========== Глава 3. Умчаться с Ветром ==========
Ритм. В коллективной работе главное — соблюдать ритм. Стоит его нарушить, и весь слаженный механизм даст сбой, и потеряется самое бесценное — время. Именно эту нехитрую истину Асахе весьма доходчиво объясняли на хозяйской кухне, куда его и направили быть мальчишкой на побегушках.
Повар, Мо-сама, грузный японец с тремя подбородками и вечно лоснящейся кожей, невзлюбил юношу с первого же взгляда. Он не чурался возможностей отвешивать ему оплеухи за каждую оплошность. А набиралось их у неопытного Асахи немало: то рассыплет крупу, то не вовремя вынесет отходы, то что-нибудь уронит, то, задумавшись, застынет на одном месте и помешает изящной шарообразной фигуре главного повара пройти по прямой траектории… «Неуклюжий ленивый балбес» — было самым мягким ругательством, которое юноша слышал в свой адрес от Мо. Он то и дело доводил парня до белого каления, но Асаха терпел, стиснув зубы, ради того, чтобы продолжать быть в поместье.
Помимо Мо-самы и Асахи на кухне мелькал еще и помощник повара — Таке-сан. Он был полной противоположностью своего начальника: походил на скелет, обтянутый кожей. Юноша вообще удивлялся, как он еще передвигается с таким худым телосложением и черными кругами под глазами. Таке-сан был молчалив, беспрекословен и во всем поддакивал главному повару. Стоит ли говорить, что юноше он совсем не нравился.
Асаха же занял должность некого юнца, которого очень кстати выгнали за воровство в хозяйских погребах. И, хоть парень его и не знал, его незримая тень всюду преследовала парня, потому что за что бы он ни взялся, он непременно слышал, что предыдущий малец был сильнее, быстрее и сообразительнее.
Через четыре дня изнуряющего труда Асаха, наконец, поймал его, ритм. И, к своему великому удивлению, обнаружил, что у него стало появляться свободное время. Как и у остальных работников кухни, от которых юноша сразу же сбегал. По иронии судьбы, юноша сбегал в конюшню, которую совсем недавно покинул. Там ему неизменно был рад Чиё. Радости к встрече прибавляла еда, оставшаяся с хозяйского стола, которую Асаха приносил в угощение. По правде говоря, ее оставалось немерено, и, что не съедалось, безжалостно шло на выброс. Для юноши, попавшего в дом феодала с бедных, а в особо голодные года, вымирающих улиц, выглядело диким такое расточительство. В то время, как поместье процветало, а столы в нем ломились от яств, за его пределами люди каждый день боролись за свое существование, живя впроголодь.
«Такова жизнь, сынок, — философски приговаривал старик, когда пьянел, — такова жизнь. Токугава-саме нет дела до голодающих. Ему вообще ни до кого нет дела. Его заботит только его репутация перед императором». Асаха всегда отмалчивался, не желая поддерживать разговоры, которые могут выйти боком. Когда совсем темнело, он уходил к заветному пруду и находился там в надежде, что Хоши придет. Но она не приходила.
Хоши… Попав во дворец, он действительно стал видеть ее чаще, но почти всегда она была с сопровождением. Он почтительно кланялся ей при встрече, на что она слабо кивала головой и, совсем не глядя на него, тенью проскальзывала мимо. Они так и не говорили с тех пор, как девушка сказала, что скоро будет принадлежать другому, и дело было даже не в том, что не было подходящего момента. Дело было в Хоши. Это она испуганной ланью пыталась сбежать в соседнее помещение, едва в дверях появлялся Асаха.
Юношу странное поведение девушки не обижало, а, скорее, наоборот, обнадеживало. Оно означало, что ей не все равно. Он кожей чувствовал ее волнение, когда они по случайности оказывались рядом. Иногда ловил ее взгляд: кроткий, осторожный, изучающий. Асахе нравилось, как на ее бледной аристократичной коже вспыхивал румянец смущения, когда он замечал ее любопытство.
«Не верю, что это невинное дитя отдают в жены тронувшегося умом вояке» — с негодованием думал юноша. В том, что у Рё не все в порядке с головой, он даже не сомневался. Не проходило и дня, чтобы он не ударил кого-нибудь из подчиненных, и Асаха с омерзением представлял его рядом с Хоши.
«Хоши, ты сошла с ума! Что ты делаешь?!» — ревел от безысходности здравый смысл, но девушка его проигнорировала, приняв из рук служанки-подростка очередную охапку покрывал.
— Но госпожа! Их уже шесть! Зачем вам столько? — изумленно спросила девочка.
Хоши смерила взглядом собравшийся ворох и с удовлетворением заметила, что этого для ее задумки должно хватить.
— Юи, по ночам здесь очень холодные полы, а еще сильно дует с оконных ставней. Боюсь, что если их не подоткнуть, я простыну, — девушка демонстративно кашлянула в ладонь для убедительности. Глаза служанки в удивлении расширились:
— Госпоже нельзя болеть! Давайте я вам помогу! — сказала девочка и уж было кинулась разгребать образовавшуюся кучу.
— О нет, нет! — быстро, почти испуганно, проговорила девушка и мягко остановила ее, ухватив за плечо. — Ты сегодня выглядишь уставшей. Иди спать, я сама, — добавила она уже спокойнее.
Юи с недоверием посмотрела на аристократку, и та добродушно улыбнулась. «Ну же, давай, давай, беги» — мысленно подгоняла ее Хоши.
Новая служанка была настолько ей очарована, что ходила за ней хвостиком. И это по началу радовало Хоши, потому что ее присутствие сдерживало Рё, и он почти не позволял себе лишнего. Но, в конечном итоге, девушка уставала от столь пристального внимания, и девочка превратилась из защитницы в робкого надзирателя.
— Как скажете, госпожа, — поклонилась Юи и, нерешительно оглянувшись в дверях, покинула покои госпожи.
Девушка с облегчением выдохнула. Ей повезло, что служанка не осталась ночевать с ней. Такое происходило в последнее время все чаще и чаще.
Когда голоса во дворце стихли, она устроилась поудобнее рядом с кучей заветных покрывал и почти в полной темноте принялась поочередно связывать их друг с другом крепкими узлами. Руки ее тряслись от волнения, сердце колотилось в бешенном ритме, а к щекам приливал лихорадочный румянец… «Три тысячи богов, что я делаю…» — прошептала Хоши, прервавшись. Она тяжелым взглядом смерила проделанную работу и горящие, не привыкшие в физическому труду, ладони. Затем, словно очнувшись от дурного сна, девушка помотала головой, и решительно стянула покрепче последний узел.
Достав из-под подушки невзрачное серое кимоно, которое ей чудом удалось незаметно забрать у одной из придворных, она придирчиво разгладила его настолько, насколько это было возможно, и переоделась. Она медленно расплела замысловатую прическу, аккуратно сложив в шкатулку серебряные заколки. Темные локоны легкими волнами легли на плечи. Окинув себя взглядом, Хоши выдохнула: аристократку в ней выдавала лишь излишне светлая кожа.
Решительно схватив один конец импровизированной веревки, Хоши как можно крепче привязала ее к ближайшей колонне. Второй конец она выбросила в окно и, посмотрев вниз, с удовлетворением обнаружила, что до самой земли не хватает совсем немного.
Предварительно заготовленный небольшой узелок с вещами был аккуратно перекинут через плечо, что означало конец сборов. Осмотрев свои покои, она тяжело вздохнула. «Все может закончиться очень плохо» — не без замирания сердца попыталась девушка отговорить себя от дурной затеи… Не получилось.
Побег из окна оказался гораздо труднее, чем Хоши предполагала. Она с ужасом поняла, что и руки ее слишком слабые, и при малейшем взгляде вниз кружится голова, но отступать было поздно. Осторожно опираясь ногами о стену и крепко стиснув «веревку» в руках, Хоши спускалась медленно, но уверенно до того самого момента, как выяснилось, что она недостаточно крепко затянула узел на колонне. Когда до земли оставалось чуть больше четырех метров, веревка соскочила, и девушка, пискнув от неожиданности, рухнула вниз.
«Три тысячи богов…» — прошипела она, поднимаясь с земли и потерла саднящий от удара копчик. Отряхнувшись и поправив узел на плече, она с досадой осознала, что на левую ногу чертовски больно ступать. Сделала шаг и зажмурилась от боли: похоже, что падение прошло неуспешно. Прихрамывая, она направилась вглубь сада, чтобы перелезть через каменную стену на другом его конце. Было бы безумием пытаться выбраться через главные ворота, и Хоши это отлично знала.
