— Давно вы в ссоре? — осторожно спросила я, зачем-то вырвав пучок травы, назойливо щекотавший мне кожу возле коленки, хотя можно было просто примять его к земле. — Можешь не отвечать, если не хочешь, я не настаиваю.
Итачи задумчиво промычал, устремляя взгляд куда-то в небо, а затем как-то неуверенно ответил:
— Наверное, года полтора. — Так много?! — А, нет, — тут же поправился он, — два года. Как родители развелись, так мы и перестали общаться.
Фундамент моих иллюзий с громким треском рассыпался в щепки. Семьи, на которую я поглядывала с восхищением, трепетом и завистью, возводя на пьедестал идеалов и эталонов, как оказалось, больше не существует. В голове не укладывается. Мне казалось, что Фугаку-сан и Микото-сан так заботились друг о друге, общались со взаимным уважением… Разве не так выглядит любовь в семейной жизни?
— Прости, не знала, — стушевалась я, отводя взгляд. Видимо, поэтому Учиха так оперативно переехали, так и не обмолвившись ни с кем на прощание ни словом. — Саске не рассказывал, что ваши мама с папой… разошлись.
Это нормально, что Саске не стал со мной делиться такой новостью. Когда я узнала о смерти отца, я тоже ничего ему не сказала, и это закономерно — мы не настолько близки. Наши отношения никогда уже не станут такими, как в младшей школе. Тогда мы были детьми, нам было интересно друг с другом, но подростковый возраст ввел свои коррективы. В какой-то момент всё общее, что между нами было, исчезло, и потому наше общение постепенно свелось к «привет-пока» и редкой болтовне по старой памяти.
— Ничего, не извиняйся, — чуть пожал плечами Итачи. — Саске в принципе не любит откровенничать. Прямо как отец.
Сэнсэй не стал вдаваться в причины, нюансы, почему всё так получилось. Сказал лишь, что между ним и Саске теперь целая пропасть, и нужно время… много времени, чтобы её преодолеть. Я так и не поняла, есть ли связь между их ссорой и разводом родителей, но лезть и дальше с расспросами не решилась. Уж больно деликатная эта тема.
— Я заслужил такое отношение, — вдруг произнес он, и в этих словах прозвучало столько холодной отстраненности, что стало как-то не по себе. — Он имеет полное право на меня злиться.
И вроде нужно было что-то сказать: приободрить, разубедить, опровергнуть, — но я молчала. Молчала, потому что не знала всей ситуации. Потому всё, что я могла сказать, прозвучало бы неискренне.
— Ну хватит, — губы сэнсэя тронула едва заметная тень улыбки, от которой так и повеяло какой-то тоской, и он, протянув руку, аккуратно заправил прядь волос мне за ухо. В горле мгновенно пересохло. — Не смотри так. Всё в порядке. — Врун.
Поддавшись порыву, я придвинулась ближе и нерешительно, осторожно положила голову на его плечо, напрочь проигнорировав голос разума. От смущения кровь прилила к лицу и стало немного душно, но отстраняться я не спешила.
— Всё будет в порядке, когда вы помиритесь, — тихо, словно для самой себя, проговорила я. — Вы же помиритесь, правда?
Чувство неловкости не оставляло, разливаясь щекоткой под ребрами: стоило ли первой пересекать черту? Ладонь сэнсэя нашла мою и бережно сжала, а я непроизвольно зажмурилась, пытаясь подавить счастливую улыбку, которая теперь прорывалась наружу. В животе запорхали бабочки. Он не против моей инициативы…
— Надеюсь, — чуть хрипловатый полушепот сэнсэя вскользь коснулся уха. Его близость ускоряла пульс, сводила с ума, заставляла тело мелко дрожать от энергии, просыпавшейся под действиями эндорфинов. — Я хотел сказать… По поводу вчерашнего… — Я даже среагировать не успела на столь стремительную смену темы — где-то неподалеку послышались детские голоса и крики, из которых разборчиво слышалось только «не надо», и Итачи, вытянувшись струной, осекся, а затем отстранился, выпуская мою руку. — Не подождешь? Я сейчас.
Пружинисто подскочив на ноги, сэнсэй присек на корню мою попытку последовать за ним, усадив на место со словами «нет, жди здесь». Мне осталось лишь со смиренной тоской проводить его складную фигуру взглядом, ведь ослушаться его указаний я почему-то не осмелилась. В голове всё звучали эти слова: «Позволь мне самому решать, с кем я должен быть, а с кем не должен…» Так что же вы решили, сэнсэй?
Итачи показался в поле зрения минут через пять, мокрый и грязный, прижимая к груди нечто несуразное, издали похожее на большую рваную тряпку. Это оказалась совсем не тряпка.
— Щеночек! Где ты его взял?
Вымазанное в иле чумазое создание завиляло хвостом, брызгаясь во все стороны бог весть чем, когда я подошла ближе и протянула руку, чтобы осторожно его погладить. С тисканием и обнимашками я благоразумно решила повременить до более чистых времен.
— Какие-то малолетние живодеры бросили его в воду и смотрели, как он тонет.
От щенка пахло какой-то гадостью, но в целом как пострадавшая сторона он не выглядел: чувствовал себя на руках Итачи вполне уверенно и пытался лизнуть мою ладонь. Видимо, он даже не понял, что произошло, раз страха перед людьми не испытывает. О продолжении прогулки теперь не могло быть и речи. Учиха не только был весь в тине, но еще и имел все шансы простыть в такую ветреную погоду. Да и несчастное животное тоже неплохо было бы привести в порядок.
Продвигаясь в сторону жилых кварталов, мы держались друг от друга поодаль и названивали знакомым, выясняя, не нужна ли кому собака. От Ино сразу последовало категоричное «нет». Следующий человек в моём списке, Шикамару, сетовал, что у него дома живут две маминых кошки, и ему не до щенков. Потом он и вовсе перевел разговор в другое русло, заболтав меня еще минут на пять. Хината расстроенно сообщила, что «папа собак не любит», но пообещала расспросить на эту тему Наруто. Честно говоря, мне показалось, что она просто зацепилась за повод ему позвонить, но мне ли, трусихе, которая полдня собиралась с духом, чтобы набрать Итачи, её осуждать. Саске взял трубку и, даже не поздоровавшись, рявкнул, что перезвонит позже. Не перезвонит. Я его знаю. Успешнее всего завершился звонок Яхико — он, вроде как, оказался не прочь обзавестись сторожем в автомастерской, вот только Нагато может оказаться против, так что никаких гарантий он не дал.
— Если не найдем, куда его пристроить, возьму к себе, — со вздохом отозвался сэнсэй, в очередной раз прикладывая трубку к уху. Его друзья, похоже, тоже не горели желанием приютить дворняжку. — Правда, у меня немного тесновато.
В моём доме собаку можно было бы держать в легкую, если бы не мамина аллергия на шерсть. Лет пять назад мы завели котёнка, но ничем хорошим это не закончилось. Мама честно пыталась бороться с соплями, чиханьем и слезящимися глазами, но нам всё равно пришлось отдать питомца соседке. Если я притащу домой щенка, меня, конечно, не отправят ночевать вместе с ним на улицу, но максимум, что мне позволят, это подержать его пару дней где-нибудь в коробке в подвале.
Обзвонив всех, кого можно было, и обсудив дальнейший план действий, мы решительно разошлись в разные стороны. Итачи с лохматым чудищем подмышкой побежал к себе принимать душ, а я отправилась в зоомагазин за собачьим шампунем, ошейником от блох, кормом и прочей ерундой, чтобы позже прийти и помочь с приведением щенка в порядок. Сэнсэй не сразу согласился на такой расклад: он колебался, искал альтернативы, говорил, что сам со всем справится и что не хочет меня напрягать. В конце концов я неловко пошутила, что обещаю к нему не приставать, если он так боится остаться со мной наедине, а Итачи… смутился. Улыбнувшись, он отвел взгляд, назвал меня дурочкой и, наконец, согласился на помощь. И выглядел при этом так мило, что мне даже стало стыдно за эту шутку.
Входная дверь в подъезд сэнсэя оказалась открыта, что было очень кстати — номер квартиры я не знала, да и этаж вспомнила еле-еле. Не думала, что когда-нибудь вернусь в это место, что меня здесь будут ждать. И в голову не приходило, что мы с Итачи настолько сблизимся, но эти три месяца в школе Акатсуки много чего изменили.
