– Вам повезло, – обращаясь к французу, кисло скривился дон Хосе. – Сеньора сохранила вашу жизнь. Правда вы всё ещё остаётесь моим пленником, а после того, как вы исполните пожелание графини, я подумаю, что с вами делать дальше, – усмехнулся дель Альканис, и барона потащили в трюм галеона.

– Надеюсь, вы сохраните приличия и до свадьбы позволите мне жить отдельно от вас? – строго взглянула Эстель в самодовольное лицо адмирала.

– Не смейте беспокоиться, сеньора, я не пират, – надменно хмыкнул дон. – Тем более я желаю быть уверенным, что сын, которого вы мне подарите, будет от меня, а не от капитана, – зло сощурился дель Альканис, и женщину охватило чувство протеста. Ей совсем не хотелось рожать своему мучителю наследника. – Вас разместят в гостевой каюте, – уточнил адмирал, и пленницу вместе с ребёнком увели.

Оставшись наедине с сыном, Эстель обняла его и, задумавшись, горько вздохнула. Мальчик, печально взглянув на мать, спросил:

– Этот противный дядька собирается жениться на тебе? А как же папа?

Мать закусила губу, и по её щекам всё же потекли слёзы.

– Так надо, мой хороший, – проговорила она. – Вскоре нам предстоит расстаться. Пойми, я делаю это только ради тебя. Я всегда любила и люблю только твоего папу и никогда его не забуду, – печально взглянула Эстель в глаза сына. – А ты постарайся не забыть, кто ты. Позже я постараюсь найти тебя, чего бы мне это ни стоило. Обещаю… – прошептала мать, утирая слёзы, крепко обняла ребёнка.

– Мама, не плачь, – успокаивал Тэо. – Я ничего не забуду. Я всё понимаю. Он хочет убить меня, – проговорил малыш, и Эстель, ещё крепче прижав его к себе, зажмурила глаза. – Ничего, я вырасту и освобожу тебя! – горячо заверил мальчик, и мать, всё-таки разрыдавшись, покрыла голову сына поцелуями.

Дождь лил целый день и закончился ближе к вечеру. Солнце уже спустилось к горизонту, когда сеньор Альканис вновь вышел на палубу. Любуясь закатом, адмирал решил отложить казнь до утра и вызвал к себе барона дель Сильво. Находясь в хорошем расположении духа, дон Хосе заявил:

– Капитан, пожалуй, я не стану дожидаться завтрашнего дня. Боюсь опоздать на встречу с губернатором Пуэрто- Бельо, – пояснил он и, ещё раз взглянув на тускнеющее небо, уверенно добавил: – Кроме того, там готовится к отправке серебряный флот, а потому я отправляюсь сегодня же. А вы, дель Сильво, перевешаете пиратов и отправитесь в Сантьяго-де-Куба. Кроме того, хочу, чтобы при входе в порт реи «Благого Вестника» и нашего трофея украшали эти разбойники, – кивнул адмирал в сторону покорно поникшего фрегата. – Пусть люди увидят, что ждёт тех, кто посмеет покуситься на интересы испанской короны, и тогда все поймут, что преступника неизбежно настигнет суровая кара.

– Простите, адмирал, но я капитан, а не палач, – холодно возразил дель Сильво. – Тем более трупы на реях не способствуют управлению парусником. А потому я не стану вешать моряков, какими бы преступниками они, по вашему мнению, не были. Ищите для этого дела другого человека, – твёрдо взглянул он в глаза адмирала.

– Вы всегда были чистоплюем, дель Сильво, – поморщился дель Альканис, но вынужденный смириться с решением капитана, задумался, кому бы поручить это щекотливое дело.

На столь непривлекательную роль охотно согласился барон де Бергани. Предателю не хотелось оставлять в живых свидетелей собственной подлости, и, понимая, что после его злодеяний, ему закрыта дорога не только на Тортугу, но и во Францию, он старательно выслуживался перед высокопоставленным сеньором, рассчитывая перейти на службу испанской короне. И теперь Эмиль чувствовал себя победителем. Адмирал передал под его начало «Поцелуй Фортуны», и барон, примеривая на себя роль капитана, уже строил планы.

Когда галеон дель Альканиса вышел из бухты, де Бергани вернулся в шикарную каюту графа де Дюрана, воссозданную с прежнего «Поцелуя Фортуны». Утром Эмиля ожидала нелёгкая работёнка, но его не донимали муки совести. Нравственное самосознание аристократа заглушала сумма, указанная на банковском векселе, выданным адмиралом. Жалкий клочок бумаги оказался весомей цены человеческих жизней, и, приятно согревая карман и алчную душу барона, заставлял его торжествовать.

Самодовольно развалившись в кресле, де Бергани через открытое окно следил за силуэтом корабля, растворяющегося на просторах засыпающего моря. Потягивая вино, Эмиль размышлял о грядущем страшном развлечении и, любуясь игрой жидкости в бокале, зло прищурился. Вино цветом напоминало спёкшуюся кровь, но барон, хладнокровно усмехнувшись, одним залпом выпил его до дна. Сердце человека ни на секунду не дрогнуло.

Прислушиваясь к растекающемуся по телу хмельному теплу, де Бергани, упиваясь полученной безграничной властью, рисовал себе картины дальнейшей безбедной жизни. А в это время в гостевой каюте адмиральского галеона графиня де Дюран несчастными глазами провожала остров, ставший для её мужа роковым. С тоской взглянув на мирно сопящего сына, Эстель тяжело вздохнула и в ожидании нового дня пристроилась рядом с мальчиком. Но гнетущие мысли о своей горькой судьбе долго не позволяли ей уснуть, а главное – душу сеньоры терзала тревога о туманном будущем маленького виконта.

Несколько дней пути отделяло сеньору де Дюран от Пуэрто-Бельо. Душа Эстель всё ещё отказывалась верить, что она больше никогда не увидит любимого мужчину, ей не хотелось мириться с подобной мыслью, хотя разум убеждал её в обратном. Во время плаванья адмирал не досаждал пленнице своим присутствием, надеясь, что женщина успокоится и смирится с положением вдовы, а потому у Эстель было достаточно времени подумать, как ей быть дальше.

Когда показались очертания земли, сердце сеньоры взволнованно задрожало, а вскоре она смогла спуститься на знакомый берег. Совсем не так представляла Эстель свою встречу с родным городом. Отправляясь в путешествие, Эстель мечтала показать сыну место, где провела своё детство, и вот спустя семь лет она переступила порог знакомого дома. Уезжая отсюда, полная девичьих фантазий, сеньорита дель Маркос думала, что никогда больше не вернётся в испанскую колонию, но теперь она вновь оказалась в старом особняке. Оглядевшись, графиня заметила его преображение. Сеньор дель Альканис обставил дом соответственно собственному вкусу, наполнив обстановку изысканными картинами и скульптурами, а также дорогими безделушками. Но всё это не радовало Эстель.

– Мама, ты раньше здесь жила? – любопытно глазея по сторонам, спросил Тэо.

– Да, мой милый, – вздохнула она.

Крепко удерживая ручонку сынишки, сеньора зашла в свою бывшую комнату. Здесь тоже всё изменилось: из девичьей спальни сделали гостевые апартаменты, и от детской обстановки не осталось и следа. Пока сеньор Альканис подбирал монастырь, в который он намеревался отправить мальчика, и договаривался с настоятелем, Тэо разрешили пожить в комнате матери. Не переставая тревожно ожидать разлуки с сыном, Эстель радовалась каждой минуте, проведённой с ребёнком.

Лишь вернувшись в Пуэрто-Бельо, сеньор Альканис поспешил наведаться в дом губернатора. Адмиралу не терпелось похвастаться своим триумфом и сообщить о захвате пиратского судна. Сеньор Дельгато радушно встретил именитого приятеля и от души поздравил его с блистательной победой. Пригласив адмирала отобедать, хозяин провёл гостя в столовую, и, расположившись за столом, господа вели беседу. Обсудив детали похода, сеньор Дельгато перешёл на другую волнующую его тему:

– Дон Хосе, до меня дошли любопытные слухи, – игриво взглянул на гостя губернатор. – Говорят, в вашем доме поселилась женщина, как две капли похожая на сеньориту с портрета. Того самого, с которым вы не расставались всё последнее время. Это правда?

– Насколько быстро разлетаются сплетни, – хмыкнул адмирал. – Не успела женщина переступить порог моего скромного жилища, а об этом уже судачит весь город, – поджал губы Альканис и, немного подумав, сообщил: – Совсем скоро я собираюсь в честь моей победы провести приём. Вот там я и намерен познакомить общество с моей будущей женой, – самодовольно сообщил сеньор.