- Кирие, я надеюсь, что ты не в этом смысле, - заявил он уже из угла, потом вспомнил расправу над Цербером и бодро закончил: - Ты хотя бы дашь мне пару часов форы?

Я в ответ хмыкнула и достала из сумки основательно забытый мною флакон. Полученный от Гермия, с мутной взвесью.

- Голос оракула, вроде как, - доложила я общественности. – Поскольку твоего быстрого перехода в новую религию упорно не наблюдается – предлагаю открыть и послушать.

- А, собственно, почему ты раньше… - начал порядком удивлённый Клим.

- Память девичья, - отрезала я в ответ. Нет, в самом деле, не рассказывать же ему, что встреча с богом подземки, пускающим камешки по волнам Ладоги, слегка выбила меня из колеи. Как и все последующее, включая злобных мопсиков (теперь уже – злобных пнутых мопсиков).

- Ачивки, - вмешался наставительный Алик, - нужно юзать сразу.

На него я цыкнула. Потом протянула флакон Климу, но с усмешкой покачал пальцем – мол, но-но, не надобно нам ничего античного. И вообще, решение на мне, вроде как на хранителе бывшего царя подземного мира.

- Ладно, - сказала я сурово. – Алик, ежели оттуда чего не то вылезет – контролируй и…

Что должен был делать Алик в том случае, если бы из флакона выплыл какой-нибудь античный джинн – я не стала уточнять. Наверное, совершить абстрактно-непонятное геройство.

Крышка оказалась пригнанной плотно и залитой какой-то ароматной смолой, так что мне пришлось над нею попотеть.

Само собой разумеется, что из флакона все вылезло не то и не так.

Голоса не было. Была туманная дымка, из которой проступали неспешные символы.

Змея свилась в кольцо, кусает собственный хвост, вырастает из дымки алтарь… на алтарь брызжет серебристая жидкость, превращается в кровь, алтарь обращается в прах… раскатываются гранатовые зерна, пачкая землю алым соком.

После блеснули запоздалым осенним золотом волосы, и раздался мерный голос. Он нараспев произнес одну лишь непонятную фразу, просительно, надрывно, тихо. Но, судя по дернувшемуся лицу Клима, эта фраза ударила в него молнией.

Потом все смолкло, только качался гранат на столике. Тот самый гранат, который мы пока так и не придумали, куда пристроить.

Клим смотрел на него неподвижным, тяжелым взглядом. Я смотрела на Клима. И чувствовала себя Иванушкой-дурачком, который только что спалил лягушиную шкурку.

- Это разве оракул был? – проявил некоторое понимание ситуации Алик.

Клим (Аид?) пожал плечами так, будто его это мало интересовало. Поправил шторку на окне, подошел из угла.

- Вроде как, - ответил он с подобием спокойствия. – Тень прорицания мертвого предсказателя. О том, что я смогу отречься от бессмертия. На том же месте, где вышел за пределы.

- А не мог соврать? – продолжил Алик.

- Да вообще-то, мертвые в этом деле ограничены. Думаю, мне придется вернуться на родину, кирие. Если мы, конечно, хотим, чтобы все это закончилось.

- Да неужели, - сказала я и вперилась в собеседника подозрительным взглядом.

Он посмотрел мне в глаза своими – древними, чуть прищуренными, тем взглядом, который не прочитать.

- Не могу сказать, что меня самого это радует: все же там… больше искушения. Больше… памяти. Но с самого начала ясно было, что иначе не…

- А как это сделать? – перебила я. – Ну, как тебе отречься?

Он потер подбородок и поежился.

- Думаю, что есть один обряд, - пробормотал, - Сложный и древний, но есть, вот только к нему нельзя приступать, не будучи готовым окончательно…

- А ты, стало быть, готов?!

- Нет, - честно ответили мне, - но ведь если на нас напустят еще кого-то – будет только хуже! И в конце концов, в Греции же столько православных храмов…

Как я не закатила глаза – не знаю, наверное, чудом.

- А это, - подал голос Алик, - ты это… как ты туда, до Греции-то? Вроде как скастуешь портальное заклинание? Материализуешь крылья? Или призовешь мощь некромагии? Или…

- Ну, для начала куплю билеты, - отозвался Клим и почесал нос. – Что?! Виза у меня в паспорте есть – поддельная, конечно, но пока проходит. Стратий, ты же не ожидал, что я вызову подземную колесницу и буду разъезжать по небу с риском столкнуться с самолетами?!

- Не хотел бы я… это увидеть… - признался Алик, явственно вообразивший себе лошадей, с демоническим ржанием идущих на таран «Боинга». В стиле «камикадзе».

- «Земля, это борт ноль семь, в нас только что врезалась лошадь», - подсуфлировала я мрачно. – Значит так. Я с тобой.

Клим сощурился оценивающе, но потом кивнул с видом «я так и знал». Ну да, кто его еще будет ограждать от неадекватных подземных порождений.

- Значит, нужны будут билеты для тебя, виза для тебя… и помни, кирие, с собой мы берем минимум вещей. Документы, деньги, разговорник…

- Разговорник?! – возмутилась я. – Это же Греция, а ты, предположительно, разговариваешь на всех языках!

- На всех, - уточнил Климушка, - и на древнегреческом. Ну, кто бы мог подумать, что язык так изменится. В общем, мои высказывания там звучат примерно как «О доблестный страж, возглаголь же, где могу я отыскать галеру…»

- Разговорник, - тут же согласилась я и заметила, что гостенек поднялся. – А ты это куда?

- На добычу, - коротко обозначил Клим и слегка подрастерял энтузиазм под моим негодующим взглядом. – Кирие, ты же не хочешь сама оплачивать билеты до Греции?!

- А если твои родственники опять… - начал было Алик, но Клим только подмигнул ему с тем самым лукавым видом, который меня неистово бесил.

- Думаю, пока они ничего не предпримут. Могу поспорить, отфутболенный Цербер их озадачил. Я вернусь скоро, кирие, не нужно тревожиться. Авио!*

Он махнул на прощание уже от дверей и исчез, заверив, что провожать его тоже не надо.

Мы посидели молча. Я пыталась собрать мысли и выстроить во что-то стандартно-технарское. Алик, предположительно, паниковал, оставшись со мной наедине.

Однако разговор начал мужественно и даже вроде как четко.

- В общем так, - сказал он и тоже поднялся, - я тебя с этим психом никуда одну не пущу.

Я подняла глаза и посмотрела хмуро. Алик засопел и не сдался.

- Если надо, билеты я куплю сам. У меня еще дедушкино наследство…

- Ревнуешь? – спросила я вяло.

Алик сделал такое движение, будто хотел убежать к любимому компу. Но пресек себя и засопел еще сердитее.

- При чем тут это?

- Ага, конечно, - сказала я уже сердито. – Как может бывший античный бог сравниться с геймерской неотразимостью.

Если бы в Питере все еще рулила Афродита, то она сделала бы сейчас жест «рука-лицо». А ее сынок со стрелами при виде меня попросту суициднул бы.

- Да ну ее в пень, античность вместе с неотразимостью! – зашипел Алик, в отчаянии срывая очки и начиная поедать дужку. – Я же… я же за тебя волнуюсь. Он же непонятно куда тебя затащит со своими недомолвками. Он же соврет – и не увидишь, да и вообще у меня такое ощущение, что он врет постоянно!

- Да, - сказала я и вдруг почувствовала две вещи. Первое – внезапное и глубокое уважение к Алику, из которого постоянные стрелялки таки не вытряхнули умения видеть. Второе – камень в желудке. Тяжелый, покрытый изморозью камень.

Потому что вот она – недостающая деталька в мозаике, которую я пытаюсь выстроить. То, чего не хватало мне после того, как я открыла этот флакон.

Он лгал нам, спокойно и приветливо. Естественно, будто дыша. Не думая о том, что ложь – вообще-то, тоже грех. Глядя в глаза, забалтывая какими-то мелочами о визах, колесницах, разговорниках…

А в это время уже знал, что будет делать. Принял решение в момент, как только…

Я вспомнила голос в конце послания, дрогнувшее лицо Клима, золотистые кудри, похожие на приувядшее золото кленов в октябре.

- Алик, - бедняга подпрыгнул, глядя на мое переменившееся лицо. – Когда он тебе все объяснял… он тебя не спрашивал… про эту? Которая…

Я кивнула на гранат, будто боясь накликать. В голове включился безумный метроном – тик-так, тик-так…