр – он не слабее, но не будет так сильно горчить.
И продолжает работать так спокойно, будто действительно находится в самом обычном баре где-нибудь близ культурного центра города, а не в подпольном заведении среди продажных женщин, пьянства и корыстного обмена секса на деньги.
– Не думаешь, что где-то не там свернула после того, как тебя отчислили? – Интересуется спокойно, мастерски пряча любопытство за инертностью и ленивой интонацией.
– Учитель, вы знаете, что у вас очень однобокое представление о том, чем здесь занимаются?
И снова это её выражение – издевательское, насмешливое, чересчур радостное.
Да что ты, блять, говоришь?
Айзава смотрит пристально, не отвлекаясь на посторонние шумы и звонкий хохот какой-то безымянной девицы, что прощается с очередным посетителем. Его внимание сосредоточено на Нико целиком и полностью – словно долгий, пристальный взгляд поможет понять хотя бы толику её мотивации и образа мышления.
По физическим параметрам Суо не так красива, если поставить рядом с ней любую из здешних «сотрудников», однако её юная привлекательность и радикально противоположная этому, удивительно зрелая улыбка, подчёркнутая насыщенной помадой, делает Нико своеобразной особенностью заведения. Не потому, что Шота внезапно проникается к ней симпатией – в каком-то смысле всё происходит с точностью до наоборот – но по той лишь причине, что среди зрелых красавиц (шлюхи шлюхами, а женщины действительно красивые) этот желторотый птенчик с алкоголем в руках действительно выделяется. За счёт дикости картины в целом.
– Нико, я поехала, запиши, пожалуйста, – звонко щебечет приодевшаяся для «выхода» дамочка, перегибается через барную стойку и целует белую девичью щёку, оставляя яркий след сердца от губ.
– Хорошего вечера, – девчонка приветливо машет на прощание и аккуратно стирает мерцающий отпечаток, пока бесцветные нити, ведомые малозаметными движениями пальцев, тянутся к ручке, чтобы черкануть пару строк в ежедневнике под столешницей.
Так, словно это всё в порядке вещей и Нико лишь отмечает посещаемость.
Но это не норма – это какой-то беспросветный, клинический пиздец.
Шота нихуя не понимает это её блевотно-позитивное, почти родственное отношение к проституткам.
Как не понимает теперь, наверное, и принцип работы собственного мозга, который силится найти причину, по которой он наведывается в Камелию, если не имеет намерения отговаривать Суо от этой работы, и не в состоянии найти даже остатков вразумительности. Потому что о подобной мотивации и не задумывался даже – просто шёл по наитию.
Он слегка взбалтывает тёмный густой ликёр в стакане.
– Разве это не то, что знают все вокруг? – Шоколадно-кофейная сладость и алкогольная горечь мешаются между собой, уже не обжигая, а обволакивая горло теплотой, согревая грудь изнутри и привнося самую толику спокойствия.
– То, чем мы здесь занимаемся, не стоит воспринимать, как нечто ужасное. – Тонкие лески обвивают бутылки и расставляют по полкам, и Айзава отстранённо думает, что Топ Джинс с руками и ногами оторвал бы эту малявку, не дожидаясь её выпуска из Юэй. Тут же, впрочем, закапывая эту мысль куда подальше – сделанного не воротишь. – … Попробуйте подумать о другой стороне.
Логики в её словах не набирается даже на один вшивый аргумент, который можно было бы привести в пользу этого мнения.
– По-твоему это правильно? – Даже если у него есть понимание того, что всё «правильное» – относительно – здравый смысл по-прежнему стоит на своём, отторгая саму идею понятия «нормально», касающегося данного способа заработка. – Торговать собой ради денег.
В дополнение ко всему Шота изо всех сил старается абстрагироваться – уйти как можно дальше от мыслей о том, что разговаривает на подобные темы с несовершеннолетней девочкой. Своей бывшей студенткой, которую лично отсеял два года назад. Мог ли он когда-нибудь предположить, что такое произойдёт? Что будет вот так сидеть в каком-то подвальном баре в окружении шлюх, попивать кофе и алкоголь (в зависимости от степени заёбанности работой и желания поспать), и разговаривать с ученицей о том, что проституция – секс за плату – это не есть хорошо. Уроки полового воспитания и морали были сугубо территорией обсуждения Исцеляющей девочки, но никак не его.
Едва ли это могло даже в кошмаре присниться. Больше похоже на невесёлую вендетту – бумеранг жизни – за разрушенные мечты и надежды зелёных студентов. Мол: вот, что происходит, когда не задумываешься о том, что будет со школьниками, если их отчислить.
Если есть предел этой шутке-прибаутке, то пора бы ему уже появиться. Хотя бы на линии горизонта.
– По-вашему «правильно» – это отсеивать тех, чьим смыслом было обучение в вашей школе? Пусть с курсом они и промахнулись, – с оттенком лёгкого сарказма выгибая тонкую, светлую бровь, Нико хорошенько встряхивает шейкер, и мужчина почти давится напитком, не ожидав, что она попытается так галимо надавить ему на совесть. Внутри снова бушует стрёмная злость непонятно на кого и на что. – Учитель, мы продаём здесь не тела, раз уж вас так сильно заботит именно это, – а больше всего его бесит то, что она убийственно спокойна, какова бы ни была цель и тема их беседы. – Мы продаём своё время. А вот как им воспользоваться – решает клиент.
