Она постаралась абстрагироваться от образа маленького непоседливого херувима, вечно мельтешившего у ног Эдда и оценивающе присмотреться к Даниэлю. Конечно же, он был красив. Не будь он сыном друга Лили бы не побрезговала соблазниться этим смазливым личиком. В противовес внешности шел тяжелый характер, который достался ему от мамаши.

При воспоминании о ней у Лили даже зубы свело. Расчетливая, изворотливая, лживая дрянь. Именно так она сказала Эду, после того как он с восторженным лицом представил ей невесту. Не поверил. Поначалу…

Лара — манипуляторша, лицедейка и просто безумная женщина. Чистокровная демоница. Идеальная родословная, хорошее приданное и высшая степень дара. Идеальная партия даже для главы их клана, но… по иронии судьбы истинная пара оборотню. Она была умна, амбициозна и прекрасно понимала, насколько унизительно для ее семьи породнится с оборотнями. Но кровная привязка не дает право на выбор. И вот разъяренная, разрешительная и неудержимая Лара кидается из крайности в крайность, связанная по рукам и ногам узами ненавистного брака. Меняет любовников как перчатки, без разбору. Пьет их эмоции, превращая несчастных в своих вечных рабов. И бесится от того, что все это не дает ей и капли тех ощущений, что один взгляд Карлайла. Любил ли ее Эд? Безумно… Только он знал, какая она настоящая и все равно любил.

О том, что на самом деле произошло в ту роковую ночь, когда умерла Лара, знал только сам Карлайл. Остальное было домыслами и предположениями следствия, которое хоть и велось после произошедшего, но было быстро прикрыто в интересах рода.

Именно и опираясь на эти самые догадки, повзрослевший Даниэль выстроил у себя в голове некую логическую цепочку, обвинив во всем отца. И поскольку последний предпочитал со всем соглашаться, нежели рассказать свою версию, то результат — полное непонимание и разлад в отношениях, что в разы усложнило существование обоих.

В итоге: из Даниэля получился властный, цепкий, уверенный в себе глава с паршивым мамашиным нравом в довесок к ментальным способностям чистокровного демона. Полукровка. Крайне редкое явление. Обычно в случае таких мезальянсов рождались сильные практически неуязвимые оборотни. На что собственно и рассчитывал клан. Так и вышло. Почти.

С одной стороны, Лили предполагала, что из-за дестабилизации демонической сущности зверь мог выйти из-под контроля и сотворить столь страшные зверства. Толчком могла послужить смерть Грейси Грин, которую, по слухам, Карлайл младший любил. Но с другой — ведьма не могла поверить, что этот хитрый изворотливый засранец мог так запросто себя подставить.

Из раздумий Лили вырвал глухой стук двери о стену, словно ее хотели не открыть, а как минимум сорвать с петель.

Ведьма лениво полуобернулась и с удивлением уставилась на Эмму Браун, которая явно пребывала в ярости.

— И как это понимать? — зло прошипела начальница и сунула ведьме под нос ее запрос об эксгумации.

— Что? — совершенно искренне не поняла Лили.

— Почему не согласованно со мной? Кто дал тебе право разбрасываться запросами направо и налево без моего ведома?

Чего-чего, а внезапно интереса у Эммы к работе Лили не ожидала. Пожалуй, стоит отметить сей день красным в календаре. Воистину великое событие.

— Вы раньше не согласовывали, — невозмутимо ответила она.

— А теперь согласовываю! — рявкнула Браун, сверкая глазами не хуже разъяренной кошки. Собственно кошкой она и была. — Все! Все, что касается дела Майри, должно быть одобрено мной. Любая мелочь.

— Хорошо, — спокойно согласилась Лили, продолжая недоумевать, какой вампир с утра пораньше укусил Эмму.

Блондинка в последний раз обвела взглядом кабинет ведьмы. Чуть задержалась на стене с фотографиями и, небрежно бросив запрос на стол, удалилась, хлопнув дверью так, что вздрогнула даже люстра на потолке.

Лили подошла к столу и внимательно прочитала документ. К заявлению была приложена копия разрешения на проведение дополнительной экспертизы и согласие родственников.

— Отлично! — довольно воскликнула она и поманила пальцем плащик, — Если поторопимся — успеем сегодня откапать.

Болезнь не отпускала еще два дня. Это были два дня высокой температуры, бесконечных метаний по влажной от пота постели и причитаний миссис Грин, которая, похоже, слишком близко восприняла к сердцу последние события.

Наутро третьего дня Томка проснулась с твердым намерением выбраться из кокона одеял и хотя бы сходить в душ. Чувствовала она себя заметно лучше. Осталась только легкая слабость в теле, но она быстро пройдет после плотного завтрака и бодрящего кофе.

Девушка встала, с наслаждением потянулась и ту же замерла, услышав негромкий стук в дверь.

— Тома, — это был Серебряков.

Она накинула халат поверх пижамы и открыла дверь.

— Доброе утро, — мягко улыбнулась парню.

Ромка скользнул взглядом по растрепанной, неумытой Тамаре и улыбнулся в ответ.

— Как самочувствие?

— Спасибо. Уже лучше.

Участие Серебрякова отчего-то настораживает и заставляет выискивать причину такой внезапной заботы.

— Я волновался за тебя.

чуть не фыркнула в ответ, но сдержалась в последний момент и кивнула, молчаливо принимая робкий намек на особое внимание с его стороны.

— Это тебе, — он протянул какие-то документы, — Конспекты тех лекций, что ты пропустила.

Ели бы в этот момент за окном пролетела комета, Томка удивилась гораздо меньше. В полнейшей растерянности она приняла из его рук распечатки и сдавленно поблагодарила.

Ромкин взгляд обжег ее лицо, губы и, переместившись ниже, внезапно помрачнел. Рот сжался в тонкую линию, а его хозяин выдавил сухое:

— До вечера, — и поспешил ретироваться.

На лестнице столкнулся с Олькой, которую неосторожно толкнул плечом так, что та рассерженной кошкой зашипела ему вслед:

— Поосторожнее! Ты тут не один по дому перемещаешься.

Подруга перевела взгляд на стоявшую в дверях Томку и поинтересовалась:

— Чего это с ним?

Девушка в ответ пожала плечами:

— Не знаю. Конспекты принес. Вот, — она продемонстрировала распечатки.

Рыженькая бросила на Томку недоверчивый взгляд и не сдержала смешка.

— Поклонничек, мать его…, - зашла, плотно прикрыла за собой дверь и спросила, — Том, ты в зеркало, когда в последний раз смотрелась?

Та в испуге схватилась за волосы, потом за лицо, чем вызвала смех у подруги и, молнией метнувшись в ванну, застыла напротив своего отражения. Выглядела она как обычно. Разве что лицо чуть осунулось из-за болезни. Кожа слегка побледнела, и от этого засос на шее выглядел черным и безобразным.

— Кажется, я уже начинаю догадываться с кем ты была, когда мы с ребятами весь колледж перерывали, — отражение подруги появилось в зеркале и глаза ее смотрели с немым упреком.

— Оль, прости, пожалуйста.

— Могла бы хоть предупредить, — голос Оли слегка задрожал от обиды, — Так не делается, Том. Может, наконец, расскажешь, где пропадала?

Оправдания готовы сорваться с губ, но что-то удерживает ее от этого. Рассказать. Что? А самое главное зачем? Даже если Олька ей поверит, зачем втягивать во все это подругу. Что это изменит?

— Нет. Не расскажу.

Эти слова стали для Оли полнейшей неожиданностью. И она ведомая упрямым характером попыталась надавить на подругу. О чем тут же пожалела, услышав холодное:

— Что ты прицепилась ко мне? Заняться больше нечем? Или я должна тебе отчитываться о каждом шаге?

— Я за тебя волнуюсь, — возразила Олька.

Тамара повернулась к подруге и та чуть не шарахнулась от непонятно откуда взявшегося гнева, что полыхал на дне серых глаз.

— О себе лучше беспокойся, а от меня отстань!

Оля смотрела на подругу и в этот момент с трудом узнавала Тамару Остроухову. Все эти обидные слова будто говорила не она, а кто-то другой.

— Том, послушай…

— Я сказала — отвали! Что непонятного?! — рявкнула она и, демонстративно отвернувшись, пустила воду в душе.