ОТЕЦ. Надеюсь, вы понимаете. Я очень люблю Дору. Не могу допустить, чтобы кто-то причинил ей вред, по любой причине. Вы это понимаете?

ГЕРР К. На вашем месте я бы из-за этого особо не волновался. Девушки должны пройти этот этап своего развития. Вы человек опытный, много чего повидали, поэтому знаете, какие они, женщины.

ОТЕЦ. Да. Знаю.

ГЕРР К. Естественно. Как я понимаю, у нас ничья. У вас потухла сигара? Моя горит. Желаете прикурить? (Они смотрят друг на друга поверх шахматной доски. ГЕРР К. улыбается. Отец – нет). Нравится мне эта игра. Единственная достойная игра в этом мире.

(ДОРА пересекает сцену, направляясь к ФРЕЙДУ, который сидит за столом и курит сигару. Он улыбается. Она хмурится, садится на стул).

ФРЕЙД. Я счастлив. Ты больше не сердишься на меня.

ДОРА. Мне стало скучно. Я решила прийти. Могу уйти еще раз. (Пауза. ФРЕЙД ждет). Вы говорили с моим отцом.

ФРЕЙД. С чего ты так решила?

ДОРА. На днях он пришел домой, ругаясь на вас.

ФРЕЙД. Правда? Похоже, я разозлил вас обоих.

ДОРА. Он вас не убедил?

ФРЕЙД. Откуда у тебя такая уверенность, что в отношениях твоего отца и фрау Клиппштейн есть что-то непристойное?

ДОРА. Это очевидно.

ФРЕЙД. Докажи мне эту очевидность.

ДОРА. Все началось с его болезни, когда она за ним ухаживала.

ФРЕЙД. Почему твоя мать не ухаживала за ним?

ДОРА. Мама ненавидит беспорядок, грязь, суету. Фрау Клиппштейн не столь привередливая. До ее появления, он дозволял ухаживать за ним только мне.

ФРЕЙД. Тогда почему он переключился на фрау Клиппштейн?

ДОРА. Полагаю, захотел добавить в ухаживание интимности.

ФРЕЙД. Есть у тебя доказательства интимности их отношений?

ДОРА. Летом после болезни моего отца наши семьи сняли «люксы» в курортном отеле. Однажды фрау Клиппштейн, которая делила комнату со своей маленькой дочерью, объявила за завтраком…

(ДОРА и ФРАУ КЛИППШТЕЙН сидят за столом, МАРСИ с детьми в спальне, ВОЛЬФ становится официантом).

ФРАУ К. Знаешь, Дора, я думаю, нам нужно внести некоторые изменения в нашу курортную жизнь. Маленькая Гриндль больше не хочет спать со своей мамулей. Разве это ни печально?

ДОРА. Я думала, ей нравится спать с вами.

ФРАУ К. Она, возможно, и говорит, что ей нравится, но я полагаю, ей будет только лучше, если она будет спать без меня. Она уже не младенец. Мы можем устроить ее с Марси.

МАРСИ (поднимает ГРИНДЛЬ в воздух, смеется). У-у-у-у-у! Гриндль может летать.

ФРАУ К. По крайней мере, им будет чем, заняться. Бог свидетель, для няни-гувернантки она проводит с Гриндль не так и много времени. Я не уверена, что она вообще делает, кроме как ест. И это у нее получается. Выглядит такой хрупкой, а наворачивает, как солдат.

(МАРСИ кормит ГРИНДЛЬ, очень заботливо).

ДОРА. Так вы будете спать с вашим мужем?

ФРАУ К. Ну до чего ты глупая. У меня и мыслей таких не было, он очень любит уединение. Я буду спать в пустующей комнате в конце коридора. Это проще всего, правда?

ДОРА. Вы можете спать в моей комнате. Сэкономите деньги.

ФРАУ К. Премного тебе благодарна, дорогая, но я не хочу тебя стеснять.

ДОРА. Вы меня не стесните. Будет весело, как в далеком прошлом, когда я, еще маленькая девочка, жила в вашем доме.

ФРАУ К. Во многом ты по-прежнему маленькая девочка.

ДОРА. Вот и нет.

ФРАУ К. А если ты взрослая, у тебя должна быть своя комната, как и у меня. Смотри, вон идет этот отвратительный официант, который всегда выглядит так, словно только что съел младенца. Что будем на завтрак? Как насчет кальмара?

ДОРА (обращаясь к ФРЕЙДУ). А через день или два мой отец начал намекать, и не так, чтобы тонко, что комната, в которой он живет, его совершенно не устраивает.

ОТЕЦ. Во-первых, там летучие мыши. Они шуршат всю ночь. Да еще такой сильный сквозняк, что у меня льет из носа. А мужчина из соседнего номера с раннего утра упражняется в игре на тубе, и постоянно чихает. Никакого отдыха. Я все больше склоняюсь к тому, чтобы перебраться в свободный номер в конце коридора.

ДОРА. Тот номер и комнату фрау Клиппштейн разделял лишь узкий коридор. Не составляло труда понять, зачем все это делается, но они жаждали друг дружку и думали, что остальные крайне глупы…

(Звучит главная тема вальса «Голубой Дунай», исполняемого оркестром, которому подыгрывает туба. Каждая музыкальная фраза заканчивается громким чиханием. Мы слышим первые тридцать два такта главной темы вальса и наблюдаем за перемещениями персонажей по сцене. Такты 1-4: МАТЬ слышит шум, выходит в коридор и поднимается по лестнице; 5-8:ВОЛЬФ, идущий на свидание с МАРСИ, крадется в темноте к подножию той же лестницы; 9-12: ФРАУ К. по другой лестнице уходит из спальни; 13-16: ГЕРР К. заходит в спальню из коридора; 17-20: МАРСИ поднимается с кровати и по лестнице черного хода спускается вниз в поисках ВОЛЬФА; 21-24: ОТЕЦ заходит в спальню, где в кровати лежит ГЕРР К., кого-то поджидая; 25-26: МАТЬ спускается по лестнице, ВОЛЬФ – поднимается, они сталкиваются и громко кричат; 27-28: ОТЕЦ обнаруживает в кровати ГЕРРА К., оба от изумления громко кричат; 29-30: ГЕРР К., выпрыгнув из кровати, выбегает на лестницу и наталкивается на МАРСИ, оба кричат, ГЕРР К. убегает; 30-32: ОТЕЦ, выбежав из спальни, наталкивается МАРСИ, еще не отошедшую от столкновения с ГЕРРОМ К. оба кричат, под оркестр, громкие звуки тубы и чихание ОТЕЦ теряет равновесие, взмахивает руками, и валится с лестницы вниз. Короткое затемнение, все персонажи оказываются на исходных местах).

ФРЕЙД. И никто не видел во всем этом ничего особенного?

ДОРА. Все это повторялось каждое лето и, в конце концов, я сочла необходимым привлечь внимание матери.

(МАТЬ протирает пыль, напевая себе под нос мелодию «Голубого Дуная»).

МАТЬ. М-м-м… м-м-м-м-м-м… М-м-м-м-м-м… М-М-М-М-М-М-М… ДУТ-ДУТ… ДУТ-ДУТ…

ДОРА. МАМА?

МАТЬ. Не ори, дорогая, от крика твое лицо становится лиловым.

ДОРА. Тебе не тревожит, что отец проводит с фрау Клиппштейн так много времени?

МАТЬ. С чего это должно тревожить меня?

ДОРА. Я спросила его, почему, и он сказал, что я должна быть благодарна за то, что она сделала. Как это понимать?

МАТЬ. Дора, однажды твой отец ушел в лес, в отчаянии от своей болезни, полный решимости свести счеты с жизнью, и фрау Клиппштейн, которая гуляла по лесу, наткнулась на него и убедила изменить принятое решение ради детей. Только благодаря ей твой отец жив.

ДОРА. Ты в это веришь?

МАТЬ. Да, верю. В тот самый день я видела их, выходящих из леса, и твой отец мне все объяснил. Я обняла ее, как сестру.

ДОРА. Мама, ты такая наивная.

МАТЬ. Надеюсь, Дора, став старше, ты что-то узнаешь о жизни и правде.

ДОРА. А зачем? Ты вот не узнала.

МАТЬ. Да, сейчас ты думаешь, что ты – умная, а я – глупая. Став старше, ты, возможно, станешь такой же глупой, как я, и будешь думать, что девушка, которой ты была, еще глупее. Такая она, жизнь. Поверь мне, Дора. Правда – то, с чем ты можешь жить.

ДОРА. Жизнь не такая. Я не хочу, чтобы жизнь была такой. Мама, тебе совершенно не тревожат то, как мы спим в этом отеле?

МАТЬ. Я сплю прекрасно, дорогая? А как спишь ты?

ДОРА. Мне так за тебя стыдно.

МАТЬ. В этом месте и времени, любовь моя, мы сражаемся тем оружием, которое у нас есть. Или нам удается этому научиться, или мы умираем. Конечно, мы все равно умираем, но, научившись использовать то, что у нас есть, мы умираем более счастливыми. Поэтому, если не хочешь составить компанию дяде Отто в дурдоме, тебе лучше послушать свою мать. (ДОРА не смотрит на нее. В глазах МАТЕРИ жалость к дочери). Ох-х-х-х-х-х. Такая упрямая. Никто этого не любит. Бедная крошка. (Целует ДОРУ в щеку и, напевая себе под нос и вальсируя удаляется, с тряпкой в руке).

ФРЕЙД. Должен признать, звучит это подозрительно.