– Эй, мерзавец! Я всего на несколько лет старше тебя. Но, спасибо, я думаю. – Джон поднимает воображаемый бокал и улыбается ему. – Ты и сам не так уж плох.

Шерлоку хочется слизнуть воображаемые капли вина с губ.

Ты так думаешь? Он тоже хочет спросить, но не делает этого. Вместо этого он пытается отогнать все ужасно уязвимые мысли, которые внезапно наводняют коридоры его разума, а также голодные, которые шепчут ему на ухо смелые идеи. Неужели Джон не понимает, как кокетливо он звучит и как мягко выглядит, стоя там в обрамлении приглушённых цветов ночи, что делает почти невозможным для Шерлока вспомнить своё решение? Он никогда не сможет забыть этого человека, но он должен, по крайней мере, быть в состоянии отпустить более нежные мысли, связанные с ним, ради благополучия их обоих.

– Я думаю, что лучше прекратить пить на ночь, Джон, – говорит он, игнорируя полу-комплимент.

Джон в замешательстве смотрит на свою пустую руку, пока не понимает шутку и застенчивая улыбка не появляется на его лице. – Ты прав. Да. – Он делает вид, что ставит несуществующий стакан на кухонный стол, и при этом умудряется сбить несколько листков бумаги на пол. Ни один из них не бросается их поднимать; они, вероятно, останутся там, пока Шерлоку не понадобятся эти конкретные записи или беспорядок в квартире не начнёт слишком сильно беспокоить Джона, что ещё не произошло. Или, что более вероятно, миссис Хадсон, заглянув к ним в один из этих дней, отругает их и очистит пол. Шерлок делает мысленную пометку поблагодарить её в следующий раз.

Веки Джона опускаются. Кажется, он вполне доволен тем, что получил ответы на свои вопросы, хотя его колени угрожающе подогнулись. Он испускает огромный зевок, и, ох, каким слабым Шерлок себя чувствует. С преувеличенным вздохом он встаёт с кресла и кладёт руку на плечо Джона, не давая ему упасть в кресло и тут же заснуть.

– Спальня, – командует он, понимая двойной смысл сказанного секундой позже.

Джон, однако, просто благодарно наклоняется в сторону его прикосновения, и его щека касается руки Шерлока. – М-м-м… ты сказал «довольно симпатичный»? Надо это запомнить. До… э-э-э… утра. Я могу это описать. Блог.

– О, скорее всего, ты всё вспомнишь.

– Это очень мило. Я хочу это запомнить.

– Не могу себе представить, почему. Кстати, у тебя будет болеть голова.

Джон поднимает палец, чтобы заставить его замолчать, и делает пару шагов к лестнице, не совсем воплощение грациозности, но достаточно уверенно.

Шерлок невольно чувствует, как уголки его рта подёргиваются.

– На самом деле, – признаётся он, – ты очень красив, Джон. А теперь иди спать.

Если Джон и замечает это в своей сонной дымке, то никак не реагирует. И это, наверное, к лучшему, не так ли, гораздо меньше хлопот по утрам, меньше неловких слов, висящих между ними.

Шерлок отпускает плечо Джона, которое всё ещё сжимает, и смотрит, как тот поднимается по лестнице; его движения мучительно медленные, но решительные теперь, когда он выполняет приказ. Немного сентиментальности охватывает Шерлока при виде этого, и он старается не обращать внимания на боль, которая приходит с ней.

Снаружи вид меняется, мерцая между ясным ночным небом цвета индиго и бордовым, почти скрытым от глаз падающим снегом, как сломанный телевизор.

***

Они не говорят о той ночи, и Джон не пишет об этом, хотя Шерлок уверен, что он помнит большую часть разговора.

Достаточно одной небрежно обёрнутой простыни вокруг тела Шерлока, чтобы всё изменить, и уж точно не к лучшему. Отсутствие интересных дел в марте делает его скучным и ленивым, и в некоторые дни он вообще не беспокоится о том, чтобы одеться; вместо этого он ходит в простыне. Он всегда тщательно скрывает проклятие, но, как и все секреты, оно находит способ стать известным. Однажды вечером Шерлок проходит мимо ванной, и простыня цепляется за ручку двери, что заставляет её упасть с левого плеча, а Джон выбирает именно этот момент, чтобы войти в то же самое пространство.

– О, привет, – говорит он и оглядывается. – У тебя есть татуировка?

– Что? Нет! – Шерлоку удаётся освободить простыню от ручки и скрыть проклятие от посторонних глаз.

– Тогда что же это было?

– Ничего.

– Это не пустяки, я сам видел. Да ладно, ты можешь признаться, если у тебя есть татуировка.

Шерлок закатывает глаза. – Пожалуйста. Можно подумать, я её сделал.

– Тогда в чём же дело? Дай мне посмотреть.

– Нет.

– Шерлок, дай мне посмотреть. Если в этом действительно ничего такого, ты можешь показать мне, не так ли? – Джон подходит ближе и протягивает к нему руку, нахмурив брови. Всегда озабоченный врач.

– Оставь это, Джон. – Шерлок стискивает зубы, когда его пальцы пытаются поймать приближающуюся руку, но Джон хватает простыню и отодвигает её в сторону, чтобы обнажить проклятие. Теперь кажется, что Шерлок прижимает ладонь Джона к своему сердцу, и он быстро опускает руку и смиряется с тем, что стоит очень тихо, пока тот изучает чёрные линии. Его лёгкое дыхание щекочет кожу Шерлока, и он слегка вздрагивает.

– Холодно, – комментирует Джон. Его пальцы останавливаются, когда Шерлок издаёт слабый вздох. – Тебе больно?

Словно услышав неуверенный вопрос, проклятие посылает волну боли вдоль его торса.

Шерлок с трудом сглатывает и говорит:

– Да, могу сказать, что это так.

Он пожимает плечами, и простыня решает упасть и с другого его плеча. Джон, кажется, наконец осознаёт интимность ситуации; его губы приоткрываются, плечи слегка напрягаются, а взгляд скользит вверх, чтобы встретиться с взглядом Шерлока, а затем быстро опускается вниз, будто то, что он там видит, слишком откровенно. Прочистив горло, Джон продолжает изучать шипы; его прикосновение стало невероятно лёгким.

– Я никогда не видел ничего подобного. Серьёзно, Шерлок, в чём дело?

Шерлок вздыхает; выхода из ситуации нет. Надо было просто соврать, что это татуировка. – Это проклятие.

На лице Джона за несколько секунд меняется множество эмоций. Шерлок должен дать ему понять, что он принимает правду очень быстро; только крошечная часть недоверия ускользает от него. Возможно, их жизнь уже настолько причудлива, что проклятие – это просто новая загадка, которую нужно разгадать. К сожалению, Шерлок уже разгадал тайну, и это решение одновременно разочаровывает и неприятно в высшей степени.

– Ты хочешь сказать, что кто-то проклял тебя? Кто? Почему?

– Не кто-то. Что-то.

– Что?

– Я точно не знаю, – лжёт он, – но я должен был что-то сделать, чтобы это появилось. – Действительно, и он делает то же самое в этот самый момент, впуская Джона, позволяя ему видеть, слышать и чувствовать.

Джон смотрит на него тяжёлым, напряжённым взглядом, и его ноздри раздуваются от гневного сопения. – Да, что бы это ни было, это нечестно.

– Возможно, и нет, – говорит Шерлок. – Но мне следовало быть осторожнее.

– Откуда ты мог знать?

Он молчит и изучает стену, плотно сжав губы. Джон выглядит задумчивым, и через некоторое время убирает руку, позволяя Шерлоку лучше обернуть простыню вокруг своего тела и скрыть теперь пульсирующие ветви от взгляда.

– Ты не нашёл никакой помощи в интернете? – спрашивает Джон, когда последний кусочек обнажённой кожи оказывается в безопасности за тканью.

Шерлок качает головой. – Разрушение проклятий – не совсем точная наука. Большинство сайтов, которые я нашёл, были полным мусором.

Он не упоминает о защитной кукле, спрятанной под кроватью, в комплекте с тёмными кудрями и длинным пальто.

– Верно, – говорит Джон. – К сожалению, я ничем не смогу помочь.

– Всё нормально. Я в порядке.

– В порядке? Нет, это не так. Ты проклят, ради Бога!

– Я был таким последние двенадцать лет, Джон, и думаю, что смогу постоять за себя.

Даже когда он говорит, ледяные клыки покусывают его кожу, становясь всё более голодными с каждой минутой.

– Нет, нет, чёрт возьми, ты не можешь, ты слишком мало спишь, ты почти ничего не ешь… Шерлок? Ты в порядке?