— Вы, Гнедаш, — ткнул я пальцем в худого и долговязого капитана, — объясните Патрушеву о необходимости подачи рапорта о переводе к другому месту службы. — А если он пожелает вызвать меня на дуэль, то я с радостью приму его вызов.

— А его никуда не переведут, — еле слышно сказал Гнедаш, — отовсюду гнали из-за пьянства. — Теперь гнать из армии надобно. У него есть небольшое имение под Киевом. Удивляюсь, как он его ещё не пропил!?

— Тогда поговорите с ним о подаче прошения об отставке. Думаю, на трезвую голову он поймёт, что это лучший выход, а не смерть на дуэли. По истечению трёх часов, прошу быть в гостях у меня, там обсудим некоторые возникшие вопросы.

Проходя мимо Патрушева, на всякий случай проверил пульс. Нормально все, глубокий нокаут, оклемается.

Силантий расстарался. Стол накрыл богатый. И рыбка, и картошечка со шкварками, и сальце с прорезью и с чесноком. Огурцы тоже были, но в качестве диковинного украшения. Категорически запретил Силантию выставлять вино, для трапезы, виноградный сок в самый раз. Разговор предстоит серьёзный и не простой.

Офицеры собрались в точно назначенное время. Откушали, чем Бог послал. Кружки с виноградным соком вызвали удивление, не больше.

— Значит, так, господа офицеры. — начал я свою речь. — Весь личный состав делим на три батальона, двух ротного состава. Первым командует капитан Гнедаш, вторым капитан Вернер, третьим подпоручик Калач. Остальных, двадцать человек, я буду сам обучать пушкарскому делу. Программу обучения я подготовил, прочтёте после совещания. Два дня будем заниматься в окрестностях базы, а потом совершим пеший марш к посёлку Алуста, где есть подходящие горы, особенно подходит для обучения перевал Кебит-богаз. Будем учиться взбираться на них, и воевать в сложных условиях. Посему, подготовьте палатки, много верёвок и все необходимое к походу, сроком на две недели. Недостающее продовольствие получить на складах моряков. С адмиралом есть договорённость Прошу задавайте вопросы.

Вопросов не последовало. По лицам капитанов я заметил, что не очень им понравилось моё приказание. Привыкли жить и не тужить в тишине, ничего полезного не делая. Это вам господа офицеры, не там, у меня не забалуешь, будете выкладываться на службе по-полной.

— Если вопросов нет, все свободны, — предложил я, — знакомьтесь с программой. — Подпоручика Калача, попрошу остаться.

Гнедаш и Вернер ушли.

— Ну, друг Калач, рассказывай, каким судьбами тебя в Крым спровадили? — поинтересовался у друга.

— Я теперь даже и не знаю, как с тобой Степа разговаривать, — развёл руками Остап. — В высокоблагородия выбился, моё начальство.

— Это там, на плацу я твой командир, изволь соответственно обращаться, а здесь, как был твоим другом, то им и остался.

— А что рассказывать. Командовал я ротой фузилеров в полку. В Коломне стояли. Нормально жилось, жалования хватало. Служба не в тягость. Но тут приключилось происшествие. Жена командира полка, родила сынка, на первом году моей службы. Хороший такой малыш, упитанный, розовощёкий. А вот волосики у него подкачали. Красные волосики у детёнка, а у папаши с мамашей они чернее ночи. Он ко мне с претензиями. Нет, чтобы поговорить, да спокойно все обсудить. Потребовал сатисфакции, и вызвал на дуэль. Глупый был подполковник. Приколол я его с третьего удара. С той поры Степа, я женатый человек. Деток двое, вторая девочка родилась, тоже, красноволосая. Я не отрицаю, имел грех, утешил, молодую и красивую жену бывшего командира. А как, прикажешь поступать, если она одна сердешная взаперти маялась. Жену, Натальей кличут, она из богатой семьи помещиков из-под Черкасс. Сейчас у моих родителей живёт Командование, как ты понимаешь, решило меня убрать подальше. Вот и угодил сюда.

— А ты представляешь хотя бы, куда ты дальше отправишься?

— Не-а. Да, хоть куда, лишь бы не видеть отвратительных рож бывших сослуживцев. Они, видишь ли, осуждали меня за связь с женой командира, и за дуэль тоже. А сами, между прочим, прыгают по чужим постелям, и не считают это зазорным. Ладно, хватит обо мне. Расскажи, как достиг таких высот, и так быстро? Ты начинал служить в Александровской крепости, не самое престижное место, скажу тебе.

— Я Остап в крепости послужил всего-то несколько месяцев. А потом воевал в Италии.

— С самим Суворовым!?

— Да.

— Тогда рассказывай все подробно. Хочу услышать всю правду об этом походе, а то много легенд ходит. Тяжело отличить выдумку от истины.

На пару часов моего красноречия хватило. О сердечных делах, я тактично умолчал, незачем Остапу знать.

— И сколько ты орденов нахапал? — поинтересовался друг.

— Аннинское оружие и пять орденов.

— Да, Остап, тебе до Степана тянуться и тянуться, — покачал головой Калач.

— Какие твои годы, друже. Вот отличишься в морском походе, заметят тебе, переведут в другое место. Мне по секрету говорили, что офицеры, отличившиеся в боях, на особом учёте у командования. А как там наш друг Костецкий поживает?

— Застрял на прежнем месте, правда, тоже в подпоручики вышел. Он больше по штабам отирается, не любит по полям скакать. Писал мне, что все хорошо. Есть дама, из высшего света, планировал с ней вступить в брак. Но уже месяцев семь о себе ни слова. Скажи, а какую ты программу подготовки придумал?

— Такую программу, которая, после её усвоения, поможет выжить в бою, и нанести неприятелю поражение. Готовься, будет очень и очень трудно. Но ты крепкий человек, переживёшь и освоишь.

— Спасибо, успокоил, называется, по-дружески.

Месяц батальоны «умирали» в тренировках. Были марш-броски, пешие переходы, с обязательными стрельбами. Возле лагеря выстроили примитивную полосу препятствий. Вот на ней развлекались ежедневно.

Научил рыть окопы и траншеи, продемонстрировал их преимущества и недостатки. В качестве укрытия от огня неприятеля траншеи понравились всем, а вот копать, пока не привыкли. Ничего жизнь, она штука серьёзная, когда припечёт, штыком зарываться в землю будут.

Лазание по горам и скалам со страховкой верёвками, один из элементов подготовки. Остап через две недели втянулся в заданный ритм тренировок, а вот возрастные капитаны, только к концу месяца начали показывать приемлемое мастерство. С офицерами, я занимался отдельно от солдат, показывал им каждый элемент подготовки, чтобы они могли донести это до своих подчинённых. Пушкарей удалось обучить нормально. Внесли некоторые изменения в устройства наводки орудий, появились приемлемые результаты стрельб.

Ход обучения заинтересовал адмирала Сенявина. Дважды приходил смотреть. Остался очень доволен.

В конце сентября адмирал забрал у меня весь десант до последнего человека. В написанном отношении на Калача, я указал, что целесообразно использовать на должности командира батальона. Я знал, что после обучения, солдаты не станут лёгкой добычей для врага, если высшие командиры не опростоволосятся. Куда ушли корабли эскадры, мне никто не докладывал.

Лагерь опустел. Капитаны Гнедаш и Вернер, за период обучения, как бы помолодели даже, или мне показалось. Но блеск в глазах появился точно, теперь они не просто сидели на службе, они почувствовали свою нужность Отечеству. Кстати, Патрушева, мне удалось выпереть в отставку, сам написал рапорт, когда оклемался. Сказал, что рука у меня тяжёлая, и он не хочет испытывать моё терпение. Пить бросить не обещал.

Да, я поступил против всех существующих правил, ударив офицера, пусть и пьяницу. Если бы Патрушев пожаловался, мне бы пришлось не сладко. Надо держать в узде свои эмоции, хотя это и не просто. Не ровен час отберут звание и должность из-за моей несдержанности.

В начале октября, я получил удар под дых. Мне в обучение прислали одновременно три с половиной тысячи солдат, во главе с командирами батальонов. Хочу заметить, что это не вчерашние новобранцы, а полноценные солдаты мушкетёрских полков, послужившие, около десяти лет.

Разместить офицеров смог без проблем, сам потеснился, кого на постой отправил. С солдатами было сложнее. Казарм хватило только на две тысячи, пришлось нары, до четырёх ярусов нарастить. Остальных разместили в палатках, строили внутри печи, утепляли. И в бешеном темпе строили огромную казарму, на всех, кто остался в палатках, благо рабочих рук хватало. Естественно о боевой подготовке речи не было, главное укрыть людей от непогоды. Болезни, а тем более смерти, мне не нужны.