Когда я поднялась на этаж, дверь в квартиру Итачи была приоткрыта, и через небольшую щель лился приглушенный теплый свет.

— Привет? — В прихожей, освещенной лишь небольшим настенным бра, было пусто. Никто не откликнулся. Вышел он куда-то, что ли?

Повесив пуховик на вешалку и разувшись, я поплотнее прикрыла входную дверь, но замок на всякий случай проворачивать не стала. В полумраке собственное отражение в зеркале показалось мне даже симпатичным, хотя, конечно, существовала вероятность, что об этом мне шепчет ещё не выветрившаяся из головы текила. Надо сказать, пила я гораздо меньше остальных. Примерно на уровне тихони Хинаты. Просто знала, что Учиха не оценит, если я явлюсь к нему, давя пьяные смешки и заплетаясь ногами о порог.

Когда я повернула ручку комнаты и заглянула внутрь, на несколько долгих секунд у меня перехватило дыхание.

— С днём рождения, — улыбнулся Итачи, пока я, словно завороженная, глядела на мерцающую огоньками ель в углу комнаты, небольшой столик посередине, накрытый на двоих, и почему-то прижимала ко рту ладонь. Наверное, чтобы не начать взвизгивать от восторга. Похоже, у нас всё же будет своё Рождество.

— Не знала, что ты такой романтик, — шепнула я, когда Учиха, коротко поцеловал меня в губы и отодвинул стул, чтобы помочь мне присесть.

— Хотел бы я поддержать это утверждение, — промычал он, усаживаясь напротив, — но, должен признать, с креативностью у меня довольно туго. Ужин в полумраке — это не слишком оригинальное решение.

— Да ну, перестань! — горячо возразила я. — Мы же не в романе Николаса Спаркса. И… это что карааге? Мои любимые? Как ты узнал?

— Просто позвонил твоей маме, и…

— Так, давай теперь приступим к еде, пока всё не остыло, а я не втрескалась в тебя ещё больше, — с счастливой улыбкой прервала его я, на что Итачи с легким смешком кивнул.

Комната то и дело преображалась в оттенках и освещалась то синим, то зеленым, то желтым, а я сжимала в руке палочки и наблюдала за тем, как Учиха наполняет бокалы соком. Он выглядел таким красивым, умиротворенным и одновременно родным в своей белой рубашке, не застегнутой на верхнюю пуговицу. Наверняка, он провел не один час, готовя еду, раздвигая мебель, наряжая ёлку — я знала наверняка, что ещё вчера её здесь не было. И всё это ради меня. Чтобы мы вот так провели вместе оставшееся нам время.

Я перевела взгляд на тарелку. Кусочки курицы и овощей лежали так аккуратно, будто их накладывали поштучно, как в ресторане. Почти наверняка, так оно и было. Ему не было свойственно дарить цветы каждую неделю, как делал это Сай для Ино, но я видела его заботу в каждом действии. В том, как тщательно он повязывал мне на шею тёплый шарф в ветреную погоду. В том, как преспокойно Итачи приседал на улице, чтобы завязать развязавшийся шнурок на моем ботинке, как будто так оно и нужно. В маленьких шоколадках, неизвестно откуда взявшихся к карманах моего пальто.

«Кап». Скорее услышала, чем увидела, как капля ударилась о краешек тарелки.

«Кап». А я ведь так хорошо держалась. Была молодцом, даже когда прощалась с Ино и Шикамару.

«Кап». Но с Итачи… так не получится.

— Нами?

Успокойся. Успокойся. Успокойся, чёрт тебя дери!

Услышав, как он отодвигает стул, чтобы встать, я вскочила первая и бросив дрожащее «прости, я сейчас», сбежала в ванную. Холодная проточная вода шипела, кусая пальцы, затекала под рукава, скатываясь до самых локтей, а я снова и снова набирала ее в ладони, умывая глаза, лоб и щеки. Легче не становилось. Рыдания так и стояли в горле, не позволяя дышать.

Дверь открылась.

— Эй, — Итачи уткнулся носом мне в шею, прижавшись губами к обнаженной коже. — Нам не обязательно делать вид, что всё хорошо.

Меня затрясло, изнутри вырвалось нечто, похожее на дрожащий вой, и я резко развернулась, цепляясь пальцами за рубашку и пряча лицо в его груди.

— Это несправедливо, — собственный голос показался мне чужим, слишком высоким, задушенным. — Почему мы должны расставаться?

— Мы не расстаемся, — его тихая, успокаивающая реплика отдалась вибрацией мне куда-то в щеку. — Мы будем навещать друг друга так часто, как только сможем. Нужно просто подождать, и…

— Итачи, — я всхлипнула, жмурясь и тщетно силясь прекратить поток неконтролируемых слез. Произнести фразу целиком, не спотыкаясь на каждом слоге казалось чем-то непосильным. — Скажи, что чувствуешь на самом деле.

Его грудная клетка шевельнулась, делая глубокий вдох. Итачи всё ещё баюкал меня в объятиях, но мысли его, кажется, куда-то устремились, потому что несколько бесконечно долгих секунд он молчал.

— Мои мысли… слишком эгоистичны, чтобы их озвучивать, — его голос дрогнул. — Я не хочу, чтобы ты уезжала. Не хочу тебя отпускать. Не хочу привыкать к жизни без тебя…

Слышать в словах Итачи отражение собственных чувств было одновременно и радостно, и болезненно. Мне не хотелось, чтобы он страдал так же, как и я, но вместе с тем… знать, что ему совсем не тяжело, было бы еще больнее.

— Значит, мы оба эгоисты, — тихо констатировала я, чуть отстраняясь, чтобы увидеть его глаза. Глаза, которые умеют быть поразительно спокойными, но если в них что-то отражалось, оно всегда было настоящим на сто десять процентов. Итачи слабо улыбнулся, но взгляд его остался печальным.

— Раз уж мы здесь, может, примем душ? — тихо предложил он. — Приведем головы в порядок, — а его руки уже подцепили моё платье и потащили вверх. Моё тоскливое наваждение как рукой сняло, и я вскричала, удерживая подол внизу:

— Не-не-не, сначала колготки! Я натянула их до самого лифчика, и не хочу, чтобы ты это видел.

Итачи обескураженно засмеялся, глядя на моё смущенно раскрасневшееся лицо, а затем взял его в ладони и на несколько долгих секунд прижался губами к моим губам.

— Дурочка, — улыбнулся он. — Как же я тебя люблю.

Ночью мы не спали. Мы не могли друг другом надышаться: без конца говорили, целовались, занимались любовью и просто молчали, сидя рядом и прижимаясь друг к другу, словно птицы на проводах. Я много плакала. Так много, что наутро стало стыдно, но Итачи меня в этом не упрекал, позволяя не скрывать чувств. Уже на вокзале он не выпускал меня из объятий, пока на платформу не прибыл поезд, и я видела, как мама бросает на нас сочувствующие взгляды и украдкой смахивает слезы. Напоследок я поцеловала Итачи в губы и незаметно положила в карман его пальто свою ярко-желтую резинку для волос в виде пружинки. Глупо, знаю, но мне хотелось, чтобы он вспомнил обо мне в какой-то случайный момент своей повседневной жизни. Затем я бегло обняла Яхико, примчавшегося в последний момент, и запрыгнула в поезд. Двери закрылись.

Лезвия рельсов уносили меня в даль, но на душе почему-то было спокойно.

Я знала:

— Это не последняя глава.

========== Эпилог ==========

Комментарий к Эпилог

С наступающим вас Новым Годом! ❤❤❤

Спасибо что читали, нажимали ждунов и, конечно, особенная благодарность тем, кто оставлял отзывы ^^

Обнаружив на полочке раковины открытый и зверски смятый посередине тюбик зубной пасты, Итачи вымученно выдыхает, надувая щеки. Боже, она снова это сделала. Почему нельзя выдавливать пасту последовательно, перегоняя ее от основания к отверстию? И неужели так сложно сразу завинтить колпачок? Взяв тюбик в одну руку, а колпачок в другую, Итачи выходит из ванной с твердым намерением напомнить своей девушке, о чем ее регулярно просят по крайней мере два раза на неделе.

— Нами, почему опять…

В спальне ее нет. Рыжий луч рассветного солнца, настойчиво пробиваясь сквозь занавески, пересекает линией двуспальную кровать и упирается в шкаф, на дверцах которого уже висят их наряды на вечер: изумрудное вечернее платье и его тёмно-синий пиджак с белой рубашкой. В голове не укладывается — вся его стремительно увеличивающаяся семья сегодня соберется в одном месте отмечать новый год. Впервые такой толпой.